— Не от того ли случая у вас меточка осталась?
Я погладила шрамик над бровью:
— Думается мне, что такого он больше уже не повторит. Он человек разнообразный…
— Разнообразный… У вас хоть пистолетик какой с собой имеется?
Я невольно рассмеялась:
— Последний раз держала его еще в школе.
— Хотите, я вам свой подарю? Трофейный, так сказать. В сейфе моем давно лежит. Самый дамский, вот такусенький… Не желаете вооружаться? Ну, вам виднее…
2
До Краснодара доехала автобусом.
В дорогу взяла с собой потрепанный журнал из запасов на моей книжной полке. В журнале было окончание детективной повести американского писателя Стаута «Бокал шампанского»,— что еще берут с собой в автобус или самолет.
Я листала этот роман раньше. Прочитала еще раз о хозяине частного бюро Ниро Вульфе, который, не выходя из-за своего письменного стола, решал уголовные ребусы, пользуясь помощью наемных детективов. По Стауту выходило, что преступное начало — почти как наличие аппендикса, он есть у каждого человека, но вот будет аппендицит или нет — это как бог пошлет…
В Краснодаре оставила журнал в автобусе — пригодится следующему пассажиру.
Адрес Марии Семеновны у меня был.
Долго ехала троллейбусом, почти на окраину города. Наконец, увидела нужный мне чистенький деревянный домишко за щелястым заборчиком. Он дожидался своего скорого сноса, приютившись под боком у новенькой девятиэтажки. На каком-то из этажей находилась квартира сотрудника районной милиции, у окна которой сейчас наблюдал Кузовкин.
Как я убедилась спустя полтора часа, Кузовкин недаром получал свои командировочные, меня, во всяком случае, он разглядел…
Щеколда на покосившейся калитке поднималась размочаленной веревочкой, и весь домик выглядел вполне по-деревенски, если бы не большое — вполстены — современных очертаний окно.
Когда я вошла, за тюлевой занавеской промелькнуло чье-то лицо.
Меня увидели.
Я уже подошла к крыльцу, когда в доме стукнула дверь. На крыльцо вышла Мария Семеновна. Я ее узнала, а она меня — нет, и довольно неприветливо спросила:
— Вам что, гражданка?
Я поднялась на одну ступеньку:
— Здравствуйте, Мария Семеновна!
Она близоруко прищурилась, несколько напряженно улыбнулась:
— Господи! Это же Евгения Сергеевна! Какими ветрами…
Я прошла за ней в переднюю. Пока снимала свою куртку, оглядела вешалку в углу. Нет, там ничего не было из мужской одежды, только возле женских сапожек на полу лежала перчатка, на мой взгляд, великоватая для женской руки. Башков был здесь, значит, он прятался от случайных посетителей, вернее сказать, его прятала Мария Семеновна. Рассказал ли он ей всю правду о себе? То, что он скрывается от следствия, им, должно быть, знала. И все же дала ему приют. Что ж, по-человечески понять ее можно…
Первая комната была, как видно, и кухней, и столовой. Дверь в следующую комнату была закрыта, и оттуда не доносилось ни звука.
Мария Семеновна предложила мне стул, я села спиной к дверям.
С трудом уговорила Марию Семеновну не поить меня чаем. Когда встречают хлебом-солью и ты не сможешь от этого отказаться, потом трудно бывает себя вести, как обязывают обстоятельства. А обстоятельства обязывали меня задать хозяйке неприятный вопрос, на который ей нелегко будет ответить.
Я бы очень хотела, чтобы хозяйка пошла мне навстречу,— тогда можно было обойтись без вопросов. Но она не знала, кто я, и надеяться на это было нечего. Я терпеливо вела обычный разговор, отвечала на дежурные вопросы. Она расспрашивала меня о Петре Иваныче — ее первом муже — и пока ни слова не произнесла о втором.
Я спросила про него.
Я смотрела на нее внимательно. Не хотелось, чтобы Мария Семеновна начала мне врать. Но она по моему тону догадалась, что это не праздное любопытство, смешалась и покраснела.
За моей спиной скрипнула дверь, Мария Семеновна испуганно глянула поверх моего плеча, я с трудом удержалась от желания обернуться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ладно, Мария Семеновна,— услыхала я.— Придется, видимо, мне самому занимать нашу гостью. Ведь пришла она не к тебе, а ко мне. Вернее — за мной. Здравствуйте, Евгения Сергеевна! Опять вы меня удивляете, не ожидал вас здесь встретить.
