Но, прежде чем остановиться на этом решении, он захотел узнать, как она к нему относится, и благодаря тем сведениям, какие по обыкновению добыл Крэбтри, понял, что она питает к нему теплые чувства, но без малейшей примеси любви. Если бы ее чувства были более нежного свойства, он пришел бы в восторг, хотя его рассудку больше понравились полученные им сведения, вследствие чего он отдался размышлениям о своей первой страсти, пытаясь побороть новую и опасную привязанность; таким путем он сохранял свое душевное состояние in equilibrio[69], и его сердце пребывало в спокойствии.
Глава LXXXII
Он убеждает Кэдуоледера взять на себя роль волшебника, в каковой роли тот стяжает великую славу своими ответами трем знатным дамам, прибегнувшим к его искусству
Пока сердце его колебалось между двумя предметами, ослаблявшими взаимно силу притяжения, он этим воспользовался, чтобы дать себе передышку, и временно отвлекся от обоих предметов, намереваясь позабавиться теми проделками, которые были столь свойственны его нраву. В этом похвальном намерении он укрепился благодаря многократным внушениям своего друга Кэдуоледера, порицавшего его за то, что таланты его притупляются от бездействия, и подстрекавшего природную его живость новыми скандальными разоблачениями.
Перигрином овладела странная прихоть, и когда он рассказал о своей затее Кэдуоледеру, тот тотчас же ее одобрил. Он задумал посмеяться над обществом, предложив старому мизантропу, чья внешность чрезвычайно подходила для этой цели, разыграть роль профессионального волшебника. Немедленно приступили к осуществлению плана; было снято помещение в доме с отдельным ходом, чтобы посетители могли свободно входить и выходить, не привлекая к себе внимания; и после того как в эту квартиру принесли атрибуты волшебника — глобусы, телескопы, волшебный фонарь, скелет, чучело обезьяны, кожу крокодила, шкуру выдры и кожу змеи, — сам колдун расположился в своем замке, разослав предварительно печатные объявления, возвещавшие о его предприятии.
Эти извещения вскоре возымели действие, отвечающее желанию затейников. Так как плата оракулу была назначена в полгинеи, публика натурально заключила, что это не простой гадальщик, и на следующий же день несколько знакомых Перигрину знатных леди возжаждали испытать искусство нового колдуна, который якобы недавно прибыл из страны Могола, где изучал эту науку у философа-брамина. Наш молодой джентльмен отозвался с насмешкой и презрением о претензиях сего мудреца и с притворной неохотой согласился проводить к нему дам, заметив, что очень легко разоблачить невежество этого человека и простая справедливость требует покарать его за самонадеянность. Хотя он без труда мог заметить чрезвычайное легковерие леди, однако они сделали вид, будто разделяют его мнение, и сговорились для забавы, что одна из них постарается одурачить волшебника, явившись к нему в наряде служанки, которая в свою очередь наденет платье своей госпожи, а наш искатель приключений, обещавший проводить их в указанное место, будет соответственным образом с ними обходиться.
Когда обо всем договорились и условились встретиться в следующий приемный день, Перигрин сообщил своему другу необходимые сведения и в назначенный час повел своих дам к прорицателю. Их впустил камердинер нашего героя, чья физиономия, от природы худая и смуглая, была украшена фальшивыми усами; персидский наряд был ему весьма к лицу, и он казался приличным церемониймейстером при столь живописном некроманте. Скрестив на груди руки и склонив голову, он шествовал перед посетителями в торжественном молчании и ввел их в святилище, где они увидели волшебника, сидящего за столом, на котором находились перо, чернила и бумага, а также различные книги, математические инструменты и длинный белый жезл. Прорицатель был облачен в черную мантию и меховую шапку. Лицо его, выражавшее сугубую философическую серьезность, которую он на себя напустил, изменилось также и благодаря длинной белоснежной бороде, доходившей ему до пояса, а на плечах сидели два огромных черных кота, специально к этому приученные.
Эта фигура, которая испугала бы и самого Перигрина, не будь он посвящен в тайну, не преминула произвести впечатление на тех, кого он сопровождал. Леди, изображавшая горничную, войдя в комнату, побледнела, несмотря на всю свою бойкость и живость, а переодетая дамой служанка, чей ум был недостаточно развит, начала дрожать всем телом и посылать к небесам мольбы о спасении. Их спутник, приблизившись к столу, сделал свое приношение и, указывая на служанку, сказал волшебнику, что сия леди желает знать о том, какой брак сулит ей судьба.
