Ксавье вернулся домой пешком, все время улыбаясь.
Глава 5
Те несколько дней после Белого ужина, которые Бенедетта провела в Париже, пока не вернулась в Милан, оказались куда более тяжелыми, чем она представляла. Кто-то уже успел проболтаться газетчикам, что у Грегорио родилась двойня, и папарацци разбили лагерь у госпиталя, надеясь хотя бы мельком запечатлеть его, Аню или детей. Когда же госпиталь возвел стену молчания и не предоставлял им никакой информации, они стали преследовать Бенедетту в Милане, фотографируя ее по дороге на работу и по возвращении домой.
Папарацци удалось чудом заполучить фотографию Грегорио, входящего в отель «Георг V» с мрачным выражением лица, когда ему понадобилось взять в своем номере какие-то вещи. Все остальное время он не отходил от Ани. В госпитале даже выделили для них комнатку в родильном отделении, где они, по сути, и жили, проводя все время в отделении интенсивной терапии для новорожденных, наблюдая за процедурами над близнецами и глядя, как их тоненькие ручонки двигаются, а пальчики сжимаются и разжимаются. У обоих близнецов по-прежнему сохранялись проблемы с сердцем и недостаточный объем легких, так что они постоянно находились на грани риска. Аня вскакивала по ночам, постоянно неся вахту около них, а поздно вечером, когда заканчивалось время посещения, возносила молитвы за своих малышей в госпитальной часовне, преклоняя перед распятием колени вместе с Грегорио. Неожиданно для себя он стал любящим отцом и был предан Ане в такой мере, в какой должен бы быть предан своей законной жене. И агония, в которой они жили все это время изо дня в день, все крепче связывала его с Аней. Грегорио по-прежнему планировал вернуться к Бенедетте, но пока даже не представлял, когда это сделает, и разговоров об этом с Аней не заводил, чтобы еще больше не огорчать несчастную девушку.
Грегорио пытался звонить Бенедетте почаще, но каждый день появлялись новые проблемы, с которыми приходилось бороться. Близнецов назвали Клаудиа и Антонио, и Грегорио настоял на крещении их госпитальным священником, о чем сразу же проведала пресса. Бенедетте стало неприятно, когда она прочитала об этом в газетах. У Грегорио теперь была другая жизнь, совершенно отдельная от нее. А когда он звонил ей, то мог говорить только об Ане и детях, поскольку они стали единственными близкими для него людьми во вселенной, ныне изолированными в парижском госпитале.
Бенедетта начала страшиться его звонков, хотя Грегорио постоянно обещал вернуться к ней, как только сможет, однако возвращение все время отдалялось в неопределенное будущее, возможно на целые месяцы. Грегорио чувствовал свою ответственность за Аню и детей, но в то же время в Милане у него жена, которой он постоянно твердил, что любит ее и не хочет терять.
Бенедетте только и оставалось, что вести их общее дело да сражаться с папарацци, осаждавшими ее в Милане. Даже спустя недели после рождения близнецов пресса продолжала охотиться за ней и печатать фотографии, на которых она выглядела огорченной. Папарацци не удавалось запечатлеть Грегорио, Аню или близнецов, поэтому они сосредоточились на Бенедетте.
Родители Грегорио были столь же расстроены, как и она сама, читая бесконечные статьи в газетах. Его отец не мог скрыть своей ярости к сыну, а мать названивала невестке, чтобы узнать, когда он появится дома. Однако Бенедетта, измученная ее вопросами, отвечала одно: она понятия не имеет, когда это случится. Малыши чувствовали себя несколько лучше, чем в дни после рождения, но еще рано было давать какие-либо прогнозы. Мать Грегорио постоянно рыдала в трубку из-за позора, навлеченного ее сыном на всю семью, и Бенедетте приходилось утешать еще и свекровь. Ее собственная мать сказала, что не желает его больше видеть, и добавила, что он предал их всех.
Все это отнимало так много времени у Бенедетты, что она едва успевала думать о себе и принимать меры по их совместному бизнесу. Сразу возникли проблемы на одной из шелкоткацких фабрик, из-за чего они не смогли сшить сотни комплектов одежды, которую должны были выпустить. У одного из их самых крупных китайских поставщиков случился пожар, уничтоживший три фабрики, а это означало, что они не смогут вовремя выполнить крупный заказ для Штатов. А потом началась забастовка докеров в Италии, и значительная часть их товаров осталась болтаться на рейде.
Жизнь Бенедетты превратилась в замкнутый круг страданий и проблем, которые она не могла разрешить. Она являлась главой их команды художников-дизайнеров, но без Грегорио, остававшегося недосягаемым в Париже, была вынуждена взвалить на свои плечи и его часть работы, а также принимать сложные деловые решения. До сих пор они были единой слаженной командой. Один из его братьев пытался ей помочь, но он был производственником и хорошим специалистом по вопросам выпуска продукции, однако неспособным заменить Грегорио. При полном отсутствии ответственности в личной жизни Грегорио обладал острым чувством бизнеса и способностью предотвратить катастрофу. Теперь все изменилось.
Бенедетта чувствовала, что ее захлестывают цунами проблем. Но тут в конце июня ей позвонила Валерия. Она не спрашивала Бенедетту о частностях, просто сказала, что очень огорчена всем случившимся. Валерия мельком слышала о проблемах с шелкоткацкими фабриками, но не стала говорить и об этом, предположив, что у Бенедетты и так хватает проблем.
– Это какой-то кошмар, – призналась подруге Бенедетта прерывающимся голосом. Так уж вышло, что Валерия позвонила не в самый удачный день. Контейнеровоз с товарами, в которых они отчаянно нуждались, затонул во время шторма у побережья Китая. День этот стал Литанией о несчастье и обо всех погибших вместе с пароходом. – Все, что могло случиться, случилось, а Грегорио тем временем сидит в Париже с этой девчонкой и ее детьми. Мы даже не можем ему позвонить. Он, видите ли, не желает, чтобы его беспокоили. Это какое-то безумие!
Ситуация выглядела несколько сюрреалистично, а голос Бенедетты звучал так, словно она была готова сдаться. В первый раз за двадцать лет она почувствовала, что лишилась мужа. Он обманывал ее и раньше, но они как-то переживали случившееся, однако никогда еще ситуация не достигала такой поистине эпической напряженности.
– Он не говорил, – осторожно спросила Валерия, – когда собирается вернуться домой?
Валерия надеялась, что Грегорио не совсем идиот, чтобы оставить жену после двадцати трех лет совместной жизни ради какой-то модели, и неважно с близнецами или без. Грегорио вел себя по-глупому, но он был не единственным глупцом в мире, к тому же их семейные предприятия так переплелись между собой, что альянс этот просуществовал более века. Не было никакого смысла рушить этот бизнес и их семью.
– Нет, он только все время твердит, что не может оставить Аню совершенно одну в Париже, где ее некому поддержать. Они по-прежнему не знают, смогут ли выжить их дети. Поскольку они родились преждевременно, у них проблемы с легкими и сердцем. И это все, что Грегорио мне рассказал. Он ведет себя так, словно, кроме близнецов, ничего на всем белом свете нет, а на все дела ему наплевать.
– Вам просто надо продержаться. Когда-нибудь он очнется и придет в себя, и тогда вы сможете во всем этом разобраться.
– Я продолжаю верить в это, но временами мне кажется, что он просто сошел с ума. В его поступках нет никакого смысла, – подавленно произнесла Бенедетта.
– Постарайся оставаться столь же спокойной, как и сейчас, – мягко посоветовала Валерия.
– Я стараюсь, – вздохнула Бенедетта, – но это не так просто. Уже несколько ночей я не могу спать. Лежу без сна и думаю о том, что с нами случилось.
Помимо проблем бизнеса, который она вела в его отсутствие, Бенедетту донимали те же мысли, что и любую женщину, муж которой внезапно обзавелся близнецами от девушки на двадцать лет его моложе. Она начинала подозревать, что он навсегда останется с Анной и вообще не возвратится домой.
– А что делается у вас? Все хорошо в Париже? – в свою очередь поинтересовалась она у Валерии.
Бенедетта даже подумать не могла, что у них что-то не так. Валерия и Жан Филипп были идеальной парой, имели троих прелестных детишек, занимались любимым делом, были окружены чудесными друзьями и жили в великолепном доме. В любом отношении они являлись образцовой семьей, и Бенедетта немножко завидовала им.
– Да не совсем так. У нас здесь что-то вроде внутреннего кризиса. Жан Филипп намерен реализовать грандиозные планы, связанные с бизнесом, но это ударит либо по моей карьере, либо по нашему супружеству – не знаю пока точно. Возможно, и по тому, и по другому.
Бенедетта ужаснулась, услышав ее признание.
– Ох, мне так жаль… Могу я чем-нибудь помочь?
– Нет, нам придется самим во всем разобраться. Это первая по-настоящему серьезная проблема, которая встала перед нами.
