Утро занялось ясным, свежим. О ночном пожаре напоминал лишь запах гари и мокрого угля, заполнивший весь Большой дом. Взбудораженные цыгане так и не легли спать и до света сидели в нижней зале, раз за разом пересказывая друг другу ночные события. Только главный герой, Гришка, войдя в дом, сразу свалился на нары в кухне и захрапел. Илья сильно подозревал, что сын притворяется, чтобы не смотреть на слёзы матери. Успокаивать перепуганную, заплаканную Настю, которой цыганки успели сообщить, что горящий дом свалился прямо на её сына, Илье пришлось самому. Успеха его утешения не имели: Настя тихо провсхлипывала до утра, сидя рядом со спящим Гришкой и гладя его по плечу. Не успокоило её даже то, что сын был целым и невредимым - разве что брови да ресницы слегка опалены.
Проснувшись наутро, Гришка всё-таки был вынужден ещё раз выслушать причитания Насти, дать себя осмотреть с ног до головы, поклясться матери перед образом, что больше он никогда, ни за что, ни за кем не полезет ни в какой огонь, - и лишь после этого был с миром отпущен поглядеть на пепелище вместе с другими парнями. А Илье пришлось остаться и по новой выслушивать Настькины нотации в духе: "А ты куда, леший безголовый, смотрел?!" Он не спорил: что толку? Сам чуть не умер со страха…
Компания молодых цыган со смехом и шутками шла по Живодёрке. Вся улица была ночью на пожаре, все видели Гришку на подоконнике горящего дома - и из-за каждого забора сыпались вопросы, похвалы, одобрительные возгласы и поздравления. Гришка искренне смущался, краснел, вызывая смех парней, вполголоса ругался:
– Чего им всем надо? Своими бы делами занимались…
– Да как же, жди! - ухмыльнувшись, хлопнул его по спине Яшка. - Ты теперь герой пуще Ланцова[118]! Вот погоди, дойдём до Данаи - тебя там ещё и мадамы зацелуют!
Гришка совсем растерялся и уже готов был ушмыгнуть в ближайший переулок, не дожидаясь объятий обитательниц публичного дома. Ещё утром ему испортило настроение то, что Маргитка, оказывается, единственная из всех девчонок-цыганок не прибежала на пожар и не видела его. Более того, она выслушала рассказ парней о Гришкином подвиге с полным равнодушием, чуть ли не зевая, а под конец ещё и фыркнула: "Вот нужда-то дураку за всякой пигалицей по головешкам скакать…" Когда же Гришка, отчаянно конфузясь, осмелился сказать, что за ней, Маргиткой, он полез бы и в пекло адское, девчонка с обидным смехом заявила: "Вольно кобеляти на луну брехати!" – ловко увернулась от Яшкиного подзатыльника и убежала. И никакие восторги и поздравления соседей не могли возместить Гришкиного расстройства. И тем более ни к чему ему был весь курятник мадам Данаи, но не говорить же было об этом цыганам…
Впереди показался публичный дом - вернее, то, что от него осталось. Яшка только присвистнул, обозрев обширные завалы горелых брёвен, засыпанных золой и пеплом, которые местами ещё дымились. Левый флигель и основное здание сгорели дотла, правое крыло было почти цело, лишь обгорев снаружи:
его успела спасти пожарная команда. Она же погасила занявшийся было маслишинский дом по соседству. По оценке всех собравшихся, Живодёрка дешёво отделалась. Сейчас в грудах угля копошились перемазанные сажей девицы мадам Данаи, отыскивая уцелевшие вещи. Сама мадам, сидя на ворохе подушек у забора, озабоченно щёлкала на счётах и время от времени что-то записывала карандашиком на бумажке. Рядом с ней стоял лохматый, насупленный дядька в подпоясанной верёвкой косоворотке - вожак артели строителей. Сами мужики деловито разбирали завалы брёвен, и Гришка ничуть не удивился, увидев, что ими уверенно распоряжается Яков Васильич - такой же бодрый, подтянутый и сердитый, как и всегда.
– И никакой устаток его не берёт! - восхищённо сказал Яшка, глядя на старого цыгана. - А ведь душу положу, что спать не ложился. И где только успел уже мужиков достать? Эй, Яков Васильич, бог в помощь! Даная Тихоновна, каков убыток, а? Ещё слава богу, что за Садовой живём!
– Твоя правда, парень, - со вздохом сказала хозяйка заведения, сдвигая на лоб очки. - А то вовсе пришлось бы дело закрывать. А так, глядишь, и выкарабкаемся с божьей помощью.
– При чём тут "за Садовой"? - тихо спросил Гришка.
– А ты не слыхал, что ли? Указ был от городской думы: если кто погорит в центре, до Садовой улицы, - деревянных домов больше не строить, а ставить каменные, чтобы вид в городе лучше был. Вот было бы дело, если бы Даная каменное заведение отгрохала! Поди, из генерал-губернаторского дома ездили бы. Эй, Даная Тихоновна! А где же вы все на время застройки селиться-то будете?
