Она молча, порывисто поднялась. Прошла в угол к этажерке с книгами, дрожащими пальцами выдернула из пачки сигарету, закурила. Она так и стояла там, не обернувшись ни разу к нам, сильно и часто затягиваясь и пуская струю дыма в угол под потолок.
Да, никому…— повторил Башков.— Вот только вам нужен. Вам да полковнику Приходько… мне уже все равно, поверите вы или нет, но когда сюда ехал, не думал я бежать ни в Болгарию, ни в Турцию. Не по себе мне стало в Новосибирске, да и устал я уже, решил немного у Марии Семеновны отсидеться. Вы уж не вините ее за это. Ей я ничего не сказал…
— А я и не виню.
— Перед тем как ехать, я Щуркину в Сочи позвонил. Старые знакомые все-таки. При нем все наши дела с Аллаховой начались. Верили ему и я, и Аллахова. А верить-то, выходит, нельзя было. На деньгах была замешена наша дружба, я это уже здесь понял. По телефону я намекнул ему, что у меня кое-что с собой есть. Он говорит, когда приедешь, зайди. Я и зашел. Пиджак захватил для отвода глаз. Деньги в карманы натолкал. Вот Щуркин и предложил мне эту самую… Турцию. Деньги я ему отдал. Документы он обещал достать, валюту. А я подумал: будь что будет. И не хотелось мне в эту Турцию, да и здесь, вижу, уже не жизнь. И согласился.
Он встал, засунул руки в карманы пиджака, устало повел плечами, ссутулился. Прошелся по комнате, остановился. Еще раз прошелся к столу и обратно.
В далекой юности, когда жив был мой отец, он повел меня в зоологический сад. Остановились возле клетки с волком. Зверь бродил возле решетки и отрешенно смотрел поверх голов стоящих у клетки людей. И во всем его обличье я не почувствовала тогда той волчьей свирепости, о которой рассказывали детские сказки. Я сказала об этом отцу. Он объяснил мне, что волк — хищник, недавно пара волков зарезала в местном совхозе два десятка ягнят. Мне стало жаль ягнят, которых убили злые волки, но сейчас было жалко и волка, и я спросила, можно ли его приучить питаться травой?
— Нет, нельзя!— ответил отец…
Башков опять подошел к столу.
— Что думаете делать?— спросила я.
— А что вы мне предлагаете?
— Моя командировка закончилась, завтра я возвращаюсь в Новосибирск. Могу предложить вам…
Он перебил меня:
— Вы меня задерживаете?
— Я вас приглашаю,— подчеркнула я.— Вам удобнее вернуться в Новосибирск со мной, нежели одному.
— А по приезде сдадите меня полковнику Приходько?
— Вы напрасно торгуетесь. Задержать вас можно было и в Новосибирске. Мы же видели, как вы садились в самолет.
— Вот как…
— Да, так!
— Значит, все еще не потеряли надежды сделать из меня кающегося грешника?
— Так вы летите со мной или нет?
— У меня нет денег,— огрызнулся он.
— Я куплю вам билет.
— Не хочу ехать за ваш счет.
— Я впишу стоимость билета в авансовый отчет по командировке.
Он усмехнулся как бы сам над собой.
— Вам еще не надоело возиться со мной?
— Мне надоело разговаривать с вами в таком тоне.
— Да, да, конечно…
У Марии Семеновны вырвался не то кашель, не то судорожный вздох. Башков быстро оглянулся на нее.
— Хорошо!— сказал он.— До Новосибирска, во всяком случае, нам по пути. Но я вам ничего не обещаю…
— А я и не прошу вас что-либо обещать!— Я встала.— Буду ждать вас завтра в Адлере в аэропорту.
Он устало прикрыл глаза. Сказал тихо:
— Хорошо.
— Не опаздывайте. А то…
— А то?…
— А то билет пропадет… Прощайте, Мария Семеновна! Не поминайте лихом.
Она ничего не ответила, даже не обернулась. Он вышел следом за мной в переднюю, подал мне куртку.
По зеленому дворику я вышла на улицу. Металлически резко щелкнула щеколда. Не сразу сообразила, в какую сторону идти к троллейбусной остановке. Возле крайнего подъезда девятиэтажки сидел на скамейке молодой человек в сером плаще и кепке и весьма внимательно просматривал газету. Я невольно зацепилась за него взглядом. Люди его возраста обычно не сидят в одиночестве с газетами — находят более интересные занятия.