Философ, не поднимая глаз на особу, ради которой с ним совещались, подставил ухо одному из черных демонов, мурлыкавших у него на плече, и, взяв перо, написал на клочке бумаги следующие слова, которые Перигрин, по желанию леди, прочел вслух: «Ее судьба будет в большой мере зависеть от того, что произошло с ней в третий день истекшего декабря, около девяти часов утра».
Как только была прочтена эта фраза, служанка, игравшая роль леди, взвизгнула и бросилась в переднюю, восклицая:
— Господи, смилуйся над нами! Да ведь это сам дьявол во плоти!
Ее госпожа, которая с великим изумлением последовала за нею, настойчиво добивалась узнать, какое происшествие имеет в виду чародей; и миссис Эбигейл, опомнившись, сообщила, что у нее есть поклонник, который — в день и час, указанный мудрецом, — обратился к ней с предложением вступить в брак. Однако такое объяснение было скорее остроумно, чем чистосердечно, ибо поклонником был не кто иной, как сам мистер Пикль, который покорял сердца горничных и, сообщая предварительно все сведения своему соучастнику, упомянул и о том свидании, коим удостоила его эта девица.
Наш герой, видя, что спутницы его поражены мастерством чародея, который устрашил и госпожу и служанку чуть ли не до истерического припадка, начал подсмеиваться над их испугом, говоря, что ничего удивительного нет в его осведомленности, ибо эти сведения могли быть ему доставлены кем-либо из тех тайных разведчиков, которыми подобные обманщики поневоле должны пользоваться, либо их сообщил сам влюбленный, побывавший, быть может, здесь с целью узнать результаты своей любовной интриги. Ободренная этими словами или, вернее, подстрекаемая ненасытным любопытством, которого не сокрушить никакими опасениями, замаскированная леди вернулась в комнату волшебника и, разыгрывая роль бойкой служанки, сказала:
— Мистер колдун, теперь, когда вы удовлетворили мою госпожу, будьте добры, скажите мне, выйду ли я когда-нибудь замуж?
Мудрец, нимало не колеблясь, удостоил ее ответа, произнеся следующие слова:
— Вы не можете выйти замуж, покуда не овдовеете; а случится это когда-нибудь или нет — такой вопрос не в силах разрешить моя наука, ибо предвидение мое не простирается дальше тридцати лет.
Такой ответ, сразу отнявший у нее приятную надежду стать независимой, пока она наслаждается молодостью и богатством, мгновенно омрачил ее лицо; веселое ее расположение духа рассеялось, и, не задавая больше никаких вопросов, она удалилась, бормоча с досадой и гневом, что этот прорицатель — глупый, дерзкий и самый заурядный шарлатан. Несмотря на предубеждение, вызванное злобой, вера вскоре вернулась к ней; когда же его ответы были доведены до сведения тех сообщниц, которые поручили ей испытать его мастерство, они все до единой уверовали, что искусство его поистине сверхъестественно, и хотя каждая притворялась, будто относится к нему с презрением, однако решила прибегнуть тайком к его помощи.
Тем временем служанка, хотя и получившая строжайший приказ хранить тайну, была столь потрясена разоблачением, касавшимся ее поведения, что превозносила мудреца перед своими знакомыми, уверяя их, что он рассказал ей всю ее жизнь со всеми подробностями. И тогда слава его чуть ли не в одно мгновение разнеслась по всему городу; и в следующий раз, когда прием у него начался, дверь его осаждали любопытные всех видов и званий.
Будучи отнюдь не новичком в этом искусстве, Кэдуоледер знал, что, предсказывая будущее всем без разбору, он не может поддержать свою репутацию, ибо каждый, кто придет к нему за советом, будет добиваться от него сведений о своем прошлом; но нельзя было предполагать, что ему удастся ознакомиться с личными делами каждого, кому вздумается к нему обратиться. Поэтому он приказал своему слуге, которому дал имя Хаджи Рурк, объявить всем посетителям, что плата определена в полгинеи, и те, кто не согласен с такой платой, пусть лучше уступят место остальным.
Это заявление достигло цели, ибо толпа состояла преимущественно из лакеев, горничных, подмастерьев и мелких торговцев, которые не могли платить так дорого за предсказание; сначала они тщетно предлагали шиллинги и полукроны, а затем удалились один за другим и освободили место аристократическим клиентам.
