В этот момент раздались аплодисменты: похоже, Лихачёв закончил свою речь.
Власов обернулся, рассчитывая застать хотя бы Льва Фредериковича, но увидел только его спину: странному старикану что-то срочно понадобилось в глубине магазина.
Фридрих вздохнул и пошёл к кассе. Книжку Лихачёва всё-таки следовало купить.
Как выяснилось, он чуть было не упустил момент. Ему достался последний экземпляр, с некрасивой вмятиной на обложке и торчащей из корешка длинной, твёрдой от клея, ниткой.
Власов всё-таки взял его: в конце концов, это сувенир. Он будет неплохо смотреться на полке его кабинета на Принц-Альберхтштрассе, где-нибудь среди польских антидойчских брошюр и зелёных книжечек с призывами к истреблению мунафиков и кафиров.
Kapitel 33. Тот же день, около полудня. Санкт-Петербург, Дворцовая площадь - ул. Колчака, 9.
Власов медленно шёл по Дворцовой площади. В руке мешался зелёный пакет из книжного магазина, с пресловутым сочинением академика.
Капризное буржское небо неожиданно развиднелось. Вместо обычной серой хмари открылась холодная голубизна, в которой не ощущалось ничего воздушного - она была блестящей и гладкой, пресловутая "небесная твердь". Впечатление было такое, как будто город накрыли огромным выпуклым стеклом.
Площадь была почти пуста, что подчёркивало её размеры. Колонна с ангелом наверху была покрыта лёгкой изморозью.
Слева Власов мог бы видеть желтый фасад бывшего Генерального штаба, справа - зелёные стены знаменитого дворца. Но ему не хотелось смотреть по сторонам.
Фридрих поднял голову. Чёрный ангел с печальным лицом стоял высоко в твёрдом небе, отчаянно сжимая в руках тонкий бесполезный крест.
Власову сначала пришла на ум хофмановская сказка, читанная в детстве, в которой студент, ставший жертвой злых чар, оказался пленником хрустальной склянки. Потом откуда-то из глубин памяти пришла строчка Тракля: "Im blauen Kristall wohnt der Mensch": "В голубом хрустале живёт человек". Но здесь было другое: ангел не был ни пленником, ни вольным жителем вышней тверди, а её частью - чем-то вроде детали механизма, вращающего свод небес.
Фридих с усилием отогнал невесть откуда взявшееся романтическое настроение и сосредоточился на насущных делах.
С одной стороны, поездка складывалась как-то чересчур успешно. Только-только сунувшись в логово ультрагерманистов - которых Фридрих представлял себе людьми осторожными и недоверчивыми - он уже получил приглашение на мероприятие с Фрау. Более того, ему недвусмысленно дали понять, что это последняя возможность пообщаться с госпожой Рифеншталь перед её отъездом на Запад. Из этого следовало только одно: его ждали. Не его лично, Фридриха Власова, а кого-то, кто... Кто? В какой роли должен был появиться человек, которому оказывают подобные знаки внимания? И что означала вся эта игра между Гельманом и непонятным старичком? Кто таков этот шустрый Лев Фредерикович? Не исключено, что Лев Фредерикович не так-то прост. С запоздалым раскаянием он вспомнил, как мысленно обматывал старикашку поясом со взрывчаткой. Нет, такой в самоубийцы не полезет - для этого есть другие...
Откуда-то из-за Александрийской колонны появилась группа молодых людей - человек десять, не меньше. Власов пропустил бы компанию мимо глаз, но что-то привлекло его внимание. Присмотревшись, он отметил, что компания одета, во-первых, не по сезону - в ярко-красные спортивные костюмы, и, во-вторых, одинаково: костюмы были на всех одного цвета. К странноватому виду прибавлялось соответствующее поведение и рисунок движений. Власову понадобилось секунды две, чтобы понять - эти ребята чего-то боятся или решились на что-то опасное. Кстати вспомнилось, как он только что думал о террористах-смертниках. А что, вполне возможно. Вот только что они собираются взрывать? Александрийскую колонну?
Желания выяснять на опыте, что именно задумали красные, не было никакого. Рука Власова скользнула под куртку, где пригрелся "стечкин".
За спиной раздались крики. Кричали на английском.
Власов моментально развернулся, приготовившись к стрельбе, и увидел вывалившихся на площадь невесть откуда корреспондентов, явно не дойчей и не русских, судя по внешнему виду и аппаратуре. Двое лихо поводили телекамерами, один стоял с микрофоном, явно готовясь к произнесению какой-то речи.
