— Харэ! – наконец, подытожил один из грабителей. Мужички отбросили инструмент и вновь отёрли пот. Отряхнули руки. Осталось поднять крышку.
— Ты знаешь, Кеша, почему живым гаврикам принято выкать, а жмурикам — тыкать? – вдруг прозвучал вопрос в могильной тишине.
— Живым тоже тыкают, — удивился Иннокентий. – Я ж не выкаю тебе, а ты… мне. А?
— Я говорю, ваще, о правилах в обчестве, — пояснил подельник. – Мы с тобой кореша и без церемоний. А в… трамвае, в аптеке, в…
— В магазине?
— Да, и в магазине… — незнакомые граждане выкают. Ты ж не гришь халдею «Дай мне пива»? А ты гришь «Дайте пива»!
— Ну… верно… — задумался Кеша.
— А жмуров всегда тыкают. Им всегда грят: Пусть те земля будет пухом.
— И… что с того? – удивился приятель. – Какого хрена?
Митя с превосходством ощерился:
— У живого гаврика есть душа. А у жмура души нетути, она отлетает в момент смерти. Поэтому ему тыкают, а гаврику выкают. Так-то, Кеша. Вся соль в душе!
— О, бля! – поразился подельник, с веселым удивлением глядя на Митю. – Ну ты ваще бля!.. Знаешь… я вот што скажу — добрый бы из тебя получился монах, если б не выгнали из обители за пьянку.
Торжество, на удивление, исчезло из глаз Мити, он… как-то грустно усмехнулся. И рыкнул:
— Харэ болтать! Робим!
Мужички приподняли крышку на «попа», выдирая остатки гвоздей… Толкнули её – крышка упала на землю.
— Фууу! – оба глянули на мертвеца.
В деревянном ящике лежал молодой мужчина с прямым пробором на голове. Руки крест-накрест, а на мизинце мутно переливался в лунном свете жёлтый перстень с большим зелёным камнем.
— Ой-ёй! – Митя с усилием приподнял трупческую руку. – Знатный изумрудик!
— И кафтанчик в цвет, нулёвый, — обрадовано произнес напарник, трогая воротник серого фирменного костюма, в который был облачен труп. – Тыщ пять бакинских, не менее…
Мужички без долгих разговоров подхватили труп за ноги и голову:
— Раз… Два…
— Три!.. – труп был вынут из гроба и положен рядом. Сам гроб мужички скинули назад – в могильную яму. Затем, с изрядной сноровкой, раздели покойника. После Митя занялся съёмом перстня, а Кеша отошел к ногам, — снять туфельки. Любое кольцо не так просто снять с пальца трупа, Митя тихо матерился и безуспешно дергал холодную, тяжелую, твердую руку покойника.
— Твою маму!.. Кеша! – не выдержал он. – Дай мне перо-бабочку, ща отрежу палец ему…
Приятель не спешил подавать испрошенное и Митя нетерпеливо обернулся. Последнее, что он увидел – это лезвие топора, занесенное в темно-синих небесах. Лезвие, с противным чавканьем, глубоко и точно вонзилось Мите между лопаток. Бывший монах прошептал нечто невнятное и упал ничком на жмура!
— Так-то лучше, — Кеша приподнял топор за топорище — инструмент приподнялся вместе с наживлённым на него человеком, так глубоко сидел в спине. Убийца отставил пакет с фирменной одеждой в сторонку и взялся обеими руками за топорище. Стал отходить, мертвый подельник на топоре волочился следом. Кеша столкнул труп в могилу вместе с топором в спине и вернулся к выкопанному жмуру. Опустился перед ним на коленки, взялся за кольцо основательно и… дёрнул изо всех сил. Безуспешно! Тогда… убийца выхватил нож-бабочку, выкинул лезвие и два раза с нажимом – полоснул по мизинцу. Палец отскочил, а перстень плавно соскользнул в жаждущие лапы Иннокентия.
— Супер! – осквернитель наставил украшение на луну, любуясь. Огромный зелёный камень в золотом обрамлении, в свете причудливого лунного света. Фееричное зрелище!
В шею Кеши вонзился клинок длинной финки. Он натужно всхрипнул… из носа истекла кровь, и подонок рухнул на жмура! На то самое место, где пять минут назад лежал убитый им приятель. И практически в той же позе.
