мою душу в них затягивает.
— Женщины тоже сходятся в диспутах. — иронически выделила дочь лорда последнее слово. — Будет несправедливо запретить вам выяснение отношений. Но я иду с вами.
Глава 6
За нашей гимназией скрывалось футбольное поле. Разметка белой краской на траве, ворота, секция с натянутой сеткой, дабы мяч не улетал стремительным Карлсоном, трехрядные деревянные трибуны, сбоку раздевалка для футболистов. За трибунами, до деревьев и школьной ограды, было пустое пространство. Нет, там не банчили наркотой, не лупили ботаников, не занимались быстрым перепихом.
Это место было тайным школьным рынком. Обмен картами с фривольными рисунками, шарами для марбла, нитками для конкера*, любой всякой всячиной, дорогой сердцу школьника, вплоть до перочинных ножиков и школьных эссе. Даже еда на рынке присутствовала. То есть жвачка: янтарные кусочки смолы сенегальской акации или южноамериканской саподиллы, завезенной для культивирования. Засохшая смола сворачивалась в небольшие луковицы, жевалась или могла быть растёрта в порошок, которым посыпались сладости или еда.
Неизвестно кто притащил простой столик, пару ящиков, табуретку и кусок парусины, образовав курительный клуб. На деревянный брус, держащий трибуну, поклеили афишу цирка Валтера с силачами и розовощекой, пышной гимнасткой в трико.
Всё как в лучших домах Лондона.
Еще здесь дрались. Нечасто, на памяти Эйва раза три. Настоящей из них можно было назвать одну, когда сошлись три на три альфа-самцы с последнего года обучения. Остальные были уморительно-невинными: с поджопниками, пыхтением схватившихся за воротники пацанов и катанием по пыльной земле.
Почему эту лавочку администрация не прикрыла? Потому что школота под рукой, всё цивилизованно. Тайное место налагает ответственность, пробуждает зачатки самоуправления. Разнести всё к чертовой бабушке, забетонировать и посыпать стеклом — дело нехитрое. Так гимназисты тоннель под оградой пророют и на другую улицу перейдут. Станут баловаться пивасиком, прохожих пугать и безобразничать.
Большой толпенью мы зашли за спортивное сооружение. Первогодки, которым было не по чину толкаться вместе с нами, поднялись на трибуну, высунув любопытные рожицы сверху.
— Итак, джентльмены, — с долей сарказма озвучила Глэдис, перейдя на неформальный стиль общения. — ваши разногласия настолько непримиримы, что вы решительно настаиваете на помятии своих лиц и не хотите закончить дело миром?
Глэдис чересчур вредная. Да кто с такой дружить станет? Что за подначка: смысл слова джентльмен давно шире системы пэрства или сословия джентри. Можно слово джентльмены произносить с большим уважением?
— Он оскорбил мою девушку. — попытался сыграть на публику Хупи.
— Ты сейчас в первый раз её своей девушкой назвал. — пожал невозмутимо плечами, снимая и передавая Клайву школьный пиджак, жилет, галстук и незаметно разминаясь. — Вы пытались выставить меня доносчиком. При том, что Тайлера я от глупости уберег. Парниша, ты отказываешься воспринимать реальность. Маргери мне не нужна, как и твои услуги.
— При чем здесь Кристофер Тайлер? — удивилась Глэдис.
Не знаю в каком виде ей доложили о намечающейся драке. Маргери не поделили, лидерство в классе или еще что. Про первогодку, попавшего в лазарет, то ли не успели, то ли она внимание не обратила.
Выслушав мои разъяснения, она уставилась на Хупи.
— Серьезно? Ты настолько туп, что не сумел придумать лучшего повода публичной диффамации бывшего друга? — высмеяла Глэдис его. — Эйвер Дашер изрядно глуповат, у него ужасный вкус, но разве сдал он вашу компашку, когда вы разбили окно в директорскую? Наоборот, взял всю вину на себя, хотя мог, как ты выражаешься, выслужиться передо мной. Или сегодня какой-то особенный день для такого самовыражения?
Я боролся между желанием расцеловать милую Глэди в губы и шлепнуть ниже талии. Побеждал компромиссный вариант: выполнить оба действия. Вот отчего глупый-то сразу?
— После казни тёмного, Эйв сам не свой. — пискнула Маргери, переводя стрелки.
Настойчивое педалирование подобной темы меня конкретно бесило. Эйв уже не Эйв, но им-то откуда знать. В какую игру они со мной играют?
Глэдис повернулась и вонзила в меня свои глазки. Да сколько можно расстреливать меня своей красотой. У меня не сердце, а голландский сыр уже.
— Рога не выросли, татуировок не появилось, пена не идет, глаза по-прежнему щенячьи. — вынесла она свой приговор. — В чем он сам не свой? Расстался с тобой, вот ты и бесишься?
Спорить с Глэдис вообще небезопасно: вскрывает словами, как консервный нож банку из фольги. Губы у Маргери затряслись, но инстинкт самосохранения сработал. Спряталась за спины и больше не отсвечивала.
Вперед выступил модный пацан из тех, кого лорд Беллингем осчастливил личными приглашениями в гимназию. Хотя он без него легко ушел бы в любую частную школу. Джеймс Стэнли, сын Оливера Стэнли, графа Дерби. Батяня его радел за спорт: устроил профессиональные скачки с постройством ипподрома, основал Кубок регби, по традиции был видным политиком, крупным землевладельцем. Титул графа, например у него не единственный, есть несколько баронских. Джеймс — «школьный принц». Мечта всех созревших девушек.
— Ваше мнение не является ни конвенциогимназическим, ни компетентным. — высокопарно выразился он в адрес Хупи и Маргери. — Сам не свой, данный гимназист был год назад, когда бросил футбол. Тогда мы почти выиграли национальный кубок среди школ. Сейчас можем вообще не пройти отбор в своем регионе. Из-за того, что в составе наших «Орлов» нет качественного нападающего. Если мистер Дашер вернул себе рассудок, ждем голов в качестве подтверждения.
Не ожидал от него поддержки. Пусть вместе с критическим замечанием, но она была важна.
— Благодарю вас, лорд Джеймс Стэнли. — выразил коротким кивком свой респект. — Я не жду примирения с мистером Хупи, гнев застилает ему глаза. Прошу только возможности закончить всё быстрее. Ничего не желаю более, чем не подвергнуть вас всех, леди и джентльмены, опасности опоздать на ланч.
Глэдис слегка скривила уголок губы. Очень завуалированный, но упрек. Хватит тянуть: не шоу, а Дом-2 какой-то получается.
— Файт! — взмахнула она резко рукой.
Словно последний мамонт на Земле, обнаруживший что его подружку жуют кроманьонцы, Хупи понесся на меня. В отличие от меня, пиджак и галстук он снимать не стал. Я же тебя им и задушу, школьник-самоубийца.
Еще с дистанции он пробил джебом правой, а с левой завернул чудовищно плотный боковой. Я слегка пригнулся, встретив его джеб своим лбом. И едва успел уйти от бокового, нырнув под него. Не знаю кто ему ставил удары — да хоть Кас Д’Амато местный. Хупи сейчас заплакать должен от сломанных костей в руке.
На самом деле, слезы выступили у
