Анна — полнотелая, белокожая, Джузеппина — тоненькая и вся коричневая от загара, потому что она каждый день с полудня до двух часов принимает солнечные ванны с самого начала купального сезона.
На Анне купальный костюм гранатового цвета, купленный еще во время медового месяца, который десять лет назад она проводила с мужем на пляже в Тоскане. С тех пор она ни разу не бывала на настоящем пляже. В Тоскане она была не женой официального лица, а обыкновенной курортницей; впрочем, на Севере Италии таких проблем и не существует. За эти десять лет, да еще после трех беременностей, она здорово раздобрела, и из-под тесного купальника вылезают валики жира. Анна как раз и не подумала об этой стороне дела, когда целые дни, целые недели требовала, чтобы муж разрешил ей купаться, приходить на пляж в купальном костюме, как те пять-шесть женщин из клана свободомыслящих; совсем упустила из виду, что в отличие от них она не занимается спортом, что слишком много ест, что по натуре она вялая и ленивая, расплывшаяся к тридцати годам, что передовые дамы скорее уж смущают ее своей приверженностью к последнему крику моды, к новому образу жизни. Как и все дочери буржуазных семейств Юга, она принесла в приданое тройной комплект носильных вещей: белье, шитое на тоненькую девушку, какой она была тогда, комплект белья без складочек и вытачек на солидную мать семейства, какой она стала теперь, и, наконец, огромные балахоны на матрону, какой она станет, достигнув критического возраста. Джузеппина так разожгла в ней желание появиться на пляже в купальнике, что она только и думала об этом как о достижении желанной свободы, тяга к которой живет в душе всех женщин, даже на Юге Италии, и совсем забыла, что ей придется пройти почти обнаженной сквозь строй глаз всего города, выставив напоказ свою фигуру, бесформенную, уродливую.
А комиссар Аттилио твердо стоял на своем, то со смехом и шуткой в обычной своей непринужденной манере дамского кавалера, то прекращал разговор коротким: «Не стоит и настаивать», властным тоном человека, привыкшего отдавать приказы от имени правительства. Он внезапно уступил только вчера вечером, поддавшись на уговоры Джузеппины. Анна не знает, что неожиданное согласие это куплено ценой поцелуя и беглого объятия в коридоре претуры. Впрочем, кое-какие подозрения на сей счет у нее имеются. Вот уже несколько месяцев, как Аттилио отвечает на заигрывания Джузеппины, бросает на нее красноречивые взгляды, голос его приобретает совсем особые модуляции — словом, ведет себя как победитель; ничто не ускользнуло от внимания Анны, и, оставаясь в одиночестве, она тоскливо перебирала в памяти все огорчения, выпадающие на долю супруги завзятого дамского угодника, но стала еще чаще приглашать Джузеппину, боясь, что, если ее визиты сократятся, Аттилио рассердится и будет, чего доброго, встречаться с девушкой на стороне, она предпочитает иметь соперницу перед глазами; отчасти она надеялась обезоружить ее своим ласковым обращением, подчеркнутым доверием, но на самом-то деле она считает Джузеппину менее опасной, чем других девиц и дам: по ее мнению, та в простоте душевной гордится ухаживанием комиссара, а значит, не слишком в этом заинтересована; Анна и не подозревала даже, что эта шалая девка диктует ныне свой закон манакорскому донжуану. А теперь Джузеппина мешает ей пробраться между столиками, задерживает ее на террасе бара «Пляж» под взглядами местной знати, да еще окончательно вгоняет ее в краску, требуя, чтобы она не стыдилась.
— Дай же мне пройти, — шепчет Анна, вся пунцовая от стыда и гнева.
Стыд и гнев окончательно ее доконали, даже плечи у нее и те порозовели (те самые плечи, в которые до боли врезаются бретельки купальника).
Она медленно прокладывает себе дорогу меж столиков, Джузеппина цепляется за ее руку, старается удержать, орет как оглашенная:
— Вы сразу же загорите при таком-то солнце. За три дня станете черной, как я, синьора Анна!
Из кабины выходит в черных плавках сам комиссар. Высокий красивый мужчина с хорошо развитыми мускулами и такой смуглой от природы кожей, что кажется, будто это загар, хотя Аттилио бывает на пляже всего раз в неделю, по воскресеньям.
Он видит, как, спотыкаясь на каждом шагу, спускается по ступенькам на пляж Анна, и даже плечи у нее покраснели, видит, как Джузеппина под видом помощи толкает ее, мешает пройти. Все взгляды теперь обращены на него. Но он должностное лицо, он привык владеть собой, и даже тень недовольства не промелькнула в его глазах.
— Нынче ночью, — докладывает Пиццаччо, — Джузеппина подцепила директора Неаполитанского банка…
— Директора филиала банка, — уточняет Бриганте.
