22 февраля 1904
Поединок
Дни и ночи я безволен,Жду чудес, дремлю без сна.В песнях дальних колоколенПробуждается весна.
Чутко веет над столицейУгнетенного Петра.Вечерница льнет к деннице,Несказа́нней вечера.
И зарей — очам усталымПредстоит, озарена,За прозрачным покрываломЛучезарная Жена…
Вдруг летит с отвагой ратной —В бранном шлеме голова —Ясный, Кроткий, Златолатный,Кем возвысилась Москва!
Ангел, Мученик, ПосланецПоднял звонкую трубу…Слышу ко́ней тяжкий танец,Вижу смертную борьбу…
Светлый Муж ударил Деда!Белый — черного коня!..Пусть последняя победаДовершится без меня!..Я бегу на воздух вольный,Жаром битвы утомлен…Бейся, колокол раздольный,Разглашай весенний звон!
Чуждый спорам, верный взорамДевы алых вечеров,Я опять иду дозоромВ тень узорных теремов:
Не мелькнет ли луч в светлице?Не зажгутся ль терема?Не сойдет ли от божницыЛучезарная Сама?
22 февраля 1904
Обман
В пустом переулке весенние водыБегут, бормочут, а девушка хохочет.Пьяный красный карлик не дает проходу,Пляшет, брызжет воду, платье мочит.
Девушке страшно. Закрылась платочком.Темный вечер ближе. Солнце за трубой.Карлик прыгнул в лужицу красным комочком,Гонит струйку к струйке сморщенной рукой.
Девушку мани́т и пугает отраженье.Издали мигнул одинокий фонарь.Красное солнце село за строенье.Хохот. Всплески. Брызги. Фабричная гарь.
Будто издали невнятно доносятся звуки…Где-то каплет с крыши… где-то кашель старика…Безжизненно цепляются холодные руки…В расширенных глазах не видно зрачка…· · · · ·
Как страшно! Как бездомно! Там, у забора,Легла некрасивым мокрым комком.Плачет, чтобы ночь протянулась не скоро —Стыдно возвратиться с дьявольским клеймом…
Утро. Тучки. Дымы. Опрокинутые кадки.В светлых струйках весело пляшет синева.По улицам ставят красные рогатки.Шлепают солдатики: раз! два! раз! два!
В переулке у мокрого забора над теломСпящей девушки — трясется, бормочет голова;Безобразный карлик занят делом:Спускает в ручеек башмаки: раз! два!
Башмаки, крутясь, несутся по теченью,Стремительно обгоняет их красный колпак…Хохот. Всплески. Брызги. Еще мгновенье —Плывут собачьи уши, борода и красный фрак…
Пронеслись, — и струйки шепчутся невнятно.Девушка медленно очнулась от сна:В глазах ее красно-голубые пятна.Блестки солнца. Струйки. Брызги. Весна.
5 марта 1904
«Вечность бросила в город…»
Вечность бросила в город Оловянный закат.Край небесный распорот, Переулки гудят.
Всё бессилье гаданья У меня на плечах.В окнах фабрик — преданья О разгульных ночах.
Оловянные кровли — Всем безумным приют.В этот город торговли Небеса не сойдут.
Этот воздух так гулок, Так заманчив обман.Уводи, переулок, В дымно-сизый туман…
26 июня 1904
«Город в красные пределы…»
Город в красные пределыМертвый лик свой обратил,Серо-каменное телоКровью солнца окатил.
Стены фабрик, стекла окон,Грязно-рыжее пальто,Развевающийся локон —Всё закатом залито.
Блещут искристые гривыЗолотых, как жар, коней,Мчатся бешеные диваЖадных облачных грудей,
Красный дворник плещет ведраС пьяно-алою водой,Пляшут огненные бедраПроститутки площадной,
И на башне колокольнойВ гулкий пляс и медный зыкКажет колокол раздольныйОкровавленный язык.
28 июня 1904
«Я жалобной рукой сжимаю свой костыль…»
Я жалобной рукой сжимаю свой костыль.Мой друг — влюблен в луну — живет ее обманом.Вот — третий на пути. О, милый друг мой, ты льВ измятом картузе над взором оловянным?