— Рада вас видеть.
— Так уж и рады?— усмехнулся Башков.
— Конечно, рада, что не приходится вас долго разыскивать и вы сами появляетесь, когда нужны.
Он поставил к столу еще один стул. Сел против меня.
— Опять я вам нужен… Вы мой злой дух, Евгения Сергеевна.
— А может быть, не злой?
— Ладно, не будем играть словами. Мария Семеновна, да не пугайся ты, ничего страшного не случилось. Просто ты знала нашу гостью только как соседку Петра Иваныча, как работника новосибирского Торга, и, конечно, не догадывалась, что она еще и офицер милиции. Ты удивлена? Я в свое время, догадавшись об этом, тоже удивился и куда больше, нежели ты… Не знаю, какой она товаровед, но инспектор, могу сказать, неплохой. Если бы она была плохим инспектором, то я не сидел бы здесь у тебя, Мария Семеновна, как жук в коробочке. И вообще, все было бы иначе.
— Почему иначе?— спросила я.— Вместо меня здесь сидел бы другой инспектор.
— Может быть,— кивнул он.— Так уж пусть лучше вы… Мария Семеновна, угощай нас чаем. Евгении Сергеевне теперь нет причин отказываться, все уже сказано, все стало на свои места…
Мария Семеновна вскочила, засуетилась, словно обрадовавшись возможности перевести разговор на менее острую тему. Принесла большой термос, чайник. Поставила вазочки с вареньем.
Башков налил мне чаю.
— Свежий, только что заварил. Собирались за стол садиться — вижу в окно: вы идете. Мария Семеновна перепугалась отчаянно. Если бы не она — я и прятаться бы не стал, ей-богу. Просто решил дать ей время успокоиться. Ведь скрываться мне незачем, да и некуда. Даже догадываюсь, что вы мне сейчас скажете. Что напрасно сижу и чего-то жду. Значит, ничего не вышло у Владислава Витальевича?
— Не вышло.
— Я так и подумал.
— И вообще, зря вы ждали Щуркина. Он уже в Москве.
Башков быстро взглянул на меня, хотел что-то спросить или сказать, но промолчал.
Я отодвинула стакан с чаем.
— Что же вы не расскажете, как собирались с Щуркиным сбежать в Болгарию?
— Значит, его все-таки допрашивали?
— Нет. Еще не допрашивали. Это сообщила его дочь. А он еще ничего не знает. Даже не догадывается, что незачем ему ехать в Болгарию. А тем более — в Турцию. У него нет денег.
— Как нет?
— Сколько вы ему здесь дали?
— Двадцать тысяч. Все, что у меня было.
— Не много ли за подложные документы?
— Обещал половину вернуть… Там, за границей. Валютой.
— Щуркин не собирался что-нибудь вам возвращать. Он просто решил присвоить ваши деньги, как присвоил деньги Аллаховой. Хотя и эти деньги не ее, как ваши — не ваши, но не будем уточнять. И ваш Владислав Витальевич не просто вор, он еще очень осторожный вор. Опасаясь, что его накроют на границе с деньгами, он приспособил для своих дел и свою дочь — Милочку Щуркину. Передал ей деньги и валюту. Ее сняли с теплохода.
Башков слушал, не поднимая глаз. Услыхав о Милочке Щуркиной, он только кивнул, как бы говоря, что знает, чего она стоит.
Мария Семеновна сидела, низко склонившись над столом, молча и нервно кроша на тарелку кусочек печенья.
— Щуркину нечего делать ни в Болгарии, ни в Турции, тем более — никому он там без денег не нужен,— закончила я.— Да и вы там никому не нужны. Признаюсь, не думала я, что вы ударитесь в такие бега.
Он положил ложку на стол и так же, как когда-то у меня в комнате, сильно потер лицо ладонями.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вот тут Мария Семеновна впервые взглянула на него. У нее мелко задрожали губы, но она сдержалась. Вероятно, она все еще любила своего непутевого мужа.
А он улыбнулся криво и безрадостно:
— Вы правы — никому я там не нужен. Ни там, ни здесь. Прости, Мария Семеновна, но такой я и тебе не нужен.
