Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ
Языческие боги в последний раз пытаются вернуть себе власть над миром.
Аврора, Нептун, Венера и сам Юпитер терпят неудачу.
Амур тоже возвращается с позором, как видно из истории Таисы и Элинома.
Чтоб быть счастливым, нужно скромно жить,Не домогаясь почестей и славы.Напрасно их так алчете всегда вы:Судьба слепа и может наделитьДарами вас; но иногда, превратна,Свои дары она берет обратно.Неприхотлив, не склонен к мишуре,Всегда мечтал я сельским стать кюре,Жить в хижине уютной, хоть и скромной,И дни свои лениво коротать,А вечерком спокойно попиватьСвое винцо с кухаркой экономной.Тиару, золоченые ключиОставь себе, святой наместник божий,И громы булл, и туфли из парчи,И Ватикан, и фавориток тоже!Но я бы все ж, пожалуй, предпочелГосподствовать, на римский сев престол,И плыть на корабле довольно старом,Что сделался, по воле пап, корсаром,Чем жить в пустыне звездной, меж комет,Быть божеством и ожидать паденья.С престола пасть — ужасно, спору нет,Но пасть с небес? Страшнее нет крушенья,Неправда ли? Но именно таковИ был удел языческих боговТеперь они пытаются — пустое!Вернуть себе владычество былое.
Вот на рассвете солнечный чертогАврора розоперстая открыла(Летят зефиры роем на порог)И спящую природу разбудила.Зардевшись, слезы льет она... Чисты,Росой они слетают на цветы.Но где же толпа, что гимнами встречалаЕе приход? Рассеялся мираж,И, не узнав возлюбленной Кефала,Сквозь зубы люди шепчут «Отче наш».
Нептун своим трезубцем потрясает,Разверзнул хляби грозный океан.Лихая смерть матросам угрожает,Несется, воя, буйный ураган.Раздувши щеки, дуют Аквилоны,Хвостами бьют могучие Тритоны,Сама Фетида с роем НереидНа судно вал за валом громоздит.И бог морей кричит в великом гневе:«Молитесь мне, иль вас я проучу!»Но молятся матросы только Деве,И ей сулят огромную свечу.Она встает, подарку очень рада,И говорит стихиям, покраснев:«Quos ego!»[5] Прочь, с великою досадой.Бегут ветра; волн утихает гнев;Нет ни следа от бушевавшей бури,Корабль плывет спокойно по лазури.
Мир напугать желая, царь боговОт полюса до полюса грохочет.Кой-кто бледнеет, правда, от громовИ торопливо «Верую» бормочет.Однако же спокойствие упрочитКропила взмах и звон колоколов.
О, как была, Венера, ты красиваВ тот день, когда Амура родила!Твои уста, прелестные на диво,То глаз его касались, то чела.В его чертах свои ты узнавала:Он был, как ты, пленителен и милИ слабого младенца ты качала(Вселенную он скоро покорил).Три грации спешили сделать ложеДля малыша из миртов и лилей;Зефиров рой поторопился тожеУмерить жар полуденных лучей.И на губах кудрявого ребенкаЛукавая улыбка расцвела.По ней судить, Киприда, ты моглаО будущем... Играючи, ручонкаКоснулась белой, словно снег, груди.Он дрыгнул пухлой ножкою, гляди!Бессмертные, при вести о рожденье,Полюбоваться вами собралисьУ ложа твоего они сошлисьТолпою в молчаливом восхищеньеИ улыбались сыну твоему.
Но все на свете бренно, о Киприда!Картину эту — горькая обида!Разбили люди, бог весть почему(Кисть Зевксиса ее нарисовала,Мое ж перо лишь робко подражало).Картине поклоняются другой:Вот старый плотник с юною женой;Убогий хлев, несвежая мякина,Кормушка заменяет колыбельКто ж обступил ту жалкую постель,Где спит дитя Марии? Лишь скотина:Мычащий бык, жующий жвачку вол,Ревущий оглушительно осел;Да три волхва, три черных, словно сажаБлагоговейных молчаливых стража,Которых свет звезды туда привел.
Две разные картины эти все жеМежду собой в какой-то мере схожи:Вулкан, Иосиф — хмурые мужьяИграют роль свидетелей, не боле.Они отцами стали поневоле.Сидят в углу, досаду затая
Напрасно пляшет Момус со свирелью:Печален мир, в нем места нет весельюДо смеха ли, когда всех пекло ждет?Куда серьезней стали люди... ЧеткиСменились вдруг на бубны и трещоткиИеремии плач — взамен острот...Разительна такая перемена!Венками роз увитое челоУсыпал прах... Ведь все на свете тленно,До смеха ль тут? Вздыхают тяжело.Взгляните: со святой водой кропилоЖезл Бахусов успешно заменило.Увы, Силен, к чему твои дары?Забыли мы про Комуса пирыИ предпочли румянцу ПресыщеньяУнылый Пост и чахлое Говенье.