И — трое мы бредем. Лежит пластами пыль.Всё пусто — здесь и там — под зноем неустанным.Заборы — как гроба. В канавах преет гниль.Всё, всё погребено в безлюдьи окаянном.
Стучим. Печаль в домах. Покойники в гробах.Мы робко шепчем в дверь: «Не умер — спит ваш близкий…»Но старая, в чепце, наморщив лоб свой низкий,Кричит: «Ступайте прочь! Не оскорбляйте прах!»
И дальше мы бредем. И видим в щели зданийСтаринную игру вечерних содроганий.
3 июля 1904
Гимн
В пыльный город небесный кузнец прикатил Огневой переменчивый диск.И по улицам — словно бесчисленных пил Смех и скрежет и визг.
Вот в окно, где спокойно текла Пыльно-серая мгла,Луч вонзился в прожженное сердце стекла, Как игла.
Все испуганно пьяной толпой Покидают могилы домов…Вот — всем телом прижат под фабричной трубой Незнакомый с весельем разгульных часов…
Он вонзился ногтями в кирпич В унизительной позе греха…Но небесный кузнец раздувает меха, И свистит раскаленный, пылающий бич.
Вот — на груде горячих камней Распростерта не смевшая пасть…Грудь раскрыта — и бродит меж темных бровей Набежавшая страсть…
Вот — монах, опустивший глаза, Торопливо идущий вперед…Но и тех, кто безумно обеты дает, Кто бесстрастные гимны поет, Настигает гроза!
Всем раскрывшим пред солнцем тоскливую грудьНа распутьях, в подвалах, на башнях — хвала!Солнцу, дерзкому солнцу, пробившему путь, —Наши гимны, и песни, и сны — без числа!..
Золотая игла!Исполинским лучом пораженная мгла!
Опаленным, сметенным, сожженным дотла — Хвала!
27 августа 1904
«Поднимались из тьмы погребов…»
Поднимались из тьмы погребов.Уходили их головы в плечи.Тихо выросли шумы шагов,Словеса незнакомых наречий.
Скоро прибыли то́лпы других,Волочили кирки и лопаты.Расползлись по камням мостовых,Из земли воздвигали палаты.
Встала улица, серым полна,Заткалась паутинною пряжей.Шелестя, прибывала волна,Затрудняя проток экипажей.
Скоро день глубоко отступил,В небе дальнем расставивший зори.А незримый поток шелестил,Проливаясь в наш город, как в море.
Мы не стали искать и гадать:Пусть заменят нас новые люди!В тех же муках рождала их мать,Так же нежно кормила у груди…
В пелене отходящего дняНам была эта участь понятна…Нам последний закат из огняСочетал и соткал свои пятна.Не стерег исступленный дракон,Не пылала под нами геенна.Затопили нас волны времен,И была наша участь — мгновенна.
10 сентября 1904
«В высь изверженные дымы…»
В высь изверженные дымыЗастилали свет зари.Был театр окутан мглою.Ждали новой пантомимы,Над вечернею толпоюЗажигались фонари.
Лица плыли и сменились,Утонули в темной массеПрибывающей толпы.Сквозь туман лучи дробились,И мерцали в дальней кассеЗолоченые гербы.
Гулкий город, полный дрожи,Вырастал у входа в зал.Звуки бешено ломились…Но, взлетая к двери ложи,Рокот смутно замирал,Где поклонники толпились…
В темном зале свет заёмныйМог мерцать и отдохнуть.В ложе — вещая сибилла,Облачась в убор нескромный,Черный веер распустила,Черным шелком оттенилаБледно-матовую грудь.
Лишь в глазах таился вызов,Но в глаза вливался мрак…И от лож до темной сцены,С позолоченных карнизов,Отраженный, переменный —Свет мерцал в глазах зевак…
Я покину сон угрюмый,Буду первый пред толпой:Взору смерти — взор ответный!Ты пьяна вечерней думой,Ты на очереди смертной:Встану в очередь с тобой!
25 сентября 1904
