– Ну я думал, что шпильки для повседневной носки одевают только у нас, – Фома определённо испугался такого проницательного взгляда Люси, и поэтому его ответ сквозил большой неуверенностью, на которую, между тем, последовала ответная очень любопытная и такая же неуверенная реакция Люси. Заметив движение голов, обступивших её, попутчиков и самого Фомы в сторону её туфлей, она сама не удержалась и, поддавшись этому стадному чувству (Ей-то чего смотреть на них, когда она уже сотни раз их видела, как сверху, в зеркало со стороны, так и в пылких взглядах прохожих.), обратила внимание на свои, очень даже ничего ноги, в этих красивых туфлях. Ну а для того чтобы их (кому что больше нравиться), лучше было рассмотреть, вытянула одну ножку вперёд, слегка подтянула штанину от брючного костюма (которому уже хватит наглеть и через шаг закрывать всю эту красоту) и выставила (со своим прицелом, уже сбить здравомыслие у этого слишком уж внимательного, что ему, в общем, не возбраняется, к ней Фомы.) её на обозрение.
«М-да», – очень явно читалось (Ну а что это значило, то разве возможно достать эту мысль, которая этим «м-да-эхом» отразилась из самой Марианской глубины души каждого смотрящего.) во взглядах окруживших её остолопов, которые, как будто в первый раз видели красивую ножку в туфельке. Между тем, это начало привлекать нездоровое внимание очень спешащих на выход приезжих гостей этого города любви. Они увидели в этом поведении этих незнакомцев, внимающем к исходящей от ног красоте, какой-то затаённый сигнал, требующий от них отбросить всю свою, всё равно ни к чему лучшему не ведущую спешку и, присоединившись к компании, однозначно эстетов женской красоты, внести свою посильную лепту в это обозрение.
– Ну разве плохо? – Люси выразительно высказалась и с преобладанием во взгляде этого чувства, посмотрела на окруживших её, «глаз не оторвать от её ног» глазельщиков, чья тень сомнения, только попробуй, возникни, тут же превратит этого неблагодарного, как выразился Яшка, в ассоциированного ею, вычеркнутого из членства её партнерской программы, уже и не понятно какого фоба.
– Ну всё, посмотрели и хватит, – заявила Люси, заметив, что её действия не остались без внимания со стороны ещё с десяток дополнительных, уже никуда не спешащих глаз гостей этого города. А ведь сердце каждого из них, при взгляде на эту её часть, уже поселилась прочувственная надежда на возникновение связующей нити с этими городом любви, которая для лучшего памятливого запоминания, должна облечься в сердечную связь. Ну а пока, чтобы они слишком себя не обнадёживали, Люси опустила штанину и приставила эту выставленную вперёд ногу в строгое соответствие со второй; тем самым закатав всем губу.
– Ну всё, пошли. А то такси нас уже заждалось, – Люси никому не дала опомниться, и, прихватив Фому за локоть, проследовала на выход, где их и вправду ждало такси, которое, впрочем, следуя своему потоку, могло ждать и кого-либо другого.
В общем, долго неразберая, они подошли к первому же такси, водитель которого, тут же был уличён в желании их отвезти хоть на край света, и поэтому его настрой только способствует посадке в этот евростандартный автомобиль, который мог бы, конечно, быть и несколько по больше. И если водителю такси, непонятно по какому праву, досталась лучшая доля, сидеть спереди и туманно лицезреть краем глаза на занявшую место на переднем пассажирском сидении Люси, то всем остальным, ничего другого не оставалось делать, как постараться, втереться в этот задний евро-формат пассажирского сидения и уже там попробовать, притереться к друг другу. Чему, в конечном счёте, несмотря на ваши желания или их отсутствие, всегда способствуют проезжие кочки, которые, надо отдать им должное, ещё не туда вас вотрут, в общем, даже туда, куда вам будет неугодно.
А ведь когда тебя ожидает такое не слишком желательное соседство с товарищами по брюкам и штанам, а не с какими-нибудь короткими юбками, то тут требуется не меньшая осмотрительность в выборе хорошего обзорного места. А в данном случае, где сугубо одноштанная компания, не подразумевала всего этого, и когда предмет желаний, находился спереди, то тут уж, для того, чтобы занять своё должное место в её глазах, требовалось занять самое видное для неё место сзади. Правда, при этом, нельзя было слишком усердствовать, чтобы не оказаться в окружении оставшихся двоих неудачников, придавивших тебя с двух противоположных боков, для чего собственно и необходима своя, выработанная на ходу стратегия. Что очень сильно осложнялось тем, что каждый из троих, не просто догадывался о намерениях своих противников, но и определённо знал о них. И поэтому они, как только выдвинувшаяся вперёд Люси, обозначила собой своё место в машине, не стали спешить, а застыли на месте в этом мгновенном, расчётливом определении подходов к наиболее подходящему месту в машине и тех шансов, на которые может рассчитывать каждый из них.
