— Но он же умер!
— Его отравили. Рулон с декорациями упал на твоего шефа в тот момент, когда он потерял сознание. Владлен Платонович умер от яда, а не от удара.
— Яд? Откуда яд? По сценарию никто ничего не ест и не пьет. За сценой была только маленькая бутылка воды без газа, а то, что было в зале — ели все. И ни с кем ничего не случилось. И воду, кстати, директор сам принес.
— Судя по результатам экспертизы яд, был в напитке. Скорей всего он выпил что-то.
— Паленый коньяк?
— Нет. Цианид.
— Откуда он мог взяться?
— Пока не знаю. Мы изъяли воду, и все бутылки из его кабинета, даже запечатанные. Яда нет нигде. А еще в кармане у вашего директора была баночка с капсулами для похудения.
— Может эти таблетки ядовиты?
— Нет. Официальных результатов еще нет, но эксперт сказал мне, что там витамины, экстракт зеленого чая и черный перец. В баночке осталось восемь капсул — и состав везде одинаков.
— А от этого можно похудеть?
— Сложно сказать. Раз покупают, значит, верят в то, что возможно.
— Я не знала, что шеф хочет похудеть. Он ведь совсем не полный. А может это не его таблетки.
— Элен, таблетки его. На баночке только его отпечатки пальцев. А воду он вообще сам в буфете покупал. Поэтому я и пришел к тебе с просьбой рассказать подробней о Владлене Платоновиче, чтобы понять, что все-таки произошло на самом деле.
— Конечно, расскажу. Только я ведь очень мало его знаю. И не могу с полной уверенностью утверждать, что мое мнение можно считать абсолютно объективным. Все же он начальник. А ты же знаешь, что каждый подчиненный всегда знает, что и как должен делать начальник — я попыталась улыбнуться, но натолкнулась на серьезный взгляд Олега, — да обычный он был начальник. Свои интересы у него всегда были на первом месте. Если на совещании в министерстве ему попадало — то по цепочке попадало и нам. Иногда случались приступы доброты и щедрости — особенно, если лично от него требовалось только дать указание. Мне всегда казалось, что Владлен Платонович относится к подчиненным как учитель к детям во время экзамена. Он никогда ничего не говорил определенно. Выслушав распоряжение начальника надо было еще понять — чего конкретно он хочет.
— Это как?
— К примеру, если директор говорил, что у нас в вестибюле обшарпанные стены, и никто ничего не делает — это на самом деле значит, что на его взгляд доход этого месяца должен был быть больше, и он уже определил, кто в этом виновен. Правда, «виновные» о своей вине могут и не догадываться, и никто им об этом не скажет, следовательно, ничего не меняется. Но если он повторит ту же фразу через месяц — выводы должны быть иными. У него был определенный набор фраз выражающих недовольство, а причину надо угадать. Кто не угадал — тому не повезло. То есть вся жизнь сплошной экзамен. Без подсказок. Сам понимаешь, шансов оказаться в фаворе немного. Но уж если оказался в фаворитах, то какое-то время можно делать все что угодно — никакой критики до тех пор, пока кто-нибудь из приближенных шефа что-нибудь не скажет. Невозможно предсказать, кого и в какой момент он будет слушать, и какие из этого выводы сделает. Только у Эсмеральды как-то получается все время быть в фаворитках. Но она и работает у нас не сказать, что очень долго. Мне кажется, она со смертью шефа потеряла все перспективы.
— А секретарь? Мне показалось, она очень любит шефа?
— Да, я слышала сплетню о том, что у них некогда был бурный роман. А с приходом Эсмеральды она получила отставку и уведомление о сокращении должности. Шептались, что у дамы есть некие компрометирующие фотографии. И якобы после получения уведомления она в ультимативной форме заявила Владлену Платоновичу, что если уведомление не будет отозвано, то в последний рабочий день она покончит с собой, а фотографии вместе с предсмертным письмом отправит в газету.
— Даже так?
— Олег, я не могу гарантировать, что было именно так. Оно конечно, дыма без огня не бывает, но все же скидку на ветер надо бы сделать.
— В итоге они договорились?
— Да, ситуация вполне стабильна. Фотографий никто не видел. Алевтина Петровна ведет себя соответственно своему месту, директор отозвал уведомление, а у Эсмеральды открытый доступ в кабинет директора. И вообще дамы практически дружат — насколько могут дружить секретарь и главный бухгалтер.
— А остальные?
— В остальных случаях накал страстей несколько поменьше. Все же понимают, что реальная власть у Эсмеральды, а директор делает все, что она хочет.
— Так уж и все что хочет?
— Так считается. Знаешь, последнее время у него даже манера разговора стала такой же, как у Эсмеральды. Я нечасто слышу его, поэтому разница режет ухо.
— А вообще у него бывали конфликты с подчиненными?
— Я думаю, что нет. Спорщики у нас не задерживались надолго. И критиковать директора можно было только как в анекдоте.