– Да соседями бог не оставил. - Хозяйка кивнула на соседнюю развалюху купца Маслишина. - Я уж с Ерофеем Лукьянычем уговорившись, призрит барышень вместе с господами студентами…
– Пустили капусту к козлам в гости! - заржал Яшка на всю Живодёрку. Ему вторил хор студенческого смеха из-за маслишинского забора. Неожиданно из густых вишнёвых зарослей послышался серебряный голосок:
– Григорий Ильич! А Григорий Ильич!
Гришке и в голову не пришло, что это обращаются к нему, и он не поворачивал головы на голос до тех пор, пока Яшка не ткнул его в бок:
– Оглох? Вон тебе Анютка машет! Да иди, иди! В своём праве, небось!
Гришка поморщился, но пошёл. Анютка в голубом ситцевом платьице и белой косыночке на голове махала ему из-за забора. Когда Гришка подошёл, она чинно сложила руки на животе, потупилась и шёпотом сказала:
– Уж не знаю, как и благодарить вас, Григорий Ильич, за спасение-то…
– Не знаешь - так не благодари, - хмуро сказал Гришка, слыша, как в спину ему гогочут парни. - Ты что - всамделе спала?
– Знамо дело, спала… - тоненько хихикнула Анютка. Её русые кудряшки запрыгали у висков, курносый нос забавно сморщился, и Гришка против воли улыбнулся.
– И как это вы меня поднять-то сумели, да ещё с одеялом вместе? Я ж тяжёлая…
– Где тяжёлая? - удивился Гришка, меря взглядом тоненькую фигурку в голубом платье. - И не почувствовал ничего…
Он говорил правду, потому что вчера, оказавшись в огненной круговерти, задыхаясь от жары и дыма, был так рад, что вообще нашёл в этом аду спящую девчонку, и так торопился, что не почувствовал не только Анюткиной тяжести, но даже вцепившейся в волосы кошки.
– Как самочувствие-то ваше, Григорий Ильич? - Анютка осторожно коснулась пальчиком его руки. Гришка неловко отстранился, заложил руки за спину.
– Слава богу. И ты не хворай.
Отвернувшись, он махнул ожидающим его цыганам, быстро зашагал к ним.
Анютка растерянно и обиженно посмотрела ему вслед.
– Ну что ты, как дурак-то? - спросил Яшка, когда компания цыган уже вышла на Садовую. - Не видишь - девчонка за тобой страдает.
– Угу… - недоверчиво усмехнулся Гришка. - Когда это она успела-то?
– Для этого дела много времени не надо. Ты не будь валенком, заверни как-нибудь к Данае, поболтай с Анюткой-то. Может, там и ещё чего получится. Ты не думай, она не как другие девки, чистая. Даная её даже к отцу Евстигнею учиться отдавала, она грамотная…
– Мне что с этого? - вышел из себя Гришка. - Сказано тебе - не хочу!
Незачем она мне!
– Опять же дурак выходишь. - Яшка на ходу сорвал лист сирени, сунул черешок в рот. Невнятно сказал: - Выкинь ты Маргитку из головы. Что в ней есть, кроме рожи-то? Вот сам подумай: ну, женишься ты на ней, ну, накидает она тебе полные углы… А через десять лет на что любоваться будешь? Станет, как все бабы, - самовар в юбке. И мозгов ни на копейку, один визг - и всё. Ну, к чему тебе это? Будь Маргитка хоть вполовину как твоя сестра, тогда бы я сам её за тебя уговорил. А так… Побереги здоровье-то.
Гришка молчал. Делал вид, что слушает, как орут, размахивая кнутами, извозчики на углу, щурил глаза на солнце. Как в детстве, хотелось плакать, и все силы шли на то, чтобы этого не увидели цыгане.
Глава 9
Июль начался дождями. Жара пропала, словно не было: теперь над Москвой висели серые тучи, и день напролёт то моросило, то крапало, то лило ливнем. Тротуары давно перестали высыхать, сырой воздух лез за воротник, липы и клёны на Тверской стояли поникшие, и даже вездесущие воробьи куда-то попрятались от холодных капель. Москва снова стояла пустая. На обычно шумной и многолюдной Воздвиженке в самый полдень почти никого не было - лишь ругались на углу два мокрых торговца пирогами, да с Моховой неожиданно вывернула пролётка. Илья, в глубокой задумчивости шествующий посередине мостовой, едва успел прыгнуть на тротуар.
– Да чтоб тебя размазало! - выругался он.
Пролётка с дребезжанием пронеслась вниз по Воздвиженке, резко остановилась у переулка, и из неё выпрыгнула женщина. Быстро оглянувшись, она подобрала подол платья и побежала по лужам через улицу. Илья с удивлением заметил, что женщина бежит к нему. Приблизившись, она нерешительно замерла в двух шагах.
