А далее над ними, средь облаков, вскоре показались еще какие-то черные точки.
Магистры заинтересованно, если не сказать, раскрыв рот, наблюдали за происходящим. Стрекозы уже вышли в зону поражения, по ним ударил залп, гигантские насекомые все как один крутнулись винтом, демонстрируя превосходные навыки противозенитных маневров. Впрочем, двум это не помогло, и они ухнули в землю, не долетев до порядков Ордена. А еще штук семь быстро забили крыльями, торопливо снижаясь после ощутимых ранений. Бойцы разом выкрикнули боевой клич, затянули песню о великих героях и простых идеалах Золотого знамени…
Розовые летающие звезды зависли прямо над передними рядами и начали неистово испражняться на них, обдавая какой-то белесой субстанцией, что оказалась чем-то вроде клея, причем, очень токсичного, прожигающего до костей, если попадет на кожу, воспламеняющего щиты и траву под ногами, стягивающего подобно паутине.
Вмиг передние ряды Ордена смешались, забились раненные и умирающие, пытаясь сбить с себя налипшую едкую дрянь. В стене щитов стали возникать бреши, и в эти бреши с лету ударили стрекозы, разнося в щепки оборонные сооружения, сшибаясь с бойцами, повергая их навзничь, закалывая смертоносными выпадами хвостов. Второй строй пехоты мгновенно контратаковал, используя копья меньшей длины — как раз на случай прорывов первого порядка.
Враг был страшен в драке, но и копейщики Ордена непросты. Тем более что барражирующие над ними звезды, исторгнув весь запас клея, развернулись и плавно подались назад. Уже казалось, что ряды выдержат натиск стрекоз, отразят удар, когда в дело вмешались твари с третьего уровня, что до этого момента зависали в воздухе над полем боя. От них вниз заструились малиновые капли, быстро, точно шел торопливый осенний дождь. Первая же капля, ударившись о плечо какого-то арбалетчика, внезапно вспучилась и взорвалась, точно граната, разрывая несчастного на куски и отбрасывая взрывной волной окружающих. То тут то там раздавались взрывы, летели куски оторванных рук, ног, голов, усиливая начавшийся беспорядок.
— Спешиться! — заорал конным рыцарям магистр шестого отряда, на который пришелся главный удар. Коням сейчас особой веры не было: обычно послушные и вышколенные, почуяв странных и непонятных тварей из другого мира, они чуть ли не с ума сходили, едва удерживаясь от бега прочь во весь опор — что уж говорить про атаку в конном строю.
Рыцарство мгновенно спешилось, обнажая мечи. Без лишних вопросов. Надо — значит надо. Теперь это была тяжелая пехота, возглавляемая самим магистром. Они-то и заткнули возникшую брешь, преградив путь тварям в тыл, к обозам с раненными, медиками, поварами и прочими некомбатантами. Острые мечи, что зловеще сияли в их умелых руках, ковались для прорубания самых мощных доспехов, созданных местными умельцами. Что им стоило располовинить стрекозу-переростка? В ближнем бою тяжелые мечники стоили трех копейщиков, оттого и дело вновь выровнялось, завертелись клинки, сшибая в воздухе тварей, разрубая на куски, ссекая крылья, пронзая бьющиеся на земле туши, что все еще норовили укусить или пронзить острым концом хвоста. А едва сверху вновь посыпался малиновый дождь, как магистр заорал посаженным голосом: «врассыпную!», команда пришлась как нельзя кстати, потери были, но больше в виде контуженных, оглушенных, поскольку тяжелая броня, надежно закрывающая все тело, превосходно держала удар, к тому же пришедшийся в основном мимо.
Получив отпор, стрекозы словно по команде (а может она и была?) развернулись и умчались прочь, провожаемые нестройным залпом побитых арбалетчиков. Твари поднялись в воздух, соединились со звездообразными соратниками, подались еще выше и после ушли под облака в сторону горизонта.
Возле неподвижно стоявшего Трисмегаса, все еще поглощенного попыткой оживить фантазии Кати, остановил коня взмыленный посыльный. Соскочил, переводя дух, словно бегом бежам. Отсалютовав, доложил:
— Фро! Атака отражена с большим уроном для противника! Враг отступил!