Комиссар быстрым шагом направляется к двум женщинам, втискивается между ними, берет и ту и другую под ручку и быстро тащит прямо к морю.
— В воду, синьоры, — во всеуслышание провозглашает он веселым тоном, немедленно в воду!
Взгляды жен и дочерей манакорской знати, лежащих на шезлонгах в тени зонтов, прикованы к этой группе.
— Верно, верно, — кричит Джузеппина, — сейчас мы будем учить синьору Анну плавать.
Она вырывает руку и бежит вперед. Фигурка у нее, что называется, точеная. В Манакоре женщины вообще-то или жирные, или иссохшие, как палка. А у Джузеппины тонкая талия, округлая линия бедер, в эластиковый костюм искусно вставлены латунные штучки, чтобы груди казались больше, так что она и впрямь formosa, другими словами, прекрасно сложена, стройненькая, но в то же время отнюдь не худышка.
Она вприпрыжку бежит вперед, поворачивается, подняв вверх обе руки, отчего кончики (искусственные) грудей резко обрисовываются под эластиком.
— Идите, синьора Анна! — кричит она. — Сейчас мы научим вас плавать.
Она бежит к морю, легко входит в воду, снова бежит уже в воде, пока вода не доходит ей до середины бедер, тут она останавливается, подымается на цыпочки, складывает ладони вытянутых рук над головой и, сделав неуловимое движение поясницей, ныряет. Тело ее на краткий миг описывает над водой дугу, потом видны только ноги, мускулистые, напряженные, сложенные вместе ступнями, а потом и вовсе ничего не видно. Она выныривает на поверхность в нескольких метрах отсюда, у первой песчаной гряды, и нащупывает пальцами ноги дно. Потом возникает из воды, поворачивается лицом к берегу и выпрямляется во весь рост над морем (стоит она на песчаной гряде, где вода доходит лишь до половины икр), длинная, гибкая, и вода капля за каплей стекает с ее кожи, отлакированной солнцем и морем.
Под взглядом мужчин, сидящих за столиками в баре, и их жен, растянувшихся под зонтами, Аттилио твердой рукой тащит свою супругу Анну к морю. И так сильно сжимает ее предплечье, что пальцы его, впившиеся в жиры, оставляют на коже белые пятна с ярко-красной каемкой, совсем такие, как оставляют на ее пухлых плечах бретельки купальника. Глаза манакорцев, натренированные с незапамятных времен, глаза зорких наблюдателей, видят буквально все. Раздается шепот, смешки — словом, начинается общее веселье.
— Пусти меня, — молит Анна. — Я хочу сначала позагорать под нашим зонтом.
— Под зонтом не загорают, — вполголоса рычит Аттилио. — А ну иди.
— Не тащи меня так, — просит Анна. — Дай мне сначала привыкнуть к воде. Мне холодно.
— Ничего, вода теплая, — говорит Аттилио. — Иди.
Они входят в море по колено.
— Мне ужасно холодно, — говорит она. — Дай мне отдышаться.
— Мало над тобой люди потешались? Выпрямись. Иди.
Вода доходит им уже до бедер.
— Я лучше сразу нырну, — говорит она.
Аттилио останавливается, отпускает ее руку, смотрит на жену.
— Ныряй, — говорит он, — ныряй, не бойся! Тебя жиры удержат.
Возвращается Джузеппина, она плывет теперь на спине, кончики грудей выступают из воды. Она нащупывает дно, останавливается в двух шагах от них. И кричит:
— Окунайтесь в воду сразу, синьора Анна, вода теплая. Святая Мария Капуанская, до чего же теплая вода!
Анна поочередно окидывает их взглядом. Потом быстро опускается на корточки, садится на песчаное дно, вода доходит ей до самой шеи.
— Браво, синьора Анна, — кричит Джузеппина, — браво! Вы же настоящая спортсменка.
Со стороны кажется, будто белокурая голова Анны беспомощно покачивается на волнах, как поплавок. Комиссар вполголоса бросает:
— Ну, довольна? Хотела купаться, вот и купаешься, сиди здесь в воде. Желаю весело провести время…
Он рывком бросается в воду и легко плывет в открытое море.
— Синьор комиссар, — кричит ему вслед Джузеппина, — какой же вы нелюбезный. Разве можно оставлять синьору Анну в одиночестве…
Потом обращается к Анне, вернее, к ее белокурой голове, покачивающейся на воде, как поплавок.
— Не трогайтесь с места, синьора Анна, — кричит Джузеппина. — Я сейчас ему скажу, что мы о нем думаем.
Она быстро, кролем, плывет за комиссаром. При желании она могла бы запросто его обогнать. Недаром же она каждый день весь купальный сезон тренируется в кроле. Но она уже успела сообразить, что, когда комиссар устанет и повернет к берегу, она будет впереди и получится так, будто он ее догоняет.