— Это как?
— Разве не знаешь? Бородатый уже анекдот. Объявление: «завтра в 14–00 состоится общее собрание. Повестка дня: пункт первый — начальник отдела Шишкин критикует директора. Пункт второй — коллектив прощается с начальником отдела Шишкиным».
— Забавно, забавно. А программист?
— Это было один раз. В смысле скандал был только один раз. И я уверена, Что Герман не убивал директора. Да и выпить что-то или съесть шеф мог только в своем кабинете. В тот день директор «в народ» не ходил. А посуду у него в кабинете проверили? Может там следы остались?
— Да — улыбнулся Олег — проверили, она чисто вымыта.
— Получается какой-то абсурд — принялась я рассуждать — приготовить смертельный напиток мог либо сам директор, либо его дамы. Я не верю, что он планировал умереть таким образом. А убивать его ни Эсмеральде, ни Алевтине Петровне невыгодно. Ни у той, ни у другой нет шансов занять его место, а новый директор скорей всего приведет своего секретаря и главбуха. Мне кажется, что достаточно один раз увидеть эту «сладкую парочку» чтобы возникло такое желание.
Олег ничего не ответил на мое замечание. Он только покачал головой и продолжил:
— В тот день у вашего директора были еще 3 посетителя. Он заказал в интернет-магазине кучу разных мелочей — их доставил курьер. Потом приходила пожилая женщина. По словам Алевтины Петровны это была недовольная клиентка. А вот третий посетитель — нечто интригующее.
— В нашей конторе не может быть ничего интригующего — безапелляционно заявила я.
— Значит может. Со слов той же Алевтины Петровны утром директор предупредил её, что к половине второго к нему придет посетитель, и что она ни в коем случае не должна спрашивать ни имя пришедшего, ни причину визита, а сразу провести его в кабинет. Что она и сделала.
— И кто это был?
— Выясняем.
— Послушай, Олег, я когда-то читала, что цианид пахнет горьким миндалем. А когда директор умер, запаха не было. Я не почувствовала. И никто не говорил, что был какой-то запах.
— Это не более чем миф. И возник он, потому что именно в горьком миндале содержится вещество, которое при измельчении зернышек разделяется на синильную кислоту, глюкозу и альдегид, который и дает тот самый специфичный запах. А яд не пахнет. Химию надо учить. И видимо убийца с химией на ты.
Глава 10
Прийти на работу в выходной день меня могла заставить только очень веская причина. В этот раз таких причин было две. Убийство и фикус. Точнее наоборот фикус и убийство. Моему фикусу уже восемь лет. Я вырастила его из косточки. Он всегда жил у меня на работе и переезжал вместе со мной. Когда-то в достаточно тяжелую пору моей жизни я купила газету, со статьями про магию. Там был заговор для удачной карьеры. Маленький тогда еще росток фикуса я отнесла в новолуние на перекресток и, поставив в самом его центре, быстро прочитала заговор. Дело было в полночь, и я надеялась, что машин не будет. Их и не было, почти. Точнее не было автомобилей, зато в меня чуть не врезался летевший на бешеной скорости байкер. Мы каким-то чудом разминулись. Мотоциклист не поленился остановиться и сдать назад. Я узнала много нового о своих умственных способностях, но в тот момент это было совсем неважно, ибо у меня появился хранящий от всех рабочих неприятностей фикус. Уход за ним был совсем непростым, но чего не сделаешь ради карьерного роста. Не знаю, фикус ли помогал, или еще что, но проблем на работе у меня не было. Так вот я пришла полить фикус и поговорить с дежурившим сегодня Андреем Николаевичем — одним из охранников. В день убийства директора дежурил не он, но какие-то вопросы задавать я могла только ему, потому что из всех охранников только с ним у нас были практически приятельские отношения. Андрей Николаевич в прошлом служил в армии прапорщиком. Как-то мы разговорились, и он сказал, что все годы службы мечтал о пенсии. А получив ее, не знал что делать. Всю его жизнь каждый день был подчинен строгому распорядку и редкие выходные были желанными и приятными. А когда выходным стал каждый день — не помогла даже рыбалка. А у нас ему очень и очень нравится. С одной стороны и выходные бывают достаточно часто, а с другой стороны он занят делом. Те, кто думают, что охранник сидит себе целый день ничего не делает, глубоко не правы. Порядок тоже требует усилий, и чтобы все шло само собой, нужен глаз да глаз. Сотрудники между собой иногда шутили, что Андрей Николаевич как Ленин — был, есть и будет всегда. Я не знаю, сколько ему лет. Выглядит Андрей Николаевич на пятьдесят с хвостиком, но он совершенно не менялся со временем, так что точно ответить на вопрос о возрасте охранника может, наверное, только отдел кадров фирмы, с которой у нас заключен договор на охрану, и я очень сомневаюсь, что обошлось бы без заглядывания в документы.
