– Да пишите что хотите, – зло сказал капитан. – Только у меня ни каюты для этой зверюги нет, ни кормить этих недоростков нечем. Я у команды и благородных пассажиров куски изо рта вырывать не буду.
– Угол какой-нибудь для этой собачей девки найдешь. С пайком сложнее. Я вам дополнительную провизию выписать просто так не смогу, – в замешательстве сказал лорд-комендант.
– Нам на прокорм серебро Глири выдал. Опять же, лошади наши остаются, хорошие лошадки, – доложил Квазимодо. – Взаимозачетом можно…
– Ну, вот все и устроилось, – с облегчением констатировал лорд Иддиг. – Коней я сам посмотрю и оценю, а вы убирайтесь прямо сейчас на корыто уважаемого господина Кехта. И, ради богов, никогда больше не появляйтесь в Скара.
Глава 16
Одномачтовый когг «Высокий», шустро переваливаясь с волны на волну, держал курс на северо-запад. Крутобокий корпус корабля ощутимо поскрипывал, но и обшитые внакрой дубовыми досками борта, и составленная из нескольких брусьев мачта стойко выдерживали свежий ветер. Все эти новейшие достижения судостроения уже прошли достойную проверку океаном. А жаловаться на ветреную погоду – только богов гневить. Сегодня «Высокому» везло.
Теа лежала на плаще, смотрела на щели в досках над головой и раздумывала – можно ли считать, что и некой одинокой лисе тоже везет? Уже двадцать восемь дней Теа сидела взаперти. Низкий дощатый ящик-чулан – растянуться во весь рост можно, но встать и выпрямиться, даже на коленях, нечего и думать. Сундук для «хранения лис» располагался на носу судна, прямо под боевой треугольной надстройкой, носящей непонятное название «кастл[59]». Эти помосты, похожие на зубчатые башенки, были возведены в спешке, уже в самом конце строительства добротного когга. Квазимодо говорил, что эти надстройки понадобятся «Высокому» в бою. Очень может быть – такие подробности лиску не волновали, – никаких боев пока не предвиделось, а вот в качестве крыши настил площадки никуда не годился. Теа с содроганием вспомнила последний шторм. Океан сотней пенных водопадов рушился сквозь щели сверху, бурно протекал сквозь крошечный загончик, уходил под дверь и под стены, чтобы тут же с новой силой вернуться с потолка. Мокрую насквозь Теа носило от одной стены к другой, попытки растопырить руки и ноги и задержать тело в каком-то одном положении ни к чему не приводили – «Высокий» весь, целиком и полностью, взлетал под самое хмурое небо и рушился в морскую пучину. Волны величиной с гору кидали корабль, как пустой орех. Жалобно скрипела мачта, стонали снасти. Сквозь рев воды и ветра до лиски иногда долетали крики людей. Кажется, люди работали. А может быть, вопили от ужаса. В плеске волн, промывающих камеру-убежище, Теа не могла разобрать слов. Лично лиске было страшно до судорог. Корабль тонул, это было и дураку понятно. Вот только Квазимодо и Ныр как ни в чем не бывало обсуждали происходящее. Правда, непринужденной беседы у них не получалось – приходилось орать, чтобы перекричать вой ветра, но тем не менее парни продолжали обмениваться впечатлениями о поведении корабля. По их мнению «Высокий» вел себя неплохо. Теа понимала, что друзья говорят для нее. Как они сами держатся на скользкой палубе у двери в ее каюту и почему их не смывает за борт или в широкий люк трюма, понять было невозможно. Но они оставались рядом. Несколько раз Теа была уже готова выползти к ним. На низкой дверце «камеры» висел массивный замок, на который капитан Кехт лично запер опасную заложницу. Ключи хранились только у капитана и у его помощника. Два раза в сутки Квазимодо или Ныр допускались в загон, дабы покормить пленницу и привести в порядок камеру. Ну да, на второй же день Квазимодо соорудил отмычки из заранее припасенной проволоки. Одна из отмычек хранилась в «каюте» лиски – Квазимодо научил пользоваться смешным крючком-ключом. Сквозь щель у косяка узкая кисть лиски вполне могла протиснуться. Договорились, что в крайнем случае Теа выйдет на свободу самостоятельно.
