– Нет, но копейку получал наряду со всеми, со сборов. Так ведь он же и играл сам.
 – И кто же теперь за него?
 Мария развела руками.
 – Непросто найти столь много ударников-многостаночников. Да и шефа-бессребреника. Идиллия…
 Мария глянула на него с подозрением, но ни тени усмешки не увидела и потому подтвердила:
 – Именно так. А что же, – в ее голосе прозвучало коварство, – трудно представить, что кто-то занимается любимым делом, не надеясь на воздаяние в этой жизни?
 Вообще было обидно, хотя виду он, разумеется, не подал. Лишь мягко заметил:
 – Что ты. Таких людей, я тебя уверяю, очень много.
 – Да уж, ищи дураков, – повторила она с непонятной горечью.
 – Ну и все-таки насчет денег, – напомнил Гуров, проглотив и эту пилюлю, – если все так прекрасно, денег не требует и на чистом энтузиазме…
 – Да.
 – Тогда возникает вопрос: зачем ему бюджетное финансирование?
 Мария призналась:
 – Честно говоря, я не знаю, что думать об этом.
 Она отхлебнула бодрящего напитка и добавила:
 – Но мой личный и горький опыт показывает: стоит пойти слуху, что Сид был замешан в финансовых махинациях с бюджетными средствами, и частные инвесторы дружно отвернутся и пойдут в отказ.
 – А ты считаешь, что этого быть не могло, потому что…
 – Да, не такой он человек был, чтобы выстраивать подобные хитроумности.
 – И что характерно, в этом уверена не только ты, – заметил Гуров.
 – Ах, не все ли равно? – отмахнулась она с досадой. – Кто-то деньжата подтибрил и освоил, а тут как раз имеется покойник, на которого можно свалить, и концы в воду… С мертвого-то какой спрос? Не будет денег – не будет постановки, и шансы мои стремятся к нулю. Буду и дальше жевать академическую жвачку, до самой пенсии, а там лоботрясов учить, которые не идут в искусство, им главное бабла по-легкому срубить…
 Гуров немного опешил. Эва куда заводят визиты на постановки экспериментальных театров. Ну а с другой стороны, если бы женщины имели хотя бы тень логики – как бы им удавалось сводить с ума здравомыслящих мужчин?
 – И вообще…
 Скрывая небрежную, но такую тщательно продуманную зевоту, Мария прикрыла рот рукой, поставила почти полный бокал в мойку.
 – Пойдем баиньки, а то что-то я сегодня расклеилась.
 – Отдай стаканчик-то. И постой.
 Покончив с напитком и крепко удерживая жену за талию, Гуров снизу вверх, но очень внимательно вгляделся в ее лицо:
 – Признавайся. Тебе это все так важно? Ты серьезно хочешь играть в этой вакханалии?
 – Это не вакханалия.
 – Тогда второй вопрос, – спокойно продолжил он. – Кто-либо из тамошних театральных знает, что у тебя муж – сыщик?
 Мария ехидно спросила:
 – С чего ты взял, что это кого-то интересует?
 Лев Иванович некоторое время все-таки посверлил ее взглядом, но ни одной черной капли не узрел: ах, что за глаза! Два чистых, прозрачных, как слеза, алмаза…
 Гуров, вздохнув, решился. Точнее, понял, что судьба влечет как на аркане.
 – Ладно. Тогда давай чуть попозже спать пойдем, а сейчас ты мне расскажешь все, от начала до конца.
 – Хорошо, – покладисто, с готовностью отозвалась Мария.
 И, как будто ждала такого оборота, занялась приготовлением кофе.
 «И снова переклюкали тебя, сыщик. И снова – как ребенка», – подумал Гуров весело.
 – …Собственно, группа «Боль да смех» распалась не вчера, года три назад, но объявлено лишь в этом году, после того как отпраздновали двадцать пять лет на сцене.
 – …Подсобрали деньжат…
 – Стабильность и неизменный состав – их фишки.
 – Неплохо. Ну а по каким причинам? Мотивы? Деньги, ссоры, жены?
 Мария пожала плечами, покачала головой:
 – Наверное, всего и помногу накопилось за четверть века. Конкретных причин и людей по именам не то что я, скорее всего, никто не знает.
 – Неужели?
 – Ну вот так. Это коллектив закрытый, на сцене – рубахи навыпуск, но что там за кулисами – тайна великая за семью печатями.
 – Дешевой популярности не ищут и скандалы как пиар – не про них.
 – То есть абсолютно. У них и пиарщика-то отродясь не водилось.
 – У кого – у них?
 – У них два солиста, – пояснила Мария, – Сид – бесспорный лидер-харизматик, но он музыкант, а стихи для основных хитов писал второй.
 – Кто таков?
 – Жога Ким.
 – Что из этого имя, что фамилия? – не сдержавшись, пошутил Лев Иванович, но моментально поправился: – Прошу прощения. Продолжай.
 – Молодец, хороший мальчик, – похвалила жена, – я уж хотела закатить тебе по заслугам. Жога – поэт. Точнее, сам он думает, что поэт, конечно, литературные достоинства его стихов, как бы это… сомнительны. В любом случае, положенные на музыку, звучат вполне достойно.
 – А музыка?
 – Музыка вся Сидова, хотя надо уточнить… – она задумалась, – только где? Нет у них обычаев авторские права регистрировать…
 – Хорошо, оставим пока, давай дальше. Сид и Жога.
 – Да, Жога и Сид. Вот они играли-играли вместе, потом Сиду стукнуло в лохматую голову, что все это халоймыс и чушь собачья, что надо расти, а Жоге и в текущий момент надоело… Ну в целом все.
 – Что «все»?
 – Сид – алкоголик, – прямо пояснила Мария, – и наркоман. Он сызмальства сидел вообще на всем. Жога же, напротив, спортсмен, камээс по боксу, к тому же с возрастом ударился в духовные практики, медитацию и здоровый образ жизни. Возможно, захотелось чего-то иного…
 – Сольной карьеры и чтобы не делиться, – невинно подсказал Гуров.
 – Почему нет? – колко отозвалась Мария.
 – Но расстались они без скандалов?
 – Трудно сказать. Официально никто не бузил. Сид с группой продолжал гастролировать, исполняя песни из их общего репертуара, поскольку большинство раскрученных хитов как раз на Жогины слова.
 – И добренький автор ничего для себя не требовал? Отчислений и прочего?
 – Опять-таки официально – нет. По логике, если бы что-то было, журналюги напрыгнули бы разом: вот же, долгожданный скандал.
 – Справедливое замечание. Итак,