отца. Я лично никого ни к чему не призываю и не заставляю веровать. Я просто констатирую факты и говорю то, чему был свидетелем на протяжении своей жизни.
Однако война продолжается, и если я не участвовал в полноценных масштабных боевых действиях, то в воздушных боях я точно побывал. Не скажу, что хорошо разбираюсь в астрономии, но по ночам любил смотреть на звёздное небо и иногда это делал и днём. Наших самолётов с красными звёздами было очень мало, да и те частенько падали, подражая ночным, но делали это как-то неуклюже.
Вокруг деревни – пастбищные луга и холмы, хожу по земляничным лугам, дышу земляничным воздухом и вижу впереди себя зелёный ковёр с мелкими разноцветными звёздочками. Рай – да и только. Если бы не глухие взрывы и горящие в небе птицы. Пусть меня примут за дурачка, но мне все эти самолёты представлялись живыми, кувыркающимися над головой птицами, ведущими свои птичьи разборки.
И вдруг точно так же, как и на ночном небе, среди этих птиц-звёзд я различаю какую-то раму наподобие Большой или Малой Медведицы, только миниатюрного размера. Точно такая же рама стоит в нашей комнате и так же переливается на солнце. И откуда мне было знать, блаженному ребёнку, что это – самый злейший враг и что он фотографирует всё на своём пути, даже меня?! На самом деле эта рама была трёхместным двухфюзеляжным самолётом, рассчитанным на ближнюю разведку. «Фокке-Вульф» FW-189 (в простонародье – «рама») делал, конечно, не ахти какие фотографии, но для тех времён эти аэросъёмки были как бы ноу-хау, и я, очевидно, тоже попал на эти фото, скажем, в виде маленькой точки.
Но, как говорили сами немцы, «война войной, а обед по расписанию». Человеку ведь, так или иначе, надо жить и соблюдать элементарные нормы гигиены, удовлетворять духовные потребности, отмечать вехи жизни и оставаться живым существом, гуманным, близким к своему образу и подобию. Большинство представителей разумного мира стремятся к своим совершенным нормам. Цвет, форму и силу этих человеческих качеств обычно называют духом народа. Именно этот дух и отличает народы друг от друга. Например, русский дух, силу и колорит которого воспевают в песнях и литературе.
Дух того или иного народа наиболее контрастно проявляется во времена тяжёлых жизненных испытаний, когда решается судьба народа и его жизнь висит на волоске; когда он должен ответить на вопрос, быть ему или не быть. Ведь в борьбе за выживание оптимизм и сила воли не менее действенны, чем огнестрельное оружие. Порой словесное оружие народа оказывается сильнее любых взрывчатых веществ. Советский народ, или назовём его российским, очень смело выражал свою веру в торжество победы и духом не падал. В каждой деревне были свои конферансье, куплетисты, клоуны и весельчаки, которые освободились от моральных и физических пут и распевали всевозможные шутки-прибаутки на тему войны.
Как утверждает народная мудрость, в каждой деревне есть свой дурачок, свой вор, своя ведьма, своя шлюха и свой острослов. Разумеется, наша деревня не была исключением. Помню долговязого весёлого парня по фамилии Гузеев и по имени Рамазан. Поэт, затейник и умелец, мастер на все руки, без таких людей народ страдает и чахнет от скуки и безделья. Так вот, этот самый Рамазан плевал на все бомбёжки и артобстрелы, разгуливал по селу и пел свои шутки-прибаутки. Организовывал какие-то праздничные мероприятия на Новый год, Пасху и вообще… Строил примитивные качели, какие-то карусели типа «Чёртова колеса», а плату взимал натурой – варёными яйцами, пирожками и любой другой едой. И что самое интересное – никто его к этому не понуждал, как обычно бывает в мирное время, всё это он организовывал сам, по собственной инициативе; ведь тогда никакие профкомы, парткомы и прочие комитеты не функционировали.
Помню, как в новогодний морозный день он, имитируя солнце, размахивал руками и распевал:
Волга – дон и Терек— дон!
Сталин Гитлера споил
Осетинской аракой,
А потом ему скрутил
Руки за спиной!
Деда пукнул как —
то раз —
Сбил немецкий самолёт,
Сам надел противогаз
И кричит: «Я пулемёт!».
Наш Бибо купил косу
И гуляет по селу,
Говорит: «Башку снесу
Генералу Гессу!».
А старуха Кошерхан
Заварила пива чан:
«Как приедет Гудериан —
Я налью ему дурман!».
Исса Плиев, наш земляк,
Вовсе не дурак:
Оседлал он жеребца
И прославил он отца!
Эх, Волга – дон и Терек – дон!
Всё это он пел на осетинском языке, и я детально не запомнил, но важно, что «дон» на осетинском языке означает «вода», и в этом смысле Терек приравнивался к Волге не случайно. И там, и там решалась судьба России, так что народное творчество никогда не расходится с реальностью. Не буду загружать читателя непонятными текстами, но на осетинском языке куплеты этого чудака звучали примерно так: «Шиндыр мин дыр къабушка, Сталин Гитлеры абыршта, Леонаты Рамазан шарашта шармадзан…».
Это небольшое отступление я сделал для отдохновения, а теперь продолжу свою военную тематику.
Я уже сказал, что за моей стеной днём и ночью работал какой-то штаб и управлял военными операциями, и я тоже, здесь, за стеной, управлял, только своими разрозненными мыслями, страхами и переживаниями. Не знаю, как получалось у них, у офицеров штаба, но у меня дела совсем не клеились. Ведь они решали всего-навсего вопросы местного значения, а я рассуждал глобально, думал о мировых катаклизмах, со дня на день готовых обрушиться на эту грешную землю. Ну, и скажите теперь, кому из нас тяжелее – какому-то там штабу или мне?
Короче говоря, в момент моих глубоких дум меня не заинтересовала даже очередная суматоха во дворе, вызванная поимкой очередного немецкого шпиона. Обычно их на ночь помещали в нашем сарае, где раньше жила наша корова Жоржетта. Утром их или его заводили в штаб и, как я теперь знаю, с ними проводили «беседу». После таких, иногда долгих бесед их куда-то увозили или уводили, очевидно, по важности персон. Это я сейчас стал таким умным и хорошо рассуждаю о событиях давно минувших лет. А тогда этого пленного со связанными руками я считал всего-навсего провинившимся парнем или воришкой.
На нашей террасе стоял неизвестно откуда взявшийся велосипед. Он сверкал всеми цветами радуги, и по современным меркам он мне представлялся неким сверхнавороченным лимузином; особенно меня восхищали никелированный руль, мерцающий под солнцем бриллиантовыми лучами, и рубиновые
