Минные атаки
«С наступлением темноты мы оказались одни с “Наварином” и “Нахимовым”. Все огни были скрыты, закрыто все освещение до жилой палубы…
На всякий случай я приказал двум моим любимым квартирмейстерам втащить в погреб мин заграждения два зарядных отделения мин Уайтхеда, в которые вставил фитильные запалы. Затем погреб заперли. Это я сделал на случай, если понадобится ночью выбрасываться на берег и уничтожать корабль.
Вскоре на нас была произведена первая минная атака… Не успели мы открыть огня, как загрохотали “Наварин” и “Нахимов” и открыли свои прожектора. Мы последовали их примеру и в свои лучи прожекторов поймали два миноносца на расстоянии двух-четырех кабельтовых, лежавших на параллельном с нами курсе. Одним из выстрелов 12-дюймового орудия на одном из миноносцев, четырехтрубном, произошел взрыв около второй трубы; он запарил, стал валиться на бок и, как мне кажется, среди своего пара перевернулся…
По окончанию атаки “Сисой”, “Наварин” и “Нахимов” уже не находились больше в строе кильватера и мало-помалу стали отделяться друг от друга…»
Настроение отличное. Чувствуется уверенность в себе
Минные атаки следовали одна за другой:
«…В свете прожектора я увидел четырехтрубный миноносец, почти копию наших миноносцев, держащий на мачте какой-то сигнал. Сходство было такое поразительное, что часть команды начала уже кричать: “не стреляйте — это наш”. К счастью, хорошо были видны на его боргу четыре громадных японских знака, по которым комендоры и поняли, что это японец. Флага у него не было.
Палили наши 47-мм пушки, трещал пулемет, временами давало выстрелы 75-мм орудие, и миноносец поворотом “Сисоя” приводился за корму. Вдруг грохнула наша 12-дюймовая кормовая пушка, на миноносце раздался посредине его взрыв; середина его осела, нос и корма поднялись, миноносец как бы развалился пополам, и все пошло ко дну. Картина была очень приятна, так что я забыл и про боль в ушах, и про неясность в голове и закричал от радости…
Опять атака: два миноносца справа на параллельном курсе, а один пролетел контргалсом по левому борту в расстоянии одного-двух кабельтовых. Опять стреляли по ним и на этот раз опять счастливо, как мне показалось: один из миноносцев, шилаусского типа с одной трубой, быстро зарылся носом в воду от попавшего туда, кажется, 6-дюймового снаряда, а затем среди пара и среди взрывов снарядов ушел под воду.
Опять тихо. Настроение отличное. Чувствуется уверенность в себе. Пошел на мостик и узнал там от старшего штурмана лейтенанта Бурачека, что идем на север, и так как компасы не действуют в боевой рубке (ходовая вместе с мостиком была исковеркана), то правим по Полярной звезде…»
Как видим, только «Сисой Великий» потопил три японских миноносца. Если посчитать число заведомо разорванных и потопленных русскими снарядами миноносцев по донесениям о бое с других кораблей 2-й эскадры, то число это уж точно больше десятка. Каждый может проверить это самостоятельно.
Так что 3 погибших миноносца по «официальным японским данным» — очередная японская туфта, странная только тем, что при такой крупной победе о потерях в миноносцах можно было бы и не врать.
Сбит левый винт и заклинен руль
«Вдруг по борту пробежал миноносец очень близко и за кормой повернул и бросился нас догонять… Прошла минута ожесточенной стрельбы по нему; он стал уже уходить в сторону, как вдруг раздался глухой удар в корме, на самом юте полетели наверх какие-то щепки и невысокий столб воды — мы получили мину прямо в румпельное отделение. Броненосец продолжал бешено катиться влево, так как оказалось, что попавшая мина сбила левый винт и почти заклинила руль на правом борту…
Некоторое время мы шли под ручным управлением, а затем пришлось это бросить, так как рулевое отделение мало-помалу затоплялось водой, и вскоре люди на штурвале оказались стоящими по живот в воде. Тогда старший офицер приказал всем выходить, и затем задраили люк рулевого отделения.
С этого момента броненосец лишился способности управляться, так как хотя обе машины и работали, но одна пустым почти валом с какими-то ошметками винта».
Готовить к взрыву?