Красавицы, отрекшись от утехИ позабыв, что есть на свете смех,Вздыхают безутешно у распятья:Грешны и поцелуи, и объятья.О ласках как ни стосковалась грудьО них теперь и думать позабудь,Перебирай рукой прилежной четки!Пусть градом сыплются удары плеткиНа тело молодое, хоть оноНежнее шелка и белее снега,И благовоньями умащено.К пуховикам уже не манит нега:На голых досках — грубое сукно...Беги, Венера! Как тебе не злиться?Твой пояс заменила власяница...Закон наш строг, ему не прекословь!Три грации, вы изгнаны, бегите!Соперницам счастливым уступите!Их звать: Надежда, Вера и Любовь.
«Как молятся Христу они слезливо!Их племя скудоумно и трусливо.Каков их поп, таков же и приход!Сказал Юпитер. — Без сопротивленья,Благословляя рабство, сей народНадел ярмо, выносит притесненья.И тянется к пощечине щека,И ждет спина покорно тумака...Они тиранов терпят без роптанья,И Константин имеет основаньяХвалить удобства новой веры сей,Вошедшей в моду. Он теперь, злодей,На мягком ложе мирно почивает...Ему кровь сына руки обагряет;Жену свою он в ванне утопил,Зятьев своих обоих удушилИ кинул псам тела на растерзанье,Но совесть не казнит за элодеянья,И сладкий сон глаза его смежил...Тигр этот спит, о мщенье НемезидыНе думая... Его небесный громНе поразил! Летите, Эвмениды,Чтоб исхлестать отступника бичом!»
Он рек, и вот ужасные богини,Вооружась бичами и шипя,Виновного толпою обступя,Готовятся карать за грех гордыни.Над головами змеи сплетены;Зловещие, они озареныКроваво-красным зыблющимся светом,И тени жертв являются при этом.
Но Константин, зевая, им сказал:«Вы опоздали, милые старушки.Меня страшили ваши колотушкиВ былые дни; пребольно бич стегал.В те времена изрядно тяготилиМеня грехи; язычников жрецыИх не хотели отпускать, глупцы,А христиан жрецы мне все простили.Пронырливы, лукавы и умны,С евангельем они мне царство дали.Я принял дар, понятно, без печали.С тех пор угрозы ваши мне смешны».
Вот захотел сыночек КифереиИспробовать на людях страсти яд.На крыльях ветра мчится наугад,Стрелы, из лука пущенной, быстрее.Внезапно он замедлил свой полет:Вот юноша и девушка верхами...«Отлично! — он промолвил, — мне везет!Таиса, ты — как роза меж цветами;Дабы любить, ты рождена на свет:Понравиться легко в шестнадцать лет.Ты, Элином, чувствителен, послушен;К такой красе и ты неравнодушенВ осьмнадцать лет ... Куда же вам спешить?А, понял я! Вы молоды, богаты,Для вас готовы брачные палаты,Но вы Христа решили возлюбитьИ удалиться навсегда от мира,Дабы своей души не погубить(Родители доселе чтут кумира).Бежать в пустыню — это ничего;Но, вздумавши отречься от всего,Вы возомнили, пылкостью влекомы:«Святыми станем быстро и легко мы».Таков ваш план; но у меня есть свой.Одежду ты напялила мужчины,Красавица; для хитрости такой,Наверное, имеются причины.Но тонкий глас тебе природой дан,От визга ты не можешь удержаться:Выскальзывают ножки из стремян...Недолго это будет продолжаться.Посадка не уверенна твоя,И белой ручкой, милая моя,Ты предпочла не за уздечку взяться,А за луку высокую седла...Не думаю, дружок, чтоб ты моглаВ одежде этой усидеть на кляче.Нет, путешествуй как-нибудь иначе!»
Кольнул Амур невидимой стрелойБок скакуна; карьером тот пустился,И на земле внезапно очутился,Слетев с него, наш всадник молодой.Оправившись от первого испуга,Встает Таиса, вознося хвалуЗа то, что так мягка трава, упруга,И что господь не дал свершиться злу.Красавица впадала в заблужденье:Амур один причиной был спасенья,Дабы беду в дальнейшем отвратить,Два путника, подумавши немного,Одно седло решают разделитьИ вновь шажком пускаются в дорогу.Но исподволь свершает КупидонСвой замысел, и на ногах поджилкиУ Буцефала ослабляет он.Споткнулся конь, и без того не пылкий.Споткнулся вновь, усталостью разбит.Таиса (позади она сидела)В небрежности товарища винитИ говорит: «Послушайте, в чем дело?У вас совсем к узде вниманья нет!Попробуйте исполнить мой совет:Давайте, поменяемся местамиТак будет лучше, убедитесь сами!»