Фридрих понял, что самое лучшее - это как можно быстрее покинуть место действия. Он метнулся в сторону, выходя из-под прицела телекамер, и успел краем глаза заметить, что одинаково одетые молодые люди ложатся прямо на камни, вытягивая перед собой руки.
"Вот чёрт", - подумал Власов.
Похоже, это была какая-то протестная акция. Власов читал, что российские диссиденты имеют привычку публично приковывать себя к ограждениям или ложиться на землю, протестуя против "бесчинств режима". В Берлине с подобными протестантами церемониться бы не стали, но Мосюк завёл привычку в таких вопросах либеральничать.
Но на этот раз, однако, либеральничать никто не собирался: прямо из-под конной арки Генштаба выкатился полицейский фургон с открытым кузовом. Уже на ходу из кузова попрыгали на брусчатку одинаковые, как горошины, русские полицейские в прозрачных сферических шлемах и с пластиковыми щитами. Они рванулись к журналистам. Те и не думали сопротивляться или бежать, только направляли камеры прямо на полицейских. Человек с микрофоном разразился быстрой речью на английском.
Фридрих к тому времени уже смешался с немногочисленными зеваками, сгрудившимися у Зимнего.
Полицейские действовали быстро и чётко, но, по мнению Власова, недостаточно решительно. Вместо того, чтобы заняться нарушителями общественного порядка, они первым делом выстроились перед журналистами, мешая им снимать. Кто-то попытался поднять телекамеру на выдвижном шесте, но тут кто-то из полицейских всё-таки применил силу: камера развернулась в противоположную сторону.
Другие стражи порядка занялись, наконец, людьми в красном. Они брали каждого за руки - за ноги (те не сопротивлялись) и уносили в сторону фургона. Кто-то задёргался, и тут же раздался гулкий звук - человека просто швырнули в кузов. Послышалась брань. Журналисты прыгали на месте, как обезьяны, пытаясь хоть что-нибудь заснять, но барьер из людей в сферах и с блестящими щитами был совершенно непроницаем.
Прямо над ухом Власова что-то жирно лязгнуло. Фридрих невольно отпрянул: он подсознательно ждал какой-нибудь гадости. Обернувшись, он увидел давешнего старичка с картузом на голове и с древней "Ляйкой", который увлечённо фотографировал происходящее.
- Ещё раз здравствуйте, Лев Фредерикович, - насмешливо сказал Власов.
Старичок чуть не уронил "Ляйку".
- Да, да, очень приятно, - забормотал он, - я вот тут, некоторым образом... фиксирую, так сказать, происшествие... - он сделал ещё один снимок, явно наудачу, после чего принялся чехлить громоздкий аппарат, шепча что-то невнятное про фотоплёнку. Фридриху стало неловко смотреть, как старик корячится: он взял в руки футляр, чтобы тому было удобнее укладываться.
В этот момент старик снова сложил пальцы в какой-то знак, который Власов, однако, не понял.
- Вы мне, извините, не поможете на минуточку? - обратился старичок к Фридриху. - Тут вот совсем близко...
Власов не понял, как и в чём он может помочь егозульному старикашке, тем более "на минуточку", но сообразил одно: тот хочет увести его в сторонку, видимо, для разговора.
- Да, пожалуйста, - согласился он.
- Минуточку, минуточку, - старичок суетился, увлекая Власова с собой. - Как бы нам тут только того... давайте лучше тут... а вот мой, так сказать, транспорт.
На улице возле красивого здания с каменными фигурами, изображающими атлантов, держащих небо на каменных плечах, одиноко стояла, уткнувшись мордочкой в сугроб, маленькая смешная зелёная машинка. Власов разглядел "инвалидные" номера и машинально подумал, что, видимо, эта улица закрыта для обычного транспорта, но старичок пользуется какими-то льготами по здоровью.
- Давайте поговорим, только не здесь, - голос старичка стал тише, а неприятная стариканская прыткость несколько поумерилась, - я вас отвезу в безопасное место... Вы не представляете, что тут творится. Видели, что было на площади? Это всё Гельман. Паршивый провокатор, ему нужен скандал, не понимаю, как его терпит Фрау, я ей тысячу раз докладывал...
Власов неприязненно покосился на Льва Фредериковича. Похоже, старик был всё-таки не вполне адекватен.
- Очень опасный человек, - бормотал старик, оглядываясь по сторонам, - у него огромное влияние... - тут он, зарывшись в полу пальто, начал что-то выкапывать из кармана, то ли радиобрелок от машины, то ли что-то ещё. На грязный снег упал скомканный носовой платок огромного размера, неоднократно использованный по назначению. Власов посмотрел на запачканную тряпку и решил, что поднимать это следует только в перчатках, лезть за которыми решительно не хотелось.