Шторм был крайним случаем – крайнее уже не придумаешь. Потоки воды волокли по полу, шутя и издеваясь над бессилием лиски, били об стены. Теа упиралась, зажимая ключ-отмычку в мокром кулаке. Среди ужаса пенной, отвратительно соленой воды Теа старалась думать хладнокровно и правильно, так, как всегда мыслит мудрый Полумордый. Ведь понятно – стоит исчезнуть спасительным занозистым стенам, и ты, Хозяйка Холмов, станешь беспомощнее новорожденного щенка. Океан с радостью утянет тебя за борт. Может быть, тебе и не дадут утонуть сразу – Квазимодо цепок, а фуа в любых волнах как дома. Но ты станешь обузой, мокрой, несчастной и некрасивой вещью. Больше всего на свете Теа не желала быть глупым грузом.
Весь океан, все эти бесчисленные горы воды прошли через ее дощатую клетку. Изнемогшая Теа вдавила себя в угол, каблуки испорченных сапог все-таки смогли нащупать доску-опору в палубе. Осталось закрыть глаза и ждать смерти. Через какое-то время лиска поняла, что ее больше не отрывает от стены и не норовит прогнать от стены к стене, как легкую, обгрызенную добела косточку. Теа качалась вместе с кораблем в его сложном запутанном ритме. По-прежнему скрипел-жаловался корпус «Высокого» и соленая вода щедро омывала полуголую скорчившуюся девушку. Теа тряслась, старалась слушать, что там за дверью рассказывает про шторма неугомонный Ныр. Шло время, «Высокий» бесконечно взлетал и падал, сквозь вой ветра в снастях, хрипловато бормотал Квазимодо, в щелях над головой слегка светлело небо, и лиска начала верить, что корабль сегодня не перевернется и не пойдет ко дну.
Ну кому еще из Хозяев Холмов приходилось пережить шторм? Жуткое чудовище этот океан. Шторм – еще не самое пугающее. Теа никак не могла забыть первые дни пребывания на «Высоком». Будка для дикого опасного животного, неумолчный командный крик ненавистного Кехта, мерзкие шелковые лохмотья и драгоценные цацки, которые нельзя снять. Ква, наглухо отделенный худосочной, но непреодолимой дверью. И качка.
Потом и Ныр, и Квазимодо объясняли, что, едва выйдя из Скара, корабль попал в крайне неприятное морское явление – смесь бортовой и килевой качки. Даже опытным морякам редко выпадает настолько паршивое развлечение. Тогда лиска раз и навсегда поняла, что ненавидит море. Тошнота, мутная и бесконечная, овладела миром. Теа стояла на четвереньках, обхватив ладонями такой знакомый походный котелок, и, издавая жалкие звуки, ненавидела весь раскачивающийся мир. В короткие просветления слабо хотелось кого-нибудь убить. Еще никогда в жизни лиска не чувствовала себя такой больной. И ей было ничуть не лучше от того, что остальным людям так же плохо. Половина команды перевесилась через борт. Вторая половина моряков вяло управлялась со снастями, и тоже то и дело отвлекалась, дабы принести жертву прожорливым и неразборчивым в кулинарных пристрастиях морским демонам. Капитан Кехт не жалел ругательств, но и сам то и дело заглядывал за борт и издавал кашляющие звуки. В действительности ли было виновато в поголовном приступе морской болезни мерзкое скарское пиво, как объясняли друг другу бывалые моряки, осталось неизвестным. Теа, не пробовавшая никакого пива, чувствовала себя непоправимо несчастной. За что такие муки? Разве на Холмах заслужишь такую мерзкую погибель? И почему Ныр и Полумордый чувствуют себя почти нормально? Правда, оба бледные, но разве будешь иметь цветущий вид, когда все вокруг непрерывно выплевывают свои желудки? Ладно, фуа – они лягушки, им быть в море как дома положено. А Ква почему чувствует себя хорошо? Он ведь только человек?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