Я прошла мимо него. Проверяя свою догадку, быстро обернулась. Молодой человек сложил газету и направился к подъезду. Наверное, сейчас поднимается в квартиру, откуда хорошо просматривался весь дворик соседнего домика.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Можно было догадаться, что подполковник Григорьев по телефону распорядился, чтобы сержант Кузовкин спустился вниз и был поближе к месту моей встречи с Башковым.
Так, на всякий пожарный случай…
3
За вечерним чаем Ирина Васильевна спросила сочувственно:
— Невесела приехала из гостей?
И в самом деле я еще и еще перебирала в памяти свой разговор с Башковым, словно бы прокручивала раз за разом запись на магнитофонной ленте и, слушая себя, искала более убедительные, более точные слова, которые нужно было сказать и которые я так и не сказала. Впрочем, я не находила этих слов и сейчас. Мне не хотелось думать, что темная душа Башкова уже закрыта для хороших слов и хороших поступков на тяжелый замок…
В Управлении Ковалева не было. Я сделала заявку на два билета, на самолет. Называя фамилию своего попутчика, вначале обмолвилась, произнесла настоящую, потом спохватилась и переправила на ту, под которой Башков прилетел сюда.
Нужно было проститься с заботливым подполковником Григорьевым.
Я увидела его в коридоре.
— Ну-ка, ну-ка! Зайдёмте ко мне. Поделитесь со мной, стариком, вашими молодежными приемами в наставлении грешников на путь праведный.
Мы поднялись в его кабинет. Он предложил мне кресло, а сам опять, уже привычно для меня, забегал по кабинету от стены к стене и из угла в угол.
Подполковник слушал меня внимательно.
— Придет, думаете?… Впрочем, я тоже думаю, что придет. И в Новосибирск полетит, конечно,— деваться ему уже некуда. Ну, а там-то? Телеграфировать, чтобы вас наряд милиции встречал, вы — как я понимаю но будете. Джентльменское соглашение, так сказать…
— Телеграфировать не буду. Но и уверенности, что он меня там не покинет, никакой у меня нет.
— Понимаю. Уж очень быстро согласился. Сообразил, что с вами безопаснее вернуться. Так думаете?
— Примерно так.
— А если он все же спрячется? Правда, денег у него сейчас нет, прятаться уже труднее. Хлопот-то сколько — разыскивать…
Не дождавшись моего ответа,— да и что я могла ответить подполковнику Григорьеву,— он снова заговорил:
— Грешен, думаю, опережает Приходько время. Конечно, общество развивается, НТР и все прочее. Формируется человек по-новому. Обеспеченнее стал, образованнее — обязательное среднее… Телевизор каждый день смотрит. И наш хапуга на уровень тянется. Своего ближнего уже не обкрадет — карманников не стало, домушников тоже мало — не профессия! Стыдно! Но вот в государственный карман руку запустить — это еще можно. И ведь не от нужды лихой, а чтобы лишний рубль в кармане забренчал. И дача есть, и машина, и ковры, и Рижское взморье — нет, все мало. Пока мы не придержим. По старинке — за ушко! Интересно, что нам в будущем светит, как вы думаете, Евгения Сергеевна?… Преступников не будет, а будут нарушители общественного порядка. Вежливые такие нарушители, культурные. И мы, хранители порядка, будем их к себе приглашать по телефону, или что там будет — видеофон, что ли. «Уважаемый гражданин, не заглянете ли к нам в свободное время…»
Подполковник Григорьев очень похоже передал интонации моего начальника, я улыбнулась невольно.
— Вот жизнь у нас начнется, а?… Только я через два года на пенсию уйду. Ну их, устал уже! Это уже вы будете в беломраморных дворцах их перевоспитывать. А на мой век этого добра, вроде Эмилии Щуркиной, еще хватит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А как со Щуркиным?
— Путешествие в Болгарию ему отменили. Обходительно попросили прибыть в Сочи для дачи дополнительных разъяснений. Дочь все на папу с мамой свалила.
И деньги не ее, и она тут ни при чем. И за границу не собиралась — ее, видите ли, папочка уговорил. Хотите почитать?
