БОРИС ЗАКОВИЧ. ДОЖДЬ ИДЕТ НАД СЕНОЙ (Париж: Альбатрос, 1984)
Мы шли домой, но вдруг сообразили,Что забрели как будто не туда…Места вокруг страшны и чужды были,А древний путь потерян навсегда.
«Дождь идет над Сеной…»
R.G.
Дождь идет над Сеной,Значит в жизни бреннойГлавное — следыДождевой воды.
Главное — рассказыГородского газаИли же кровать,Где спокойно спать.
Длинный берег Сены,Как стихи Верлена.
Счастье далеко,Все прозрачно бренноНад водою СеныИ совсем легко.
«Дремлет сад, вдали трамвай шумит…»
Р.Ю. Герра
Дремлет сад, вдали трамвай шумитИ как прежде руку наклоняетСерая Диана, и в глаза ейГолубь пролетающий глядит.
Чувствуется вечность… Слава БогуРазмело весеннюю тревогу,Унесло… И темные дома
Нас зовут к негромким разговорам,К чаепитьям перед смертью скорой…Мчатся листья, близится зима.
«Только простые слова…»
Только простые слова,Только совсем пустые…Зимние ночи, НеваИли Париж — пустыня.
Поезд идет окружнойВ дыме под бледной луной.Поговори же со мной,Как говорила весной!
Нет, никогда, никогда.Завтра так рано вставать.Ты для себя угадал,Как хорошо умирать.
1931
«Чего бояться, для чего…»
Чего бояться, для чегоЛожиться спать по вечерамИ не на дальний небосводСмотреть с бульваров по ночам?
Ах «почему» да «почему»,Но я до утра не пойму,Когда веселый, нежный часИ умирает бедный газ.
1931
«Весною хочется поговорить…»
Р.Ю. Герра
Весною хочется поговоритьО чем-то голубом и отдаленном,Уехать за город и позабыть,Что скучно жить, что холодно влюбленным.
И что по разному о небесахВсе эти вежливые разговоры.Пустой душе ведь холодно впотьмах,Душе пустой от расставаний скорых.
От этой вечной тайны голубой…Но так и быть: Господь с тобой.
«Не надо говорить усталому о том…»
С.И. Шаршуну
Не надо говорить усталому о том,Что Бог вознаградит за слезы без ответа.Не лучше ли уснуть, не лучше ли, потомНе видеть никому не нужного рассвета?
……………………………………Я многое узнал, когда пришла зимаИ снег покрыл людей, деревья и дома.
«Свежи в предутреннем тумане…»
Ю. Фельзену
Свежи в предутреннем туманеДеревья, травы и цветы.Когда еще поют цыгане.
В прозрачной заводи пустыЛадьи в мечтательности ранней,Молчат плакучие кусты…
Когда еще поют цыгане, —С неизмеримой высотыСияет месяц на прощанье
И рассыпаются цветы.
«Увы, не испытали вы…»
Р.Ю. Герра
Увы, не испытали выНочного холода НевыИ Рима холода дневного.
На водах Тибра и НевыВес камня, времени и словаУвы, не испытали вы.
О, главы знания ночного,О, статуй пыльные главы —Вес камня, времени и слова,
О, воды Тибра и Невы —Невозвращаемые снова,Невозвратимые, увы!
«Несправедливо мучимые роком…»
В. Мамченко
Несправедливо мучимые рокомИскатели и вестники добра —Беседам о прекрасном и высокомМы часто посвящаем вечера.
Одетые еще весьма прилично(Вихор сияет, блещут башмаки)Мы внемлем собеседникам столичнымИ даже отвечаем без тоски.
Тоска приходит только пред рассветомИз медленно синеющих оконСпокойным, ясным, еле видным светом,Частицей дня, принесенного в сон.
Она приходит… и за ней как будто(За темнотой лишенною конца)Есть эта близость немощного утраС улыбкою простившего лица.
1939
«Есть непонятная услада…»
Есть непонятная усладаНедолговечности земнойВ осенней призрачности сада,В усталой нежности ночной.
Прозрачный мир воспоминанийЗнакомых улиц и аллейДуше измученной милейНенужных будущих сияний.
Так, тени прошлого, — в садуС тобой мы ночи коротаем;И, точно встретившись в аду,О жизни прежней вспоминаем.
Петух предутренний поет,Поет петух… и на мгновеньеДруг мертвый друга узнаетСквозь вековечное забвенье…
И день холодный настает.
«Я узнаю подчас на глубине…»
Р.Ю. Герра
Я узнаю подчас на глубинеСлов человека буднично-печальныхКакой-то отзвук слов первоначальных.Какой-то свет, мне памятный во сне,
Какие-то, — как после сновидений, —Забытые, но близкие слова,Какие-то мне видимых явленийИсточники заметные едва.
Но узнавая слабыми глазами,Как на земле уныло и темно,Я возвратить холодными слезамиНе пробую умершего давно.
«Последний гусь похаживал среди…»
Б. Божневу
Последний гусь похаживал средиСвоих собратьев, розовых и спящих.Их лавочники с бляхой на грудиРаскладывали так, что впередиМотался клюв, почти не настоящий,А сзади — хвост пятнистый и живойТорчал над равнодушной головой:Он в знойный вечер людям предлагалГусятины несвежие запасыИ весел был (он собственного мясаГусятиной ничуть не признавалИ человека братом называл).А на седьмом, склонясь на подоконник,Крутил усы безумец-беззаконник,Что перистые тучи изучал,Добро и зло разумно различал.Он вдруг о чем-то загалдел прохожим,На крик безумца голосом похожим,А серый гусь не ведал ничего,И лавочники гладили его.
«Вражий стон за дымкой синеватой…»
К. Новосёлову
Вражий стон за дымкой синеватойЗагудел картечью полевой.Выходили на поле солдатыДля страды, для жатвы боевой.
И пойти равнинами родными,Сапогами травы шевеля.Закричали вороны над ними,Озирая бранные поля.
А в тылу, за речкой синеватойБыло тихо, в роще молодой.Выходили босые девчатаЗа холодной утренней водой.
У колодца милого жалели,Утирали слезы рукавом,На ветру гадали, как умели,О солдатском деле боевом.
И над всей, от края и до краяГоремычной, ласковой страной,Пролетала песня боеваяБелокрылой птицей неземной.
1944
«Есть о детях тайное сиянье…»
Есть о детях тайное сиянье,Иль память, скрытая для нас.Несовместимая с познаньемНа землю обращенных глаз.
Не помня ведомого детям,В них мы лишь смутно узнаемО сущем, но незримом свете,Сокрытом временем и сном.
Чтоб жить, мы лечимся забвеньем,Чтоб жить, мы тлением больныНо называя сновиденьемВсе непохожее на сны.
Мы сами в трудные мгновеньяПознанья вещего полныИ ужасаясь, раздвоеньемСвоих сердец удивлены.
«Возвратившись ночью, однажды…»