Вот пересели; видят — БуцефалТотчас же спотыкаться перестал.Таиса простодушная довольна,Но Элиному за ее спинойНа крупе неудобно, и невольно,Чтоб отыскать опору, наш геройЕе груди касается рукойИ спутницу в объятиях сжимает,И у обоих сердце замирает,Хоть чистота и обитает в нем.Да, нелегко святыми быть вдвоем!Влечет к мечтам такая позитура.И путники, по прихоти Амура,Во власть соблазна сразу же попав,В волненье сладком млели и мечталиИ обо всем на свете забывали.Но крест, глазам нечаянно представ,Их помыслы внезапно очищаетИ набожность в сердца их возвращает.«Наш замысел похвален, Элином,В том спору нет; но мы с дороги сбилисьИ роскошью чрезмерною прельстились.Мне кажется, отшельники верхомНе ездили; об этом я читала.Пешком идти нам более пристало».И продолжают путь они пешком.
Без отдыха идут они с часочек,Утомлены; увидели лесочекИ думают: «Теперь мы отдохнем».Амур хитро расставил им ловушки:Там лег травы заманчивый ковер,Прохлада, тень, и у лесной опушкиРучей, струясь, увеселяет взор.С деревьев там свисают апельсины,И финики там зреют, и маслины,И ананас — сей ароматный плод,И смоквы рдеют, сладкие, как мед.Понравилось, конечно, это местоДвум путникам — ведь их жара гнетет,И Элином, касаясь легким жестомЛба девушки, с него стирает пот.Нарвав плодов, принять в подарок просит;Она ко рту с улыбкой их подноситИ, откусив, ему передает.Затем они с развесистого кленаСрывают лист широкий и зеленый;Его свернув как чашечку, друзьяИм черпают из быстрого ручья,Из этого бокала пьют со смехом...
Лукавый бог обрадован успехомЗамысловатой хитрости своей.Чтоб одержать победу поскорей,Он посылает пару голубей...Ну, кто ж не знает нравов и привычекХорошеньких и томных этих птичек,Их грацию, игру их меж собой,И легкое их крыльев трепетанье,И горлышек их нежное клохтанье?Им подражаем мы наперебой.Что за игра! Она бы страсть вдохнулаИ в статую... Невинная четаНа голубей воркующих взглянула(Амур послал их, видно, неспроста)И вновь забыли оба про Христа...Нечаянно Таиса наклонилась,Нечаянно затем облокотиласьНа друга, чья нескромная рукаНечаянно по прелестям блуждаетИ стройный стан Таисы обнимает,Сперва к нему притронувшись слегка...«Я победил! — крылатый бог решает.Пусть прежде, чем отшельниками стать,Узнают, как им время коротать».
Ошибся он: от церкви близлежащейДонесся вдруг звон колокола к ним,И, словно глас, от бога исходящий,Зажег сердца желанием другим.Забыв про чары, сильные вначале,Спешат они от рощицы подале.Тогда Амур велел, чтоб АквилонГрядою туч завесил небосклон.Ночь близится, и дождик льется... Скверно!Красавица огорчена безмерноИ говорит: «Безжалостны вы к нам,О небеса!» Однако спутник верныйЕе тревогу разделяет самИ делит плащ с Таисой пополам.Скользит она, хоть крепок локоть друга...Тогда ее он на руки беретИ, бережно прижав к груди, несет.Вот перед ними жалкая лачуга...Им говорят: «Найдется лишь однаЗдесь комнатка; годится ль вам она?Ведь в ней одно единственное ложе».Смущения Таиса скрыть не может.«Не бойтесь, — восклицает Элином.Вы ляжете, а мне довольно стула».И страх Таисы как рукой смахнуло.Хоть путники закутались плащом,Но все-таки промокли под дождем;Прилипла к телу мокрая одежда.Снимать ее — поймет любой невеждаПриходится друг другу помогать.Для скромности какое испытанье!Но, сократив немного описанье,Соблазна мы сумеем иэбежать.