Здоровенная ладонь с грязными ногтями схватила Кешу за плечо, рванула. Труп перевернулся с живота на спину. Над Кешей склонился косматый, бородатый мужик в телогрейке. Поднял перстень, глянул на него с прищуром, крякнул:
— Седни у меня ниче так улов. – Он без суеты и деловито… — положил драгоценность в карман, любимую финку отправил следом, прежде обтерев о Кешу, заглянул в пакет с костюмом за пять тыщ и одобрительно хмыкнул. Потом сбросил в могилу покойников.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Эх, — мужик поднял лопату-штыковку с кучи земли, рядом с ямой. – А сторожем быть тоже… ниче так себе работа…
Он начал кидать землю, засыпая яму с тремя покойниками. Насвистывая в такт своим движениям какую-то явно разухабистую мелодию.
6. Ранним солнечным утречком
Мое сознание разбудил солнечный луч, погладивший лицо. Я приоткрыл глаза и с наслаждением потянулся. Затёкшие члены благодарно вздохнули. Я по-прежнему полулежал, прислонившись к стене – спиной, ощутимая нагрузка на позвоночник!
— Семь часов утра, — послышался женский голос. – Пора завтрака.
Я неловко повернул голову к окну – там находилась портье, она стояла вполоборота ко мне и рассматривала улицу в прибор.
— Эля… — выдавил я. Не имея возможности осмотреть себя в столь неудобном положении – я быстренько себя ощупал и понял, что одет. Это немного успокоило. Я рывком сел на кровати, пружины нежно скрипнули.
— Доброе утро, отец Борис, — продолжила девушка. Мне показалось, что она улыбается, хотя по профилю определить эмоцию было трудно. Эльвира повернулась ко мне, глядя на меня в прибор. После убрала его, подмигнула:
— Я принесла вам супчик, как и обещала.
— Ааа… эм… — языком овладел столбняк. Человек со сна гораздо менее умеет выражать свои мысли, нежели в любом другом состоянии.
— Я стучала! – сказала Эля. – А когда вы не открыли – то толкнула дверь на всякий случай. Она оказалась не заперта. Я и вошла.
Поскольку я не сводил с неё суматошного взора – портье добавила:
— Я неправильно поступила, да?.. – голос дрогнул.
— Где вы взяли прибор, что у вас в руке!? – спросил я, обнажая причины своей тревоги.
— Ч-что?.. – Эля недоумённо глянула на прибор. – Лежал рядом с вашей кроватью, на полу.
— И что вы сейчас увидели!? – мне вдруг захотелось заорать, но я сдержался.
Взгляд Эльвиры отразил тревогу, она… явно хотела вымолвить что-то участливое, но… сдержалась. Пожала плечиком:
— Что можно увидеть в подзорную трубу?.. Улицу. Дома. Людей…
Я поднялся, молча и требовательно протянул руку. Девушка с опаской сделала шажок и подала прибор. Я цепко схватил трубу и прижал её к груди. Портье явно не знала, то ли плакать от моей одержимости, то ли смеяться – вид растерянного священника всегда немного комичен.
— Неужто мне всё приснилось!? – пробормотал я. Я глянул на стол, приметил там остатки вчерашнего ужина и понял, что… Бог позаботился о том, дабы наблюдать грехи мог один я. Для всех других данная вещь была обычным оптическим прибором, — таким образом, прибор – это что-то вроде шкатулки с двойным дном. Я захотел засмеяться, но лишь улыбнулся. С довольным выражением лица глянул на портье.
— Я забыл вчера запереть дверь, — сообщил я безмятежно.
Эльвира списала моё недавнее странное поведение на послесонное состояние и тоже повеселела.
— Вы кушайте, — она сдвинулась к столу, сдернула с него белую салфетку. Под тканью оказалась тарелочка, испускающая ароматный пар. – А я пошла отсыпаться после суточного дежурства. До вечера! Думаю, что дорогу найдете…
Девушка ушла к выходу.
— Какую дорогу?.. – машинально удивился я.
Портье тотчас же возвернулась к столу, взяла с него листок бумаги (лежал рядом с тарелкой), развернула, поднесла под мой нос на расставленных пальцах:
— Видите? Это адрес моей квартиры, очень подробный, с подъездом и этажом. Улица Марксистская, здесь 20 минут ходу.
Моим глазам предстали несколько отпечатанных фраз. А также схема от руки.
— Вижу, — согласился я. – Но зачем…
— Хочу расспросить вас о вашей курсовой! — объяснила девушка просто. – Часиков в шесть буду ждать. Приготовлю знатную курицу.
