только самоубийцы. Хотя понять этого новичка было можно. Первогодки всегда начинали обучение с богослужения в девять утра, а этот в школу забегал по-важному делу, видимо. В комнату с буквами «Лав». И это не то, что можно подумать, а уборная**. Мог опоздать на службу, а наш пастор весьма строг. Потому я несильно озлился, даже свалившись и нащупав горячее пятно крови на лбу. Вчера мне вообще голову отрубили.
Тем более, первогодка прямо сейчас седел под взглядом дочки лорда.
— Кристофер Тайлер. — голосом Глэдис можно было рубить баобабы. — После богослужения подойдешь к мистеру Джонсу и попросишь отчитать двадцать ударов линейкой по рукам.
Не знаю, как тот справился с нервами, жалко проблеяв извинения и убежав. Мои тоже оказались под давлением. Глэдис присела рядом со мной, изучающе глядя на рану. Лоб задело острым краем металла, и ссадина неприятно ныла.
Обо всем забылось, едва я ощутил сладкий аромат роз с нотками мандарина и мускуса. Как близко увидел нежную гладкую розовую щечку, изгибы движения ресниц. Когда легкий ветерок набросил кудряшку дочери лорда на мое лицо. Она заправила волосы, достала платок и шевелила сладкими губами, что-то говоря мне, но с тем же успехом могла вещать с Марса.
Не осознавая, что делаю, я машинально потянулся к ней…
— Всё, Эйвер, свободен. — потеряла Джулия терпение, безрезультатно пошарив глазкам по моему глупому, доброму лицу. — В эссе опишешь свои впечатления.
Со стучащим паровым молотом сердечком я отошел в сторону и проверил карман. Без листика. Приблизился к дверям и поглядел на место под входной ручкой. Ничего.
Это не возвращение во времени, это вероятная развилка событий. Будущее, которое мне показывает моя способность.
Спохватившись, я раскрыл дверь.
— Только после вас, леди. — попытался приятно улыбнуться Глэдис со свитой.
Глаза пришлось опустить: воспоминание было слишком свежо, а лицу душно. Эйв никогда не рассматривал Глэдис в качестве девушки. Сословные границы постепенно размывались, но скажем судить лорда могла только Палата лордов. Фактически у лорда был сто и один способ стереть мою семью с лица земли. Да пусть не физически: смотреть как твоя семья живет у помойки, больнее смерти.
Фыркнув, школьная принцесса зашла в гимназию. Я юркнул за ними и толчком в грудь, вовремя, поймал несущегося на девчонок Тайлера.
— Простите нас, леди. — извинился за него перед опешившей от неожиданности Глэдис. — Молодой человек торопился сообщить мне расписание уроков и кабинеты. Это моя вина. Позвольте нам откланяться.
Она ничего не ответила, но в глазах цвела странная неуверенность. Взяв первогодку за шиворот, я вытащил его на улицу.
— Не делай так больше никогда. — предупредил Тайлера. — Секунды спешки могут стоить всей жизни. Только представь, что леди Глэдис получила бы травму.
Белый как мел, спотыкаясь и оглядываясь на меня, он ушел за здание школы, где во внутреннем дворике, недалеко от футбольного поля, пастор Моттерсхед с Библией в руках, высился над школотой христианским Голиафом.
— Знатно ты его напугал. — сказал подошедший Клайв. — примерно, как та боевая ведьма, то есть сестрица, нас на входе.
Винст истерично обмахивался вытащенной из ранца тетрадкой. Вид у него был нездоровый.
— Камон! — хлопнул я в ладоши. — Нас ждет мир знаний и новых открытий. Умение читать рецепты, чеканными формулировками громить противника в судах, и нести истинный свет молитвы в массы. Поторопимся!
Парни понятливо согласились, отпросившись только на минуту к умывальнику.
Мой спич касался латыни. Она была первым уроком. Вообще латынь давно хотели прикрыть, распределив её часы между математикой и одним предметом на выбор школы. Лет пять назад так поступили с древнегреческим: какая польза для обыкновенного школяра от того, что он Гомера в оригинале цитирует? Сейчас и греков толком не осталось: самые ушлые, выжившие в катастрофе, осели-растворились в великих державах, сумевших пережить катаклизм. Новый ледниковый щит до неё не дошел, но он спустился с гор, которые покрывают страну на восемьдесят процентов. Холодно сейчас там: крокодил не ловится, не растет кокос.
Язык оставался данью прекрасной великой первой европейской цивилизации для элиты.
Всё это сильно сказывалось на преподавателе латыни мистере Алексополусе Чириллокронусе. Предки его давно британизировались, сократив фамилию до Чирил, в ай-ди он вписал себя под Алексом, но на первом уроке преподаватель гордо представился полным именем. Которое всё равно никто не запомнил.
Так вот, флюиды уныния от Алекса можно было потрогать руками. Он ранее преподавал древнегреческий — его сократили. Алекс перешел на латынь, язык снова на грани вымирания. Да что ему теперь преподавать⁈ Его ни к одному предмету руководство больше не подпустит.
Он попросил Кэрол Вайред прочесть вслух трактат Катона-старшего по «Земледелию». Спрятался за журналом от «Общества британских и иностранных школ», и погрузил свой нос во фляжку с джином. Я на самом краю сидел, в соседях у меня Клайв. Он не просек, а вот я прекрасно увидел и унюхал чутким органом подозрительное амбре.
Наш класс не представлял собой типичные парты перед доской с мелом. Мы же элитное учебное заведение второй столицы империи! Просторная светлая комната квадратов в сто. Изящные шкафы с дополнительными учебными материалами. Большой, развернутый подковой стол, за которым сидело двадцать учеников. Прекрасные мягкие стулья, покрытые синим бархатом. В центре подковы возвышается особый стол учителя, за его спиной школьная доска.
Ни за кем не спрячешься, ничего не подскажешь. Как на ладони перед учителем.
Каждый год обучения состоял из пяти классов. Всего пятнадцать за три года обучения. Триста учеников. Школьный комитет столицы поделил Новый Лондон на одиннадцать округов, так называемых «боро». Случилось это еще лет сто назад, районы росли, но деление не менялось. Годовой набор в гимназию Беллингема осуществлялся по личному приглашению лорда и по представлению от школьных советов округов. Пять кандидатов от каждого округа, в каждый класс. Остальные сорок пять из ста набирал лорд. Так работал британский социальный лифт для умных школьников. Хотя умен ты или нет — бабло нужно всегда и сейчас. Поэтому Винст и Клайв особых иллюзий не строили, собираясь сразу работать после школы в семейном бизнесе.
Маргери, Винст, Клайв и Хупи попали в гимназию по представлению своих округов. А вот мне, вернее Дольфу Дашеру, принесли личное приглашение деда Глэдис и отца Эндрю Беллингема.
Нереально круто. Я только могу догадываться отчего такая милость. Дольф Дашер с четырнадцати лет до шестидесяти трубил на флоте. Прошел путь от юнги до боцмана. От винтового шлюпа и переделанного в транспортник
