— Спасибо, некогда — отказался он — передайте, пожалуйста, Василию Григорьевичу, что я его жду в машине.
— Хорошо.
Поскрипывая надраенными до зеркального блеска хромачами, Нагибин ушел.
***
С суда до четверки добрались в восьмом часу вечера и после обычного плотного шмона, бригаду Святого развели по камерам. Устал сегодня Олег глухо и, едва скинув ботинки, прямо в куртке и шапке завалился на шконку. Сэва ставил чайник, Кореш, жуя кусок вчерашнего хлеба, залистал журнал, который ему сегодня притащила мисс-суда. («Натаха Королева» — такое прозвище получила его и Сэвина адвокатша). Вслух такое не говорится, да, наверное, и не пишется, но Святому все больше и больше нравилась прокурорша. Не та, что со сладкой фамилией, а другая. Строгая, но не занозистая и будет она скоро просить ему вышку, но все равно, до самой смерти останется в памяти его симпатичная прокурорша.
Зашумели на коридоре, забряцали блокировкой и стало слышно, как кто-то тяжко отдуваясь, прет мешки.
— Чайник ставьте — в выбитую стекляшку глазка произнес знакомый голос Ушатова, — гостинцев вам привез.
Сегодня в суде толкая речь, Ловец поведал всем, что у правоохранительных органов имеются специальные счета, с которых они подкармливают тех, кто с ними сотрудничает.
Олег сел на шконке. Расстегнул на куртке молнию и бросил на вешалку шапку.
— Здорово, Григорич, — протянул он ему руку, — подарки с секретных спецсчетов?
Ушатов и вошедшие за ним Кунников и Нагибин рассмеялись.
— Это Шульгин с Сизовым вам отправили — в это время они работали в службе безопасности продтоваров Чите.
— Слушай, Олег, откуда интересно, Ловец взял, что у нас спецсчета есть?
— Знает, наверное, раз говорит.
— Да брось ты.
— Чо брось-то. Сидит в тюрьме, и вдруг его по видику кажут с женой рядом и дочкой на руках. Показаний не дает, а домой на день рождения вы его вывезли. Вот я ведь даю показания, свозили бы меня до хаты — попросил Святой и выдернул из розетки штепсель электрочайника.
— Шучу, мужики, шучу.
Шульгин с Сизовым отправили коробку индийского чая, по коробке тушенки и сгущенки. Супруга Краева — бумажный пакет мороженых пельменей, жена Ушатова — домашних булочек.
— А это от меня — Нагибин из того же мешка извлек три литровых банки варенья, на каждой была наклейка из белого пластыря, на которой синей пастой детской рукой было старательно выведено “голубика”, “черника”, “моховка”.
— Андрей, ты сам варенье варил?
Тот то ли удивленно, то ли шутливо дыбанул на Олега.
— У тебя с башкой как, все путем?
— Вот видишь, супруга варганила, а ты ее труд себе присваиваешь, не стыдно?
Нагибин и вправду покраснел.
— Извини, Андрей, я пошутил.
— Знаешь, пожалуй ты прав, наливай чай, пробовать будем варенье.
Кунников сел на шконку рядом со Святым и вытряхнул сигарету «Кэмэл».
— Угощайся.
— Спасибо — взял он сигарету.
— Игорь Валентиныч, дело прошлое, нам с осени никому свиданок не дают.
— Извините, мужики, — развел следователь руками, — это уже в компетенции судьи. Он действительно никому свиданий не давал пока с делом ознакамливался и обвинительное читал. Сейчас должен разрешить.
Ушатов молча положил Олегу на подушку распечатанный конверт.
— От кого?
— Одно от Грознова, другое от Шульгина с Сизовым. Это тебе, Саня, — протянул он Сэве вдвое сложенное послание, — от Татьяны, она в среду у меня в Управлении была. Еще Эдику есть от любимой, Лапшакову Олегу из дома, Агею от матери, — устроился Григорич за стол и, сняв шапку, принялся за моховку.
— Олег, журналисты с телевидения просят с тобой встречи.
— Хотят из меня звезду телеэкрана сделать?
— Не знаю, про «Большую Медведицу» что-то пронюхали, да и вообще, интересно им на страшного убийцу поглазеть.
В опорожненный Нагибиным мешок Сэва укладывал пустые с капроновыми крышками банки.
— До хаты, Андрей, утартаешь.
— Зачем они мне?
— А это и не тебе, супружнице твоей. На тот урожай ей сгодятся.
— Василий Григорич, Нагибину сколько лет? — присмолил новую сигарету Святой.
— Тридцать пять.
— Вот видишь, Олег, — подмигнул ему Григорич, — какой у меня заместитель. Молодой, майор, красавец…
— Еще бы холостым был, — добавил Кунников, — вообще бы цены не было.
— Ладно тебе, — прищурил большие глаза русоголовый Андрюха, — знаю я о существовании твоей Мариночки.
— Какой Мариночки?
— Такой, — краем мешковины он протирал где-то испачканный носок сапога, — что в прокуратуре с тобой работает.
— Может, еще что знаешь?
— Знаю, курит она втихушку от тебя.
— Правда? — кажется, расстроился Игорь.
— Правда.
— Проклятый КГБэшник, откуда знаешь-то?
— КГБ все знает, все видит и слышит.
Уводя базар в сторону, Святой спросил.
— Андрей, ты давно женат?
— Да уже порядком. Заежку первомайскую, что в Сосновом бору стоит, знаешь ведь?
— Конечно.
— Ее директор — тесть мой. Администратор — теща, так что я к Первомайску хоть и косвенно, но отношение имею.
— Скоро еще землячок ваш ко мне в отдел подкатит — согревшийся мерзляка Ушатов, наконец снял шапку — Иранцев Сергей Владимирович. Фамилия знакомая?
Святой согласно кивнул.
— Кто в поселке за него останется?
— Никто. Комбинат ваш хряснет, ничего тайного в нашей державе теперь нет. Так что сворачиваем мы свое отделение в Первомайске.
***
Двадцать четвертого февраля день выдался интересным и памятным, но не только тем, что ровно два года назад банда Святого штурмовала «Акацию», а еще и тем, что с самого начала судебного заседания Азаров объявил.
— Следствие располагает магнитными записями разговоров Иконникова Олега и Ловцова Григория. Судья назвал год, месяц, число и точное место, где сотрудники спецслужбы прослушивали базар подозреваемых.
— В качестве доказательства вины Иконникова, который впрочем, сознается в нападении на гостиницу спортивной базы “Акация” и в качестве доказательства вины Ловцова, который отрицает свою причастность к вооруженному налету на лиц кавказской национальности, суд решил прокрутить кассеты.
Адвокаты были дружно против.
— Это нарушение УПК.
— Записи выполнены с соблюдением всех норм Уголовно процессуального Кодекса.
— Почему тогда они на предварительном следствии не были приобщены к материалам уголовного дела?
— А вот на этот вопрос и только вам, но и суду сейчас ответит следователь Кунников. Секретарь, пригласите, пожалуйста, в зал Кунникова, он в коридоре. Валентиныч мягко прошел за тумбу свидетелей, откашлялся в кулак и поправил галстук.