«Выйдя наверх, я увидел, что мы идем все время по дуге и временами делаем какие-то зигзаги. Я тогда пошел к командиру на мостик и спросил его, не надо ли готовить броненосец к взрыву, на что он отвечал:
“Не надо, голубчик. Если не потонем и, быть может, доберемся до ближайшего берега, то высадим команду, затопимся кингстонами”…
С этого момента мы больше не были атакованы ни разу, хотя кругом заметна бывала временами какая-то деятельность, судя по показывающимся на мгновение огонькам, но мы шли, как подбитая курица, кружа дугу, смиренно ожидая мины.
Наконец взошла луна и стало довольно светло. Миноносцев не было. Повозившись опять около турбин, посмотрев на то, как понемногу через носовую переборку хлещет из швов вода, я опять вышел наверх, присел на какой-то ящик и от усталости заснул.
Проснулся я уже, когда всходило солнце, вероятно, от холода…
От минного механика я узнал, что мы стараемся идти к берегу выкидываться, что вода мало-помалу прибывает и что, вероятно, часа через три пойдем ко дну, если не доберемся до берега…»
Цусимский диалог: «Через полчаса сам иду ко дну»
«Вдруг среди туманного горизонта показался “Владимир Мономах”, идущий к нам под креном. По приказанию командира начали ему сигналить прожектором:
“Прошу подойти и снять людей с броненосца”.
На это с “Мономаха”, уже приблизившегося к нам, последовал ответ:
“Через полчаса сам иду ко дну”.
Затем “Мономах” прошел у нас под кормой и тихо поплелся к японскому берегу, а к нам подошел шедший с “Мономахом” миноносец “Громкий”. Командир “Громкого” капитан 2 ранга Керн крикнул в рупор:
“Имею вполне исправные машины и уголь до Владивостока, могу принять часть ваших людей”.
Наш командир крикнул:
“Благодарю, не надо”[315].
Тогда Керн спросил, не нужно ли будет чего-нибудь передать, на что командир ответил: “Передайте во Владивостоке, что встретили меня разбитым в бою, с минной пробоиной, с дифферентом на нос, лишенного возможности управляться и понемногу идущего ко дну”.
На миноносце офицеры помахали нам фуражками, затем миноносец дал ход и побежал к “Мономаху”.
Завидно было смотреть на это, — тяжело вздохнулось тогда многим из нас!» Моряки «Сисоя» не могли знать, что несколько часов спустя капитан 2-го ранга Георгий Федорович Керн будет убит на мостике своего корабля в неравном бою с отрядом японских миноносцев. Миноносец «Громкий» с прибитым к фок-мачте Андреевским флагом пойдет ко дну, а остатки команды с принявшим на себя командование мичманом Владимиром Николаевичем Потемкиным[316] после гибели миноносца будут подняты из воды японскими шлюпками.
Командир спустил кормовой флаг!
«Через некоторое время на горизонте показались два корабля: у нас пробили тревогу. Оставшись на некоторое время наверху, я услышал сверху, со спардека, голоса, что это японцы, и ушел вниз. Через некоторое время кто-то принес известие, что это не военные суда, а транспорты и что командир приказал поднять сигнал о бедствии.
Тем временем пришло приказание уничтожать на всякий случай все секретные книги, оружие, приборы и т.д. Я побежал на станцию беспроволочного телеграфа, выбросил шифры, затем приказал уничтожить станцию, а сам пошел выбрасывать ружья и револьверы. Кругом офицеры и команда выбрасывали из иллюминаторов ружья и прочее. Ревизор вытащил денежный сундук и выносил с несколькими офицерами и выбрасывал за борт содержимое сундука…
Вдруг ко мне подбежал в сильном возбуждении минный механик Щетинин и взволнованным голосом сообщил, что командир сейчас спустил кормовой флаг и японцы с транспортов, подошедших к нам кабельтовых на 10, спускают шлюпки. Он ужасно ругался и сказал, что сию минуту идет открывать кингстоны, чтобы затопить машины и кочегарки. От такого известия я бомбой вылетел наверх и — увы! — действительно, кормового флага у нас уже не было: у борта стоял наш спущенный баркас и в него кончали грузить раненых. Японские транспорты… стояли кабельтовых в 10, и от одного из них шла к нам шлюпка.
В это время командир прислал приказание всем офицерам собраться на спардеке. Придя на спардек, я нашел там почти всех офицеров. Пришел командир с измученным лицом и сказал нам, что “он, не видя больше исхода и не имея возможности что-нибудь предпринять, спустил флаг для спасения оставшихся на корабле живых; что он сам лично даст ответ в этом перед Родиной и Царем”.
