– На самом деле у меня нет никого, кроме тебя! – прорыдала она. – Я ненавидела и любила тебя и оплакивала одновременно…
Сказав это, миссис Деймер повела себя по меньшей мере странно: она встала перед этим окованным по углам железом и запертым на висячий замок сундуком на колени, а затем поцеловала его твёрдую и грубую крышку, словно он был живым существом и мог ответить на её ласку. Потом измождённая женщина невероятным усилием воли всё-таки поднялась на ноги, еле-еле добралась до постели и рухнула на неё.
Наутро она почувствовала себя значительно лучше. Полковник Деймер и Белла Клейтон решили, что до вечера ей не следует вставать с постели, и тем самым её знакомство с остальными гостями Мольтон-Чейса оказалось отложено до ужина. Однако после ленча, который большинство мужчин игнорировали, миссис Клейтон предложила Бланш прокатиться в небольшой карете.
– Тебе не будет холодно, дорогая, а домой мы можем вернуться по аллее и встретим там мужчин, когда они будут возвращаться с охоты.
В числе охотников был и полковник Деймер. Но миссис Деймер от прогулки отказалась, весьма ясно дав кузине понять, что предпочитает побыть одна, и та, ввиду такой категоричности, без сожаления выполнила её желание – ей надо было ещё позаботиться о других женщинах, не уехавших в эти часы из дому.
Миссис Деймер действительно желала остаться одна. Она хотела обдумать всё, что случилось с ней прошлой ночью, и решить, как уговорить мужа скорее покинуть этот дом. Притом надо было избежать расспросов с его стороны, потому что дать ему объяснение казалось ей делом нелёгким. Когда вдали затих скрип колёс отъезжавшей кареты, в которой Белла отправилась на променад, и в Мольтон-Чейсе воцарилась полная тишина, свидетельствовавшая, что Бланш осталась одна, она надела тёплую накидку, опустила на голову капюшон и решила пройтись по окрестностям замка, так как полагала, что небольшая прогулка ей не повредит. С этим намерением она и вышла из дому.
Парк вокруг замка был обширный и разбитый по весьма сложному плану, аллеи, обсаженные кустарником, замысловато петляли, и стороннему путнику, ступившему в его пределы, было куда легче войти в парк, нежели из него выйти.
В поисках уединения и отдохновения миссис Деймер углубилась в одну из таких аллей; но не прошла она и десяти шагов, как, свернув за угол, натолкнулась на мужчину, представленного ей накануне хозяйкою, – мистера Лоренса, хотя ему в это время надлежало охотиться вместе со всеми. Он полулежал на скамейке, которая полукругом охватывала громадный ствол старого дерева, и курил, вперив взор в землю. Герберт Лоренс не отличался красотой, но человек он был, бесспорно, привлекательный, образованный и обладал двумя качествами, более ценимыми в мужчине, нежели сама красота, – большим умом и искусством очаровывать людей. Миссис Деймер натолкнулась на него слишком неожиданно, чтобы остановиться или отступить. Мужчина быстро поднялся и, уверившись, что их никто не потревожит, загородил ей дорогу. Она, поклонившись, попыталась было пройти мимо, но он протянул руку и остановил её.
– Бланш, не уходи, прошу тебя! Ты должна объясниться со мною. Я настаиваю!
Она безуспешно пыталась высвободить руку:
– Мистер Лоренс, какое вы имеете право так говорить со мною?
– Какое право, Бланш? Право всякого мужчины на женщину, которая его любит!
– У вас больше нет этого права. Я пыталась избежать встречи с вами. Вы это прекрасно знаете. Джентльмен не должен привлекать внимание дамы подобным образом.
– Твои колкости меня не остановят. Я долго искал объяснения твоим непонятным поступкам, но так и не нашёл его. Мои письма оставались без ответа, просьбы о последней встрече были напрасны. И сейчас, когда случай вновь свёл нас, я должен спросить тебя и услышать ответ… Не я подстроил эту встречу. До вчерашнего вечера я вообще не знал, что ты вернулась в Англию, а едва услышав, что ты приезжаешь сюда, я постарался выдумать предлог, чтобы уехать самому. Но судьбе было угодно, чтобы мы встретились, и ей же угодно, чтобы ты объяснилась со мною.
– Что же ты хочешь узнать? – еле слышно вымолвила она.
– Во-первых, скажи: ты больше не любишь меня?
Выражение оскорблённого достоинства, появившееся было на лице её, когда он пытался её удержать, исчезло без следа; мертвенно-бледные губы задрожали, а в запавших глазах показались две большие слезинки и повисли на длинных ресницах.
