угол сушилки, замаскировав другими вещами и, завернувшись в большое банное полотенце, крадусь обратно, к дивану. Там же нахожу рюкзак, вытягиваю из него трусики и футболку. Размотав полотенце, быстро встаю, натягивая трусики.
Спину обжигает взглядом.
Вроде никого.
Откуда такое ощущение пристального наблюдения?
Почудилось, наверное…
Быстро юркаю под одеяло в надежде заснуть…
***
Свое утро я всегда начинаю с легкой разминки, мягкой растяжки и медитации. Появление полярного здоровяка не повод изменять своим привычкам. Плюс я испытываю потребность успокоиться, потому что произошедшее вчера ночью не дает мне покоя. Всю ночь чертовщина снилась, а как спину жгло, будто этот странный тип меня во сне взглядом сверлил… Кто знает, может быть, так и было. Ведь он точно ходил ночью по дому, его шаги я слышала сквозь сон — размеренные шлепки босых ступней по паркету. Уверена, что он мог передвигаться бесшумно, но шлепал нарочно.
Может быть, хотел меня словить на чем-то? Но я усердно лежала лицом к спинке дивана и делала вид, что спала глубоко. На деле же я просыпалась всякий раз, когда этот ужасный мужчина появлялся в комнате.
То есть несколько раз за ночь!
Измучил он мня капитально.
Не ночь, а сплошная мука.
Поэтому как никогда важно восстановить душевное равновесие, обрести баланс, продышаться.
Музыку для медитации ставлю едва слышно, после разминки вхожу в позу собаки и… понимаю, что нахожусь в комнате не одна.
Более того, неизвестно, сколько это длится, и…
— Хорошо гнешься!
Горячие ладони опускаются на мой зад, похлопывают его по-хозяйски.
Я выпрямляюсь значительно медленнее, чем диктует мое возмущение вторжением в личное пространство.
Просто не хочу показывать говнюку, как сильно взволнована его прикосновениями.
Сразу же вспоминается, как он меня ласкал, как трогал, и как трогала его я… Боже, конечно, он меня вынудил. Фу.
Сама бы я ни за что. Ни при каких условиях.
И вообще, может, это были не оргазмы, а кое-что другое…
Стряхнув руку Дана, выпрямляюсь.
У него сна ни в одном глазу, лицо решительное.
Впрочем, это выражение сердитой лопаты у Дана, кажется, топовое и просто привычное.
И взгляд: не влезай-убьет-злая-собака.
— Чего тебе?
— Завтрак.
Дан подносит к моему носу собственное запястье с невероятно крутыми часами.
— Через двадцать минут я хочу видеть на своем столе завтрак. Сытный, плотный, полезный завтрак. Сегодня позволяю немного опоздать. Завтра, чтобы ни секунды опоздания. Поняла?
Отходит.
Линия плеч, посадка головы, снежный затылок.
Уверена, он доволен собой!
— А больше… ничего не хочешь? — сердито бросаю в его спину.
— И еще ты будешь носить вот это!
Развернувшись, он растягивает в руках нечто.
Покрывшись пятнами стыда, почти такими же пятнами, как майка, которую Дан держит в руках, узнаю вчерашний предмет нижнего белья мужчины.
Я надеялась, что пятна побледнеют.
Но они не побледнели.
Еще майка высохла и… села в размере.
— Снимай свои шмотки, будешь ходить в этом! — требует.
Как неудобно с майкой вышла. наверное, она не из синтетики, иначе почему бы так села?
Я ведь совсем не хотела ничего портить. Просто не подумала.
Но извиняться не буду.
— Я не хочу.
— Придется, — скрипит зубами. — Испортила, носи! — швыряет в лицо. — Это твое наказание. Первое из…
— Первое?!
— Первое, — растягивает губы в ухмылке.
Глава 11
Ника
Вот сволочь!
Я с негодованием смотрю на мужчину. Он медленно обводит меня собственническим взглядом с головы до ног и обратно.
Дан неспешно складывает руки под грудью и кивает.
— Переодевайся. В майку.
Лучше бы я с мокрой голой задницей по морозу шла до города!
Дан смотрит на меня, я смотрю на него. Между нашими взглядами вспыхивают искры и отлетают во все стороны с шипением пламени, которое наткнулось на ледяную стену.
Я киплю. Он спокоен.
Я бешусь. Он наблюдает.
— Переодеться в майку? — голос низко вибрирует от негодования.
— Да.
— Подавись!
Я быстро стягиваю с себя спортивный топ. Кожу груди покусывает вальяжным мужским взглядом с интересом.
Быстро надеваю майку. Она сильно подсела, но все равно велика мне.
В прорезях по бокам виднеется моя грудь, майка болтается на бедрах, едва прикрывая попу.
— Доволен?
— Нет.
— Что?
— Все снимай.
— Не буду! — яростно плюю в его сторону.
Реально плюнула, даже нижняя губа стала мокрой от капельки вылетевшей слюны.
— По доброй воле я трусы свои для тебя снимать не стану. Хочешь, чтобы я ходила по твоему дому с голой жопой?! Более ужасного унижения придумать не мог?! — кричу.
— Я могу тоже пойти на унижение и буду ходить без трусов.
Его глаза странно сверкают.
— Н понимаю! Это, что, шутка? Шутка, чтобы я трусы сняла? Или шутка, что ты без трусов будешь ходить!
— Я не шучу.
Он запускает пальцы под резинку просторных брюк и немного оттягивает ее вниз вместе с резинкой трусов, демонстрируя твердый, раскачанный пресс. Я все еще помню, какой он гладкий, горячий, словно камень.
И слишком хорошо помню, как держалась за член и дрочила ему, как гладила яйца.
Боже, стыдоба какая!
— Не надо ходить передо мной и мотылять своим…
— Своим? — подталкивает.
— Ху… Худым концом.
— Худой конец, значит.
Кажется, я делаю только хуже.
Запоздало понимаю, что мое сопротивление может разжигать аппетит у этого мужчины.
Жаль, понимаю это слишком поздно: он уже завелся.
— В общем, я добровольно унижаться не стану. Хочешь видеть меня без трусов, придется тебя снять их с меня насильно. Ведь на хорошее ты точно не способен! Принудитель!
Высказав все, что думаю о его методах, задираю подбородок повыше.
Должно же стать ему хотя бы немного совестно после моих слов.
Дан застывает.
Подействовало, значит.
Однако моя радость тотчас же сменяется легкой паникой, которая нарастает и нарастает по мере того, как Дан приближается ко мне.
Медленно, не неотвратимо!
Это смотрится жутковато — как он делает шаги, сверлит меня пристальным взглядом, не сводя его с моего рта.
Губы пересыхают, я смачиваю их автоматически языком и сглатываю.
Все во мне, буквально каждая клеточка тела кричит: беги!
Но ноги словно вросли в пол.
Сдвинуться с места не могу. Сердце колотится в горле.
Дан оказывается близко. Очень близко.
Еще один шаг.
Я едва слышно всхлипываю, но продолжаю держаться… чудом!
Его тело касается моей груди. Взгляд находится на уровне мощного острого кадыка.
У него
