мирно, а кто-то, наоборот, с отчаянием и гневом. Пусть ей невыносимо было думать, что папа умрет, она хотела помочь ему. Убрав прядку седых волос с его покрытого пятнами лба, она вспомнила, как он выглядел в молодости. Его лицо всегда было загорелым из-за работы в питомнике – все, кроме лба, который скрывался под шляпой.
– Ваша мама сломается без меня, – сказал он, с трудом выговаривая каждое слово.
– Я о ней позабочусь, пап, обещаю, – с дрожью в голосе ответила Мередит. – Ты же знаешь, что позабочусь.
– Она не сможет пережить это снова… Пообещайте, что поможете ей.
Он закрыл глаза и тяжело вздохнул. Ему было все труднее дышать.
– Что именно пережить? – спросила Нина.
– Угомонись, Опра! – взъярилась Мередит. – Отстань от него. Пусть поспит.
– Но он же сказал…
– Он сказал, что нам нужно помогать маме. Будто об этом надо просить. – Мередит стала возиться с папиными одеялами и взбивать подушки, точно квалифицированная медсестра.
Нина понимала: если Мередит пытается занять руки, значит, ей страшно. Скоро она захочет ото всех убежать.
– Не уходи, – сказала Нина. – Нам с тобой надо поговорить…
– Не могу, – ответила Мередит. – Работу не поставишь на паузу, просто захотев. Вернусь через час.
И она ушла.
Нина машинально достала камеру и принялась снимать – для себя, не собираясь никому показывать снимки. Когда она навела камеру на папино бледное лицо, слезы, которые она уже не могла сдержать, затуманили взгляд, превратив фигуру отца в сероватое пятно на фоне огромной деревянной кровати с балдахином. Она хотела было сказать: Я люблю тебя, пап, но слова застряли в горле.
Нина бесшумно вышла из комнаты и притворила дверь. В коридоре она наткнулась на мать и, поймав ее полный боли взгляд, протянула к ней руку.
Но мать только отпрянула и, плотно закрыв дверь, скрылась в спальне.
Вот так. В жуткой тишине коридора перед Ниной будто снова пронеслось все ее детство. Хуже всего то, что она сама виновата.
К ее матери нечего было тянуться.
Тем же вечером Мередит с Джеффом поехали за девочками на вокзал. Встреча получилась совсем не такой, каким должно быть возвращение домой, – безрадостной, полной грустных взглядов и недомолвок.
– Как держится дедушка? – спросила Джиллиан, как только двери машины захлопнулись и они вчетвером оказались в тишине.
Мередит хотела бы соврать, но дочери были уже слишком взрослыми, чтобы ограждать их от правды.
– Не очень, – тихо сказала она. – Но он будет рад вас увидеть.
Глаза Мэдди наполнились слезами. Неудивительно: она всегда была особенно впечатлительной, смеялась и плакала громче других.
– Мы навестим его сегодня?
– Конечно, солнышко. Он нас ждет. Тетя Нина тоже приехала.
При упоминании Нины Мэдди улыбнулась, но это было лишь жалкое подобие ее обычной реакции.
– Класс.
Этот тихий, сдержанный ответ почему-то ранил Мередит сильнее всего. В нем слышалось предчувствие перемены – горя, которое навсегда изменит их семью. Мэдди и Джиллиан обожали Нину, считали ее едва ли не рок-звездой.
Но теперь новость о ее приезде вызвала лишь еле слышное класс.
– Возможно, стоит показать дедушку кому-то еще, – сказала Джиллиан. В ее спокойном и мягком голосе Мередит уже угадывала интонации будущего врача. В этом вся Джиллиан – твердая и невозмутимая.
– Его уже осмотрело много отличных врачей, – сказал Джефф. Он выждал минуту, позволив всем вникнуть в эти слова, а затем завел двигатель.
В другой ситуации, коротая время в пути, они бы стали болтать, смеяться и рассказывать истории, а дома сели бы на кухне играть в карты или включили бы в гостиной кино.
Но в этот раз то и дело повисало молчание. Хотя девочки и пытались завести разговор, вяло рассказывая об учебе, о порядках в студенческих женских клубах и даже погоде, это не помогло развеять напряжение.
Приехав в «Белые ночи», они зашли в дом и поднялись по узкой лестнице на второй этаж. На верхней ступеньке Мередит обернулась к девочкам с мыслью предупредить их, что дедушка в плохом состоянии, но потом осеклась: они уже взрослые. Так что она тихонько кивнула, открыла дверь и проводила их в спальню.
– Привет, пап. Смотри, кто приехал.
Нина сидела на каменном подножье камина, спиной к ярко-рыжему пламени. Увидев их, она встала.
– Даже не верится, что это мои племяшки, – сказала она, но не рассмеялась, как сделала бы прежде.
Она подошла к девочкам и крепко их обняла. Затем обняла и Джеффа.
– Дедушка очень вас ждал, – сказала мать, поднимаясь из кресла-качалки возле окна. – И я тоже.
Мередит не знала, заметил ли кто-то еще перемену в ее голосе.
Так было всегда. Насколько холодна была мать с собственными дочерями, настолько же тепло относилась к внучкам. Многие годы Мередит задевало расположение матери к Мэдди и Джиллиан – куда большее, чем к ней самой, – но в конце концов она стала радоваться, что ее дочерям достается бабушкина забота.
Девочки по очереди обняли бабушку, а затем повернулись к кровати с балдахином.
На ней не шевелясь лежал папа, белый как мел; он попытался улыбнуться.
– Мои милые, – едва слышно прошелестел он.
От Мередит не скрылось, как ошеломило девочек его состояние. Они привыкли видеть дедушку крепким, надежным – таким, как яблони в их питомнике.
Джиллиан первая наклонилась к нему и поцеловала.
– Привет, дедушка.
У Мэдди глаза были влажными от слез. Она взяла сестру за руку и попыталась что-то сказать, но не сумела.
Он дотронулся дрожащими пальцами до ее щеки:
– Не плачь, принцесса.
Мэдди вытерла глаза и кивнула.
Отец попытался сесть, и Мередит подошла помочь. Она взбила подушки и подложила ему под спину.
– Мы все здесь, – хрипло проговорил он и посмотрел на жену: – Аня, пора.
– Нет, – отрезала та.
– Ты обещала.
Мередит почувствовала, что в комнате, точно облако дыма, повисло напряжение. Она взглянула на Нину, и та кивнула – значит, тоже это заметила.
– Начинай, – потребовал отец с непривычной суровостью.
На такой приказ мама возразить не смогла, только глубже откинулась в кресле-качалке.
Не успела Мередит уложить в голове эту поразительную капитуляцию, как отец снова заговорил.
– Ваша мама согласилась рассказать нам сказку. Впервые за столько лет. Как раньше.
Он посмотрел на жену, и в его улыбке было столько любви, что у Мередит сжалось сердце.
– Думаю, это будет сказка о крестьянке и принце. Моя любимая.
– Нет, – то ли подумала, то ли произнесла Мередит, отпрянув от кровати.
Нина пересекла комнату и села на пол у ног матери. Когда-то давно это было ее – их обеих – привычное положение.
– Иди сюда, Мэд, – сказала Нина, похлопав по