— Это была не атака, а разведка. Готовьтесь к основному натиску, — негромко распорядился Трисмегас. — Сведите уцелевших. Как раз хватит на три отряда. Командование поручить Руберу, он славный малый, справится. Я же пока поищу более радикальный способ борьбы с тварями. Ну же, девица! Рожай реалистичный образ!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Это он уже говорил, обращаясь к Кате, что мяла губы, пускала слезу, но все не могла воззвать к жизни своего верного пса Бальтазара. Она бы и сдалась давно, только Трисмегас не сдавался, продолжая стискивать своими стальными ладонями ее виски и поедать немигающим взглядом, глядя прямо в глаза, да что там — в саму душу.
Ускакал прочь один посыльный, сразу же подскочил другой. Отсалютовал, открыл рот — и его лицо разлетелось на кровавые куски, а из него вырвалось нечто в виде толстенной летающей змеи ртутного цвета. Конь взвился на дыбы, а затем бросился прочь, высоко подпрыгивая в воздух.
Катя взвизгнула, стараясь вырваться из тисков рук Трисмегаса, что в мгновение ока из милого мужчины совсем кстати нестарого и местами даже симпатичного превратился в нечто совершенно жуткое и свирепое. Точно сбросивший личину человека оборотень.
А в это время ртутная червезмея, извиваясь в воздухе, по широкой спирали стала приближаться к ним с явным намерением превратить их головы в тот же фарш, что и череп бедолаги посыльного. Трисмегас ее полностью игнорировал, Катя билась в его руках, осыпая площадной бранью, что, конечно, не красит воспитанную девочку. Однако воспитанная девочка рассудила, что так хотя бы сможет достучаться до рассудка этого маньяка, а уж что действительно не красит воспитанную девочку, так это кровавое месиво вместо лица.
Ртутное существо изготовилось для атаки… Катя завизжала, закрывая глаза…
…Огромный черный пес с глухим рыком бросился из ниоткуда прямо на ртутную тварь, клацнул зубами — первый раз мимо, второй — прямо за хвост. Потянул к себе, вспарывая острыми клыками тело странного существа. Наступил лапой на скрутившееся змеиное тело, рванул сразу кусок на себя, резко дернув мордой. Через миг с тварью все было кончено. После чего, по-щенячьи заскулив и завиляв обрубком хвоста, пес понесся вприпрыжку к Кате.
— Бальтазар! — зашлась та счастливым смехом, более радостная от того что ее Трисмегас отпустил, и уже затем — от лицезрения своего пса, которого так долго искала, да так и не нашла в реальном мире.
— Очень хорошо, что ты смогла разбудить в себе способности, — похвалил ее Трисмегас, изучая взглядом пса под ногами, точно ученый — свежеоткрытую бактерию через микроскоп. — Очень хорошо для грядущей мясорубки.
Глава 87. День безумия
Бой затих, но покоя на поле битвы это не прибавило. Земля, усеянная телами погибших, заполненная стонами раненных, не даровала присутствия духа выжившим. Впрочем, бывалых военных людей вряд ли могло ввергнуть в панику чуждое колдовство: уж чего-чего, а подобных вещей рыцарство уже навидалось. Потому среди уцелевших царило деловое оживление. Старшие командиры обсуждали вместе с инициаторами произошедшее больше в военном аспекте и конструктивном русле, нежели житейском, для которого все свелось бы к «ой что за жуть тут делается!». Потому бойцы делились опытом противостояния с бестиями Ночи безумия, какие приемы хорошо себя показали, какие тактические ухищрения позволяли добиться наилучшего эффекта. Удачные действия сразу же брали на вооружение все фро.
Рубер носился от отряда к отряду, проверял подготовку к обороне, отдавал распоряжения, требовал ускорять работу. После, когда войска кипели действием и лишние приказы могли только мешать, он повернул коня в сторону ставки Трисмегаса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Хотя ставкой назвать ее было трудно: колдун распорядился ткнуть в землю копье с широким золотым знаменем едва ли не вместо головы поверженного Кромо. Сам сел рядышком на стул, сложив руки на походный столик с двумя чашами вина. Поначалу столешницу накрыли белой скатертью, но Трисмегас сразу же распорядился ее унести в медкорпус, где не хватало тряпиц для пеленания ран. Рядом с ним сидела Катя, у ног которой лениво развалился огромный ротвейлер. Представителей этой породы и так миниатюрными не назовешь, однако возрожденный к новой жизни Бальтазар оказался намного больше обычного своего размера. Теперь он едва не превосходил лошадь Рубера, что опасливо на него косилась, когда всадник остановился рядом со столом и спешился, скорее по привычке, чем по нужде отсалютовав.
