клиента – договор не будет нарушен. А Альтаир освободится от надоедливого человечка, получив от него всё, что хотел. Пусть ты ему и можешь быть полезна, но всё-таки он не будет плакать, если ты исчезнешь. Ты видела его проигрыш, а он болезненно самолюбив. Получается, даже если ты не убежишь отсюда до утра и останешься на постоянное проживание, мне не придётся долго тебя терпеть. Что ж, это отличная новость!
– Но у меня есть его фотография…
– И что? Если бы фотографию выложил другой человек, Альтаир получил бы по полной программе. Но если её выложишь ты… Ты теперь не считаешься человеком, ты работаешь на Альтаира. А значит, у него есть все шансы оправдаться и выкрутиться. Возможно, ему даже не запретят доступ в человеческий мир. Он готов рискнуть.
Я нахмурилась. Плохо, очень плохо.
Если дело обстоит так, то, спасшись от Вити, я угодила в другую ловушку, выбраться из которой мне не дадут. Но как же не хочется умирать, а! Что же делать?
Есть ли хоть крошечный шанс выстоять против какого-нибудь хищного клиента, которого подсунет мне Альтаир? Ни малейшего.
Меня определённо сожрут. Вопрос лишь в том, как долго Альтаир планирует со мной играть до того, как решит избавиться? Сколько мне осталось? Пара дней?
Так, дыши, Алиса, просто дыши. Сейчас главное – успокоиться и включить мозг.
Да уж, этот самовлюблённый Эфиалл смог добиться своего – ему всё-таки удалось выбить меня из колеи. Наверное, теперь он страшно доволен собой.
В этот момент к стойке, шаркая, подошёл один из мертвецов. Хозяин мотеля неожиданно любезно попросил его приложить палец к журналу, где на моих глазах сама собой появилась строчка с именем и номер комнаты, а потом выдал возникшую на стойке карточку.
– В номере можете принять душ и отдохнуть, – произнёс он так, будто перед ним был обычный человек, а не зомби, которого полностью не смог восстановить даже мотель. – Здесь вы почувствуете себя живым. В три часа ночи в холле будет торжественный ужин, спускайтесь! А после ужина отбытие.
Он произносил эту фразу снова и снова, каждому постояльцу. Сколько десятков или сотен лет он беспрерывно говорит её каждую ночь? И как до сих пор не сошёл с ума?
Немного понаблюдав, я попросила:
– Дай попробовать. Позволь мне поработать вместо тебя.
Он слегка усмехнулся, будто не верил, что я справлюсь, но неожиданно не стал спорить. Может, надеялся всё-таки увидеть растерянность или панику на моём лице?
Как бы там ни было, память у меня была замечательная, поэтому я любезно улыбнулась подплывшему к стойке призраку с красными горящими глазами, попросила приложить призрачный палец к журналу, выдала карточку и слово в слово повторила, копируя даже интонации:
– В номере можете принять душ и отдохнуть. Здесь вы почувствуете себя живым. В три часа ночи в холле будет торжественный ужин, спускайтесь! А после ужина отбытие.
Он кивнул и отплыл в сторону лестницы. Со следующими посетителями тоже не возникло проблем, поскольку я не делала ни одного лишнего движения, заученно повторяя действия и слова хозяина мотеля. А сам он задумчиво наблюдал за мной, сидя на бархатном диване неподалёку. Хотелось бы мне знать, о чём он думал!
Ровно в три часа ночи где-то пробили часы, входная дверь сама собой захлопнулась, и в холле вдоль стен возникли накрытые столы, буквально ломящиеся от всевозможных закусок!
У столов моментально собралась толпа постояльцев. Самое интересное – ни у кого не возникло никаких проблем с поглощением еды. Она не проваливалась сквозь призрачные руки и не просачивалась между костями. Понятия не имею, как у них получалось её разжёвывать, но она действительно измельчалась и при глотке растворялась в призрачном (или костлявом) теле.
– Похоже, они и в самом деле чувствуют себя живыми, – пробормотала я.
Глава 17
– Именно так, – бесстрастно подтвердил Эфиалл, заставив вздрогнуть. Оказалось, он уже какое-то время стоял с другой стороны стойки, опёршись на неё локтем, и тоже наблюдал за ужином. – Здесь, в мотеле, им доступно всё, что доступно живым. Они могут помыться и ощутить радость от горячего душа и ванны, даже если давно утратили плоть, также они могут спать и ощущать вкус и насыщение. Это прощальный подарок перед уходом. А теперь им пора.
В этот момент снова пробили часы. Накрытые столы исчезли. Дверь вновь распахнулась – туда бил свет, при взгляде на который у меня что-то тревожно и одновременно приятно защекотало внутри.
Жуткие постояльцы вереницей потянулись туда, как заворожённые.
– Врата открылись, – пояснил Эфиалл, будто услышав мой мысленный вопрос.
– На тот свет? – невольно сглотнув, шёпотом уточнила я.
– Да.
Мы ещё какое-то время понаблюдали, а потом до меня вдруг кое-что дошло.
– Но если все души собираются здесь перед переходом на ту сторону, почему их так мало?
– Далеко не все. Мотель собирает только тех, кто застрял по разным причинам и не ушёл вовремя. Ещё тех, кто отбывал наказание, запертый в собственном мёртвом теле, а теперь получил право уйти.
– Ясно…
Эфиалл вдруг резко повернулся ко мне и спросил:
– Как ты поладила с мотелем?
Под этим взглядом невозможно было хитрить и изворачиваться, поэтому я ответила прямо:
– Попросила его о дружбе и покровительстве, а потом поделилась с ним кровью.
Эфиалл застыл, опять глядя на меня по-новому. Я так и не разгадала его эмоций. Он то ли поражался моей глупости, то ли досадовал из-за моей сообразительности. А может, ни то ни другое. Одно точно – такое с ним происходило впервые. Возможно, в отличие от меня, вообще никто до этого не видел его выбитым из колеи.
Наконец, почти все постояльцы вышли наружу и дверь захлопнулась. В холле осталась только пара жнецов.
Один из них отдыхал в кресле, другой стоял у большого окна с видом на ночной мегаполис и попивал кофе из изящной чашечки, которая секундой ранее возникла в его руке. На нас они не обращали ровным счётом никакого внимания. На редкость самодостаточные ребята.
Некоторое время царила тишина. Только я решила всё-таки уточнить, закончена ли работа на сегодня, как вдруг Эфиалл первым прервал затянувшуюся паузу.
– Хочешь выжить? – просто спросил он.
– Да! – От моего вопля один из жнецов недовольно повернулся, но тут же отвернулся снова.
– Есть способ. Но цену придётся заплатить немалую. Вот что ты сразу должна твёрдо уяснить – мне плевать на тебя. Если ты умрёшь, я не буду плакать, наоборот, одной глупой и самоуверенной девицей станет меньше. Если будешь ныть и жаловаться