О.: Ты Культурного как знаешь?
Г.: Овца он, Олега. Когда откинулся, первые дни вообще к нам не подходил. Ни на стрелки не приходил, никуда. Уехал к проститутке своей в Беклемишево или еще куда, не помню. Мы у Секретаря спрашиваем — где Культурный? Мы сами говорит не в курсе. Потом они уже проболтались, что у матреши он своей. Когда события начались, мы его два дня не могли увидеть. Он приехал на стрелку, стоит газетку читает. Подходит к нему Торопыга и спрашивает: «Пал Палыч, едем?» Он отвечает, что у него машина барахлит. У нас земля под ногами горит, а ему тачку в ремонт загонять надо, представляешь, хуила, проблему высосал из пальца. Торопыга: «Ты что из убежища выполз?» Тому стыдно, он даже покраснел. Так ездил он в Москву, ты в курсе?
О.: Нет, а зачем?
Г.: Страховался, мерин. Встретился там с шестью ворами и говорит им ситуацию в Чите. За себя молчит, а меня с Торопыгой подставляет. Она не думал, что они ему ответят. Лоха позвонил из Москвы: «Я здесь с Шаром, от него звоню. Что у вас там, в городе происходит?» С Пашей — Весной толковал, в «Красный дракон» звонил. А Культурный это узнает, думает, воры насядут — и юзанул в Москву, узнать, что и как. Говорит там, что, мол, Ловец с Торопыгой все в Чите мутят. А мы, прежде чем что-нибудь решать, мнение людей спросили, как нам поступить в данном случае. Все говорят, казнить. Мы же не от своих мозгов это залупили. Воры ему говорят: «Правильно Ловец с Торопыгой поступают, не надо давать чеченам в Чите приземлиться».
Смеются.
Г.: Культурный прилетает, его Торопыга встречает в порту и спрашивает: «Ну что, там, в Москве воры решили?» Он, овца, отвечает шары в пол: «Все путем, все нормально». А мы и без него знали, что все однозначно, потому что понимание воровское такое. Если бы я не был близок с ворами… (не договаривает), Культурного можно просто в городе держать, как ширму.
О.: Тут нужно что-то делать… (не договаривает).
Г.: Мы в Комсомольск поехали, воры нас позвали. Они меня позвали, когда коснулось. Пацаны молодые говорят, чтобы не Культурный, а я за управление отвечал. И меня Жем зовет: «Пусть приедет». Культурный едет, я и Гоша. Он сейчас в тюрьме сидит. Едем в поезде. А разговор в «Лотосе» начали, когда пацаны в Комсомольск ездили. Воры им там сказали, чтобы они этот вопрос на обзор города вынесли. И они говорят, что они были там и чтобы здесь Ловец и Торопыга отвечали непосредственно, Культурного не упоминают даже. В поезде он говорит: «Гриха, город у нас большой. Здесь минимум три, четыре человека на положении могут быть». Я ему: «А у меня нет желания за что-то отвечать. Ты что, думаешь, я к ворам еду за короной? Нет, пацаны про меня сказали, вор меня позвал, вот я и поехал».
Конец фонограммы.
Приложение номер три.
Машинописный текст речевой информации с кассеты номер сорок шесть.
В контролируемом помещении двое продолжают ранее начатый разговор.
Г.: …ты где учился? Я говорю: «В школе номер сорок шесть, восемь классов не закончил» — общий смех. «Сколько судимостей?» — «Пятнадцать» — громко смеются. (Переключение). Пацаны про меня сказали, вор меня позвал, не могу я не поехать. Отвечайте за Читу вы, хоть ты один, мне-то какая разница, кто будет на положении. Что я, умнее, что ли стану, если буду ответственным. А у Культурного это аж болезнь. Я бы мог, допустим, объяснить разумно, что он плесень старая ни на хуй уже не способен, но зачем мне это. Ширма в городе нужна, вот пусть и шароебится у ментов на глазах, а так-то все равно я с Торопыгой все везу.
О.: Я сейчас на пятерке, на больничке, лежал, и этап с особого как раз пришел. Все они Культурного знают хорошо. Я, конечно, понимаю, что не имею права, но все же сказал им, что все беды у Пал Палыча только оттого, что он старый. Я его не обсуждал, я просто высказал свое мнение.
Г.: Ему это еще знаешь, когда крикнули? Когда он к пятерке