– Не надо, Бланш, – заговорил Лоренс уже более мягко. – Твоё сердце ответило мне. Не причиняй себе ненужную боль, не отвечай, не надо. Но скажи, почему тогда ты покинула меня? Почему уехала из Англии, не написав ни строчки, не простившись? Почему никак не хотела связаться со мной с той поры?
– Я не могла, – прошептала она. – О, ты ничего не знаешь. Тебе этого не понять… Ты никогда не поймёшь, что я испытала тогда.
– Это не ответ, Бланш, – твёрдо произнёс Лоренс, – а я должен получить ответ. Что за внезапная причина заставила тебя порвать наши отношения? Я любил тебя, и ты знаешь, как сильна была моя любовь. Что же разлучило нас? Страх, безразличие или внезапное раскаяние?
– Причиной была… – медленно произнесла она и замолкла, но потом, словно вдруг решившись, воскликнула: – Так ты в самом деле хочешь знать, что случилось?
– Да, я хочу знать, что разлучило нас, – отвечал он, вновь ощущая свою власть над нею. – Так или иначе, Бланш, оно принесло тебе несчастье – весь облик твой говорит об этом. Ты ужасно изменилась! Я всё-таки думаю, что смог бы сделать тебя счастливее.
– Я была слишком счастлива, отсюда и происшедшая со мной перемена, – отвечала она. – Если хочешь знать, то пойдём, я покажу тебе.
– Когда? Сегодня?
– Прямо сейчас. Завтра может оказаться поздно.
С этими словами она направилась к дому, ступая порывисто и быстро. Сердце её учащённо билось, но в теле от былой слабости не осталось и следа.
И Герберт Лоренс направился за нею вослед, сам не ведая зачем, лишь повинуясь её желанию.
Так они вошли в дом, поднялись по широкой лестнице к дверям опочивальни Бланш. На пороге она остановилась и оглянулась, как бы желая удостовериться, идёт ли он следом. Лоренс стоял в нескольких шагах, подле лестницы.
– Можешь войти, – прошептала Бланш, распахивая настежь двери, – не бойся, здесь ничего нет – ничего, кроме причины нашей разлуки.
Едва затворив двери, миссис Деймер в сильном волнении упала на колени перед небольшим, окованным железом чёрным сундуком. Он был заперт на висячий замок. Вынув из-за корсажа ключ, она вставила его в замок и секунду спустя откинула тяжёлую крышку. Сверху в сундуке оказалось бельё, которое она принялась вытаскивать, а затем позвала стоящего за спиной мужчину, предложив ему заглянуть внутрь.
Мистер Лоренс приблизился, совершенно не понимая, в чём дело; но едва взгляд его упал на содержимое сундука, как он отшатнулся и, вскрикнув, закрыл лицо руками. Когда же он медленно убрал руки, то увидел грустные и искренние глаза женщины, стоявшей перед сундуком на коленях.
Несколько минут они смотрели друг на друга, не проронив ни слова. Затем миссис Деймер отвернулась от Лоренса и принялась снова укладывать бельё в ящик. С лязгом захлопнулась тяжёлая крышка, вновь был повешен замок, ключ от него вернулся за корсаж, а Бланш поднялась на ноги и в том же молчании собралась выйти из комнаты.
Но Лоренс вновь остановил её, только теперь голос его изменился, и с дрожью он хрипло произнёс:
– Бланш! Скажи, это правда?
– Богом клянусь, да! – отвечала она.
– И это единственная причина, по которой мы расстались, единственная причина нашего разрыва?
– Неужели этого мало? Я согрешила, но всё то время я жила словно во сне. Когда же проснулась, то не смогла грешить более и потеряла покой. Да какой там покой! Я знать не знала его с той поры, как встретила тебя. Не расстанься мы тогда, я бы просто умерла и очутилась в аду. Вот, собственно, и вся правда. Хочешь верь, хочешь нет. Между нами, однако, всё кончено. Прошу тебя, дай мне пройти.
– Но этот… этот… ящик, Бланш! – вскричал Герберт Лоренс, на лбу которого, несмотря на холод, выступили капли пота. – Ведь правда же случилось несчастье? Ведь не ты же совершила такое?
Она устремила на него взгляд, в котором смешались ужас и презрение.
– Совершила? Я? О чём ты? – молвила она. – Да, я была безумна. Но не настолько! Как мог ты подумать?..
И вновь на глазах у неё навернулись слёзы, но не потому, что он подумал о ней дурное, а просто оттого, что она представила себе нечто действительно страшное.
– Но зачем ты возишь его с собою, Бланш? Это же чистое безумие. Сколько ты путешествуешь со своим ужасным сундуком?
– Уже более двух лет, – со страхом прошептала она. – Я пыталась избавиться от него, но тщетно: каждый раз что-нибудь мешало мне и он снова оставался со мной. А теперь – какая разница? Мука и тяжесть первых дней позади.