Красавица в постель одна ложится,И ждать себя не заставляет сон,А Элином на жесткий стул садится,Но отдыха там не находит он.Ему Амур коварный угрожает...«Ко мне, Борей!» И из полночных странБорей на зов послушно прилетаетИ дует в щели, злобой обуян.На юноше надета лишь рубашка,И вскоре холод члены оковал.Он, весь дрожа, зубами застучал...Послышалось, как он вздыхает тяжко.«Ты нездоров? Да ты озяб, бедняжка!..»Окоченев, безмолствует герой.«Увы, зачем не вместе мы с тобой?Я сном была, беспечная, объята,Ты ж замерзал; я в этом виновата».
И к юноше, вся — нежности порыв,Она спешит, с постели соскочив.Рук ледяных коснувшися сначала,Затем — груди, Таиса прошептала:«Ты жив еще! Ты дышишь, милый друг!Иди сюда! Излечит твой недугТепло моей нагревшейся постели».И вот они легли в одну кровать...На милосердье надо уповать:Красавице не стыдно, в самом деле,Прижалась крепко, словно жар горя.Так некогда еврейка молодаяДелила ложе старого царя,Теплом своим его обогревая.Греха тут нет, но юношу согретьПриятней, как на это ни смотреть.
Лекарство это вылечило живоБолящего, и даже ощутилВнезапно он избыток новых сил...Промолвила Таиса боязливо:«От страха я чуть-чуть не умерла,Но нас рука всевышнего спасла.И в будущем она придаст нам силы.В пустыне жить мы будем до могилыВ двух келейках, воздвигнутых рядком,И садик наш возделаем вдвоем...Ужель меня покинешь ты, мой милый?»«Нет, никогда! — воскликнул Элином.Тебе я — брат, а ты мне будь сестрою!Для нас жить врозь — мучение, не скрою.Быть одному опасно, говорят,И тягостно; не лучше ль во сто кратСпасаться нам в одном и том же месте?Мы дружбою наш освятим приютНежнейшею; святыми нас сочтут,И чудеса творить мы будем вместе;Умрем, и вместе похоронят нас,И вместе в рай мы попадем тотчас!»
Отшельники, возжаждавшие схимы,Из чувства дружбы за руки взялись,Из чувства дружбы крепко обнялись.Вздымались груди, сладостно теснимы...Амур уже готовит им подвох:Уже горит в крови огонь желанья,Уже Таисы робкое дыханьеИ Элинома непорочный вздохСливаются, застигнуты врасплох;Уж поцелуй обжег уста... Но (кстати льДля них, а также для тебя, читатель?)Пропел петух, дремавший до утра.Не больше произвел бы впечатленьяИ гром с небес: раздавшись трижды, пеньеНапомнило апостола Петра,Напомнило тройное отреченье.От крика непоседы-петухаПроснулось в них сознание греха.Покинув ложе, стали на колени,Лоб осенили знаменьем креста;Молитву повторяют их уста:«Спаси нас от бесовских наваждений!»Амур в досаде прочь от них летит,Пожаловаться матери спешит.
Так ловкий вор, покуда тьма ночнаяЕще царит, тихонько лезет в дом,Вооружась отмычкою, тайком.Вот, поглядев с опаскою кругом,Крадется он, на цыпочках ступая.Уже рука нащупала сундук...Но на беду тут раздается звук,Шаги и кашель в комнате соседней:Скупец не спит, и есть слуга в передней.И, не успев на злато кинуть взор,Во все лопатки удирает вор.
Так хитрый волк, в лесной скрываясь чаще,Глядит на двух резвящихся ягнят.Они играют, прыгают, шалят...Следит за ними волка взор горящий.Приблизились... Волк, жадностью объят,Кидается: кусочек больно лаком!Но в тот же миг бежит к нему пастух,Бросает камни, «пиль» кричит собакам.Волк вынужден спасаться во весь духЯгнята мчатся к матери и стаду,А волк в кустарник прячется густойИ, блеянье услышав за рекой,Лишь ляскает зубами, скрыв досаду.
Блюди, пастух, блюди свое добро!Не следует, чтоб скромное пероНескромные картины рисовало:Загрызть ягненка волку не присталоВ моих стихах, сплетаемых хитро.
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ
- Разрыв-трава - София Парнок - Поэзия
- Стихотворения - Семен Надсон - Поэзия
- Я все еще люблю и не теряю веры… Сборник стихов - Юлия Глезер - Поэзия
- Солнечный ход - Дмитрий Барабаш - Поэзия
- Времена года. Стихи - Марина Николаевцева - Поэзия
- Апрельское Затишье и Майская буря - Том Торк - Поэзия / Публицистика
- Проповедь сентября (сборник) - Леонид Фраймович - Поэзия
- Разведенная осень. Как я ее люблю… - Михаил Казаков - Поэзия
- Под лучами солнца золотого. Избранные стихотворения - Олег Сёмкин - Поэзия
- Дождь идет над Сеной - Борис Закович - Поэзия