как сумасшедшая, теряю остатки самообладания от пульсации его члена внутри.
Бедра совершают взмахи.
Дан толкается глубже и вдруг крепче впивается в мой зад пальцами, твердым рывком опустив вниз слишком сильно.
Цунами оргазма захлестывает меня, смывает все чувства, и на фоне этого вспыхнувшая красным боль чувствуется лишь щепкой в море удовольствия.
Потом боль впивается в тело острой колючкой, втирается в нежную, разорванную плоть острой наждачкой.
Снова и снова.
Я продолжаю взмывать вверх и опускаться вниз, испытывая не самые приятные ощущения.
— Да… Вот так… Огонь… Огонь, Белка…
До моего слуха — доносятся отрывистые мужские признания.
И, несмотря на весь спектр болевых ощущений, я испытываю странное удовольствие от срыва его контроля. Такое болезненное и острое, дикое, как этот секс. Наш секс, он и я… О боже…
Я цепляюсь за плечи Дана, прижимаюсь губами к его губам и распахиваю рот.
Он втягивает мой язык в свой рот, сосет его грубо и жестко.
Мои пальцы тянутся вниз.
Предатальстки знакомым жестом находят ту самую точку и ласкают ее, теребят требовательно.
Меня отпускает, да… Боль уже не втягивает в свой водоворот, приправляет фоном более приятные эмоции.
И через несколько секунду я чувствую, как новый, тяжелый, острый и интенсивный экстаз разрушает меня.
Мужчина подо мной взрывается в оргазме, рычит и стонет, выпустив мой обезумевший язык.
Он кончает, выплескивается и продолжает нанизывать меня на свой горячий, твердый штак.
— Дан… — шепчу, пребывая в ужасе и горячем, приятном шоке.
Он в меня кончает… Боже…
Я ощущаю, как его сперма омывает меня изнутри, как врывается в лоно.
Слышу эти звуки и слышу наши запахи — пот, кровь, сперма…
— Ты в меня… — стону. — Прекрати!
— Я стерильный, — выдыхает быстро и дергает мной вверх и вниз уже медленнее, на каждом слоге опуская. — Сте-риль-ный…
Мы растянулись на диване.
Вернее, Дан размяк, привалившись на его спинку, я медленно растеклась на мужчине.
Дрожу, пока он неспешно гладит меня по волосам, запускает пальцы до самой кожи головы, поглаживает осторожно.
Отхожу от оргазма, сытая чувственность уступает место разумным мыслям, и на этом фоне особенно остро чувствуются запахи — сперма и кровь.
Кровь и сперма.
Между ног ноет. Я отлипаю от Дана, он весь перепачканный, в красных разводах, в скользкой смазке и сперме.
Должна признаться, я ничуть не лучше.
Запоздало оглушительно бьет по голове:
— Ты лишил меня девственности. О боже! О боже, мне было нельзя! Нельзя…
Дан лениво моргает.
Я продолжаю закипать паникой:
— Нельзя! Боже… Что теперь делать? Что теперь будет… Я должна была… Должна была дождатьсяЕго.
— Кого?
— Любимого… Он обещал меня найти. Обещал, что однажды мы будем вместе… — плачу беззвучно.
— Любимый? — переспрашивает Дан.
Он касается моего плеча, я переползаю в сторону, сгорая от стыда: шлюха!
Я просто конченая шлюха… Проститутка!
Я недостойная…
— Да, любимый! — плачу горько.
— Теперь у тебя один любимый. — пауза. — Это мой член!
— Что?! Нет! Ни за что… Ты… меня силой взял.
Дан поднимается рывком и потягивается, демонстрируя мне свой крепкий, красивый зад.
Мои слова он будто бы и не услышал. Зато говорит сам.
— Через сорок минут я жду свой завтрак. А пока свободна, — бросает небрежно.
Глава 15
Ника
Козлище.
Самый настоящий озабоченный козлище…
Лишил меня самого ценного, по-настоящему бесценного, и теперь… завтраки ему готовь! Обойдешься…
Я вся в слезах и сомнениях. Душ не помогает.
Дыхательная гимнастика?
Отлично…
Техника четыре-семь-восемь…
Но только все сбивается, когда на кухню входит Дан. Я давлюсь свистящим выдохом на счет «восемь» и кашляю, поперхнувшись.
Мужчина невозмутимо садится на стул и красноречиво смотрит на часы.
— Время.
Такой невозмутимый!
Ужасно…
Будто не ласкал меня недавно, не сводил с ума приятными словечками.
Вот и не надо вспоминать, обрываю себя: у этого истукана был коварный план — трахнуть меня в любом случае, и он его осуществил грязным методом соблазнения.
А я… Я же никогда… Я и не знала, что так бывает, когда мозг просто отключается!
Подлец.
— Где мой завтрак? Ты плохо расслышала мои слова о временных рамках?
— Я все расслышала. Держи!
Я вываливаю в глубокую миску две пачки творога и шлепаю сверху четыре столовые ложки сметаны, не заботясь о том, что творог некрасиво встал комком. И сметану следовало бы хорошенько размешать.
Бросаю рядом пучок зелени и щедро шмякаю горстку крупной морской соли.
Кажется, перебор.
Точно пересолила. И как он будет эту соль грызть?! Да как-нибудь… разгрызет! У него вон какие зубы белоснежные.
— Это что?
— Полезно и сытно. Все, как ты просил.
Дан медленно очерчивает взглядом тарелку с уродливо брошенным творогом, сметаной и пучок немытой зелени рядом.
— Где твоя гребаная сервировка.
— Ты же был против. Не стала тратить время впустую! — вспыхиваю, потому что и не вспомнила о приличиях.
— Так не пойдет.
Небрежным жестом Дан смахивает тарелку с творогом на пол. Сметана разлетается каплями, творог сыплется комочками по всей кухни.
Тарелка вдребезги.
— Прибери здесь все. Приготовь нормальный завтрак. Еще раз навалишь в чашку, как свинье…
— Я точно так же сделаю! — вскакиваю, сжав пальцы в кулак!
Дан поднимается и делает длинный шаг в сторону, обернувшись.
— Сделаешь точно так же, получишь точно такой же результат.
У меня в глазах темнеет от гнева: да что он о себе возомнил?
Феодал. Рабовладелец!
— И я снова… сделаю точно так же, а там и творог закончится. Будешь вообще голодным.
— Сделаешь так же на третий раз, я тебя это с пола есть заставлю. Их кухни не выйдешь, пока не сделаешь, как положено.
— Тогда я принципиально ничего делать не стану.
— Принципиальная? Отлично. Значит и сиди здесь, принципиальная. Захочешь по нужде, сделаешь, как миленькая.
— Я потерплю!
— Сутки потерпишь. На вторые захочешь. Еще я не буду давать тебе спать, — ухмыляется жестоко.
— Это что?! Пытки?!
— Я кое-что знаю о методах внушения. Ты напрашиваешься.
— Ублюдок… — краснею от возмущения. — Ненавижу тебя.
— Отлично, — улыбается одними губами. — В противовес всегда должно быть что-то.
— В противовес чему?
— Твоих чувств к любимому, разумеется, — саркастично смеется.
Издевается.
— Ах, тебя это задело! Изнасиловал меня, и стало неприятно слышать, как я люблю другого? Фу… Фу таким быть,
