то ликовать, то бросаться в слезы и неспособные никому объяснить свое состояние. Как бы ей хотелось рассказать Марии о записке Исаака и об их тайном свидании, но она боялась, что теперь, в нагнетаемой нацистами атмосфере всеобщего страха, Мария, чтобы защитить сестру, выдаст ее секрет родителям. Поэтому она рассказала о поцелуе в яблоневом саду, о том, какие сильные у Исаака руки и какие нежные губы, да еще о неожиданном приглашении на вечеринку, которую ей никогда не дозволялось посещать. Хранить свою тайну было тяжело, но на этот раз даже их страшная клятва не могла служить порукой. Рисковать нельзя.
— Если ты не работаешь в их доме, это не значит, что ты не можешь видеться с ним! — воскликнула Мария. — Влюбленного человека ничто не остановит!
— Нацисты любого могут остановить.
— О чем ты?
— Mutti не рассказала тебе о новом законе, да? — спросила Кристина. — О том, который запрещает нам с Исааком быть вместе, потому что он еврей?
Мария вытаращила глаза и раскрыла рот.
— Oh nein! — воскликнула она, колотя кулаками по коленям. — Как такое возможно? Scheisse[26], кем эти дерьмоголовые себя возомнили?
Несмотря на тоску в сердце, с губ Кристины сорвался дурацкий смешок. Это было все равно что услышать бранные слова от бабушки. Мария никогда не сквернословила. Она старалась во всем быть доброй христианкой, исправно посещала церковь и напоминала всем членам семьи прочитать перед сном молитву. Отца она всегда журила за крепкие выражения.
— Что смешного? — удивилась Мария.
— Извини, — сказала Кристина, — меня просто позабавило, как ты ругаешь нацистов…
— А разве я не права, что у них головы дерьмом набиты?
— Как бы не хуже, — согласилась Кристина. — Только будь осторожна. Не вздумай говорить ничего такого другим людям.
— Я знаю, — заверила Мария и обняла сестру. — Просто все это сводит меня с ума! Я ничего не понимаю!
— Я тоже, — вздохнула Кристина.
Мария слегка покачивала старшую сестру в своих объятиях, и Кристина уже не в первый раз подумала, какой нежной матерью однажды станет Мария. Нет сомнений, в своих детях она души не будет чаять. Мария всегда объятиями встречала отца с работы, целовала синяки и шишки младших братьев. Она была самым любвеобильным человеком в окружении Кристины и не стеснялась проявлять свои чувства. Но теперь объятия были единственным утешением, которое сестра могла предложить Кристине. Как и все остальные, Мария не находила слов, когда речь шла об уму непостижимых действиях нацистов.
— Не волнуйся, — проговорила Мария. — Это не может продолжаться долго. Такого просто не бывает. К тому же любовь преодолевает все препятствия, ведь правда?
Глава четвертая
Вечером, в десять сорок пять, Кристина с замиранием сердца открыла дверь своей комнаты и прислушалась. В руке она сжимала талисман Исаака. Поначалу ей показалось, что в доме тихо и родные крепко спят в своих постелях, но вдруг внутри у нее все оборвалось. В гостиной работало радио — яростный жестяной голос пронзал безмолвие ночи. Впервые на памяти Кристины родители бодрствовали после десяти часов.
Два часа назад она спускалась, чтобы пожелать родным спокойной ночи, и была уверена, что все собираются ложиться. Ее удивило, что отец с матерью сидят в гостиной вместе с бабушкой и дедушкой — фатер и опа за столом, ома и мутти на диване, — пьют теплое пиво и слушают новое радио. Еще одна бутылка подогревалась на печи. Кристина постояла у отцовского стула и послушала рявкающий голос Гитлера. Хоть бы он закончил свою тираду и родители пошли спать.
«Я лично принимаю на себя командование всеми вооруженными силами! — выкрикивал Гитлер. — Мы успешно завершили Anschluss, присоединение Австрии к Германии, и моя родина наконец вернулась на круги своя. После многих лет преследований и гнета этнические немцы в Судетской области стали гражданами великой Германии. Вскоре наша главенствующая арийская раса получит Lebensraum — жизненное пространство, которого мы заслуживаем!»
— Этот безумец хочет захватить весь мир, — проговорил опа.
Ома шикнула на него и наклонилась вперед. Мутти усталыми опухшими глазами взглянула на Кристину.
— Мальчики заснули? — шепотом поинтересовалась она.
— Ja, и Мария тоже, — ответила Кристина, надеясь, что мутти не заметит, как часто она дышит.
Девушка полагала, что к тому времени, когда она украдкой выскользнет из дома, все будут спать глубоким сном, но родные были так поглощены радиотрансляцией, что казалось, собирались сидеть тут всю ночь.
— У тебя усталый вид, — сказала мутти. — Почему ты не ложишься?
— Уже ложусь. Хотела пожелать вам gute Nacht[27].
Мутти встала и обняла дочь.
— Если услышишь в нашей комнате старое радио, не волнуйся, — шепнула она Кристине на ухо. — Но дай знать, если будет слишком громко.
— Хорошо, — кивнула Кристина, хотя она бы предпочла, чтобы отец сжег старый приемник в печи.
Родители спрятали его под своей кроватью в небольшом деревянном ящике и прикрыли сложенными покрывалами, чтобы создавалось впечатление, будто это сундук с бельем. Еще один повод для беспокойства. Кристина уже чувствовала, как теряет власть над происходящим, как уходит почва из-под ног и как ее бросает на поворотах судьбы, словно соломинку, подхваченную бурей.
Изображая интерес и пытаясь не выдавать своего беспокойства, она заставила себя выслушать еще несколько минут напористой речи. Когда ее терпение иссякло, она поцеловала родителей и бабушку с дедушкой на ночь, поднялась в свою спальню и прямо в платье забралась под одеяло на случай, если мама заглянет проведать ее.
В тот день время тянулось мучительно медленно, хотя Кристина пыталась занять себя делом: чистила курятник, выдергивала из земли в саду засохшие растения и осенние сорняки. Теперь, вглядываясь в темноту коридора, она опасалась, что кто-нибудь из родных может неожиданно выйти из гостиной и застигнуть ее в тот момент, когда она станет тайком спускаться по лестнице. Пока глаза девушки привыкали к темноте, сердце выпрыгивало из груди. Затем, стараясь даже не дышать, она схватилась за перила и тихонько зашагала со ступеньки на ступеньку. Каждый скрип звучал в пустом коридоре как выстрел, и она замирала, готовая бегом броситься вниз, если дверь гостиной откроется. Целую вечность Кристина добиралась