Они рассмеялись одновременно. Энн, слушая Улисса, смотрела ему в глаза. Она была без ума от него.
Господи, если он скажет мне — отдайся, это сделаю прямо сейчас. Один взгляд, одно слово — и мы бежим в туалет. Я хочу его. Хочу почувствовать его руки на своем теле, его губы на моих губах. Она представила себе, как он сажает ее на подоконник, раздвигая ей ноги. Нет, придется стоять. Зачем она только надела джинсы? Надо было надеть юбку. Они стоят, прижавшись друг к другу, и он расстегивает ей джинсы… Он просовывает руку ей между ног…
— О-о… — С губ Энн слетел слабый стон.
— Что с вами? — участливо спросил Улисс. — Вам нехорошо?
Энн посмотрела на него задумчивым взглядом. Ее глаза были такого странного цвета: голубого с сиреневой дымкой. Он никогда не видел таких глаз. Щеки разрумянились, губы были полуоткрыты. Улиссу стало не по себе. Он вдруг отчетливо увидел ее опрокинутой навзничь. Эти полуоткрытые губы… Вот она распростерлась под ним, страстно шепча его имя. Ему казалось, что он это слышит. И чувствует, как ее податливое тело движется ему навстречу. Улисс вытер мгновенно вспотевший лоб и, бормоча извинения, бросился в туалет. Там он подставил голову под холодную струю воды, потом под сушильный аппарат.
Черт, я становлюсь каким-то сексуальным маньяком! Нет, сегодня же пойду в бар. Она какая-то ведьма. Наверное, все ее любовники умерли от полового истощения. Или она их казнила, как Клеопатра. Только я не собираюсь быть этим дураком Антонием. И не дам потопить свои корабли из-за хитрой бабы. Если я ей поддамся, то стану тряпкой, этаким игрушечным Кеном при Барби. Игрушечный домик, новая машинка… «Хани, выдай мне сто долларов на жвачку, твой зайчик поиздержался»… Хрен тебе, а не зайчик! Не дождешься, сука! Все есть, все купила! Теперь мужика купить хочешь? Ищи себе другой секс-прибор! Улисс посмотрел на себя в зеркало и усмехнулся. Ну и что я так разошелся? Мне еще пока денег не предложили. Пока я сам хочу ее трахнуть и бешусь, потому что этого делать нельзя. И с чего я взял, что она хочет меня купить?
Тайный голос вдруг явственно произнес: так это же всем ясно! Подумай сам, зачем ей управляющий. Ей нужен ручной любовник, живой вибратор. Не сдавайся, мужик! Ты же не для того родился и остался жив после стольких передряг, чтобы обслуживать богатых дамочек. Улисс вышел из туалета и спокойно подошел к столику.
— Мне кажется, наш завтрак затянулся. И не мешало бы заняться делами. Да и у вас, я думаю, время благодеяний на сегодня закончилось.
— А что случилось в туалетной комнате? Вы обнаружили там вражеский десант и его уничтожили? У вас такой вид, словно вы вернулись с правительственного задания. Или поступили секретные сведения из унитаза о моей работе на китайскую разведку? Дан приказ ликвидировать? — Энн засмеялась и допила кофе. — Все, я готова. Можете меня брать, в смысле — арестовывать, а не в том, другом. Шутка, извините.
Улисс криво ухмыльнулся и не стал отвечать. Они молча прошли через кафе и вышли на залитую солнцем площадку.
Странно, подумала Энн, такое чувство, что мы уже переспали и он собрался меня бросить. Но не знает, как об этом сказать. Мне обидно и хочется надавать ему оплеух. А на самом деле ничего не происходит. Ни-че-го! Какие-то виртуальные отношения. Или это все мои фантазии? Когда пишешь всякую чушь, то рано или поздно начинаешь выходить за грань реального. Вот так и сходят с ума. Опять придется идти к психоаналитику.
Они молча доехали до дому, изредка перебрасываясь случайными фразами о погоде и дороге.
Весь оставшийся день Улисс посвятил налаживанию домашнего быта и сочинению выкладок по финансовой реорганизации вверенного ему хозяйства. В четыре часа пришел школьный автобус. Кевин, возбужденный и довольный, влетел в дом и с разбегу упал на диван в гостиной.
— Устал с непривычки! Отвык учиться. Тут такая сложная программа. Патти обещала меня подтянуть по всем предметам. Вечером пойду к ней.
— Что за Патти? Учительница?
— Отец, ты чего? Это наша соседка, девочка из школы. Представляешь, круглая отличница! Но совершенно не задается, и ее очень уважают. Она организовала школьное радио. Предложила мне тоже быть диктором. Говорит, у меня красивый голос.
— Я не понял: ты что, теперь дружишь с девочками? Не собираешься заводить здесь друзей-парней? Тебе нелегко придется в военном училище. И еще: учись сам справляться с трудностями, без репетиторов.
— Ты чего? Перегрелся на солнце?! Почему нельзя дружить с девочками? Это что-то новое… Мне что, с парнями целоваться? При чем здесь военное училище? Я не собираюсь там учиться! Наконец-то я попал в хорошую школу. Тут нормальные ребята, нормальные учителя. Папа, я не хочу быть военным! Я подружился с хорошей девчонкой, она, если хочешь знать, герой не хуже тебя. Знаешь, какая у нее сила воли? До прошлого года она не могла встать с инвалидного кресла. Ей сделали операцию, она теперь работает наравне с другими, всем помогает и ни на что не жалуется. Мне только сейчас захотелось жить… после маминой… Да что говорить! Ты какой-то железобетонный. Тебе все по фигу! А я не такой! Я чувствую все. И друзей буду выбирать сам, каких хочу!
Улисс удивленно посмотрел на сына. Он не ожидал такого всплеска эмоций.
— Извини, не хотел тебя обидеть. Но, если ты еще раз скажешь мне что-то вроде «перегрелся на солнце», у нас могут испортиться отношения.
— Извини, не хотел тебя обидеть. Но позволь мне решать, с кем мне дружить и кем быть.
— Ну и кем ты хочешь быть?
— Артистом.
— Что? Чушь какая-то!
— Чушь? А то, что ты сейчас делаешь, не чушь? Ты-то чем занимаешься? Ладно, я пошел делать уроки. Есть не хочу, в школе поел.
Полковник почувствовал, как между ними сыном что-то обрывается. Он вдруг понял, что Кевин вырос. Но вырос так внезапно и, кажется, без его участия. Здесь какая-то нездоровая атмосфера. Я лезу на стенку из-за секса, Кевин решил стать артистом. Мы поругались на пустом месте. И я хорош! Парень пришел довольный, полный энтузиазма. Что я к нему прицепился? Да пусть дружит с кем хочет! Просто я ему завидую. Он молодой, у него все впереди, а я — чем я занимаюсь? Надо что-то решать в моей жизни.
Улисс поднялся к сыну.
— Кевин, не будем ссориться. Я сегодня не в себе. Прости, я тебя люблю, ты знаешь…
— Да ладно, пап, не будем. Все нормально. Что ты делаешь вечером?
— Нужно сходить в одно место. По делу. Но я вернусь часов в двенадцать. А ты?
— Наверное, дома буду. Или у соседей. Или кино возьму посмотреть. Иди и не волнуйся: все будет о'кей.
Улисс чувствовал себя подавленно. Сын прав. Он действительно занимается не своим делом. А что у него свое? Дома нет, профессии нет, семьи тоже, ведь для сына теперь мнение какой-то девчонки важнее, чем мнение отца. И это решение быть актером? Чушь собачья… Нестабильный заработок, а еще полное отсутствие каких-либо знакомых в этой среде. Дело даже не в возможной протекции, а просто в дружеских связях, профессиональном общении. Как иначе поймешь, что надо делать, какие тенденции, что современно и самобытно, а что непрофессиональная халтура или устаревший штамп. Вот если бы Кевин решил пойти по военной стезе! Улисс позвонил бы своим друзьям, посоветовался, куда поступать, чтобы потом попасть в элитную часть. Наверняка Джон Бриттнер генерал уже. Они с ним вместе учились, а потом и служили. Кстати, а почему он сам-то не звонил ему столько лет? Просто так, по дружбе. Понятно почему; звонить и рассказывать, как у тебя все хреново… Вешать на друга свои проблемы: жена умерла, из армии ушел, да еще со скандалом, страдаю депрессией… Хороший набор для первого звонка после многих лет разлуки. Но сейчас-то можно позвонить… Сказать, что с депрессией, кажется, справился, нашел работу, жаль не по профилю, но жить можно, сын учится в лучшей школе Восточного побережья… Заодно обсудить свои армейские дела — промахи и удачи. Профессионалам есть о чем поговорить. Улисс полез в записную книжку посмотреть телефон, но в новом органайзере координат старого друга не было. Эх, где-то запакована домашняя адресная книга, надо искать по всем ящикам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