– Ну и чего вы там встали? – выглянувшая из окна с водительской стороны Люси, своим недоумённым вопросом, дала старт этому определяющему место под её солнцем забегу. Где во всей своей локтетолкательной манере, которая при этом, должна быть незаметна за наблюдающей Люси, проявились всесторонние качества каждого из участников этого забега по пересеченной местности.
Наверное, и говорить не надо о том, что первым, несмотря на самый невысокий рост, вырвался вперёд Яшка (Кац со своей каланчи, пусть лучше смотрит на стайерские забеги, где не требуется быстрый старт и можно со временем разбежаться). И он, юркнув вперёд в дверь, уже было хотел возрадоваться своему успеху, забыв, правда, учесть, что на этих соревнованиях финиш, скорее всего, определяет не финишная ленточка, а степень напористости и желания участников забега, достичь своей цели, ради которой, они не посмотрят безынициативно на твой зад, а пинком колена, поддав его, загонят вас в самую гущу событий. В них-то и оказался Яшка, таким образом, вдавленный дальше вперёд Кацем и встреченный уже с той стороны Фомой. В общем, по окончании этого первого забега, можно было подвести предварительные результаты, в которых, в лучшем для себя положении находился Кац, занявший место позади водителя, чью рожу ему совершенно не улыбалось видеть, тогда как, самый лёгких разворот к ним со стороны Люси, не мог пройти мимо него.
В следующем положении, в менее комфортных условиях, между, а это «между», может быть приятно только в одном и то кратковременном случае, когда вас окружают близкие по духу особы противоположного пола, тогда как во всех остальных, даже в особо холодных случаях, это совершенно не тешит ваше самолюбие, в общем, выбора другого не было и такси тронулось. Правда при этом, неудобство занимаемого Яшкой места, компенсировалось близостью к Люси. Это, конечно же, оправдывает эту стесненность Яшки, чьё предположение о колкости его занимаемого положения, два раза, в особо турбулентных местах, получало основательное подтверждение, сильным пощипыванием в его левую половину полузада. В этом он небезосновательно, глядя в эти наглые глаза, с вероятностью близкой к ста процентам, мог заподозрить этого Каца, которому он, видишь ли, весь обзор перекрыл («Вот когда я ему кислород перекрою, то тогда бы хотелось посмотреть в эти вытаращенные шары», – проглотив вместе со слюной слова, Яшка за здравие посмотрел в вылупившиеся зенки Каца.).
Ну а Фоме, как самому нерасторопному участнику забега, досталось то, что досталось, а именно место позади Люси. Оттуда он, конечно, не мог её должным образом видеть, кроме этой торчащей из-за кресла головки, так что ему пришлось ограничиться её голосом и видом из окна, который, между тем, не зная всех этих его душевных движений, ещё загодя приготовил для него свою увлекательную программу, которая, если честно сказать, хоть и очень интересна, но, когда твоё сердце уже отвлечённо занято, то даже самое заманчивое и заметное обзорное предложение, уже не столь красочно выглядит в этом ярком присутствии её глаз. Вот и спрашивается, неужели столь необходимо было их встречать в аэропорту, после чего вся культурная программа пошла… нет, не насмарку, а в некоторой степени, по её очень отвлекающей и красивой наклонной. А вот если бы у них было время на самих себя, откуда всегда очень всё хорошо смотрится и запоминается, то, наверное, они в полной мере изучили бы все памятливые для истории Франции и мира, места в округе, после чего уже можно было и на неё посмотреть.
А пока твоё место определяется пассажирским сидением, то решения будут приниматься не тобой. Так что на данном этапе движения вперёд по жизни всех этих сидельцев в такси, определял водитель, которому, по большому счету, нет дела до всех этих внутренних пассажирских ёрзаний (Если ты, конечно, пепел не стряхиваешь на протёртые чехлы, такими же, как и ты, не сидящими на месте торопыгами.). И он, следуя дорожным указаниям, в зависимости от дорожной обстановки, постепенно своей манерой вождения, придал внешнюю тональность внутренней обстановке такси, где на этом фоне, сердца пассажиров, успокоившись, начали расслабляться и принялись вести себя по отношению к окружающему, в соответствии с этой размеренностью, которую и определял ход езды такси.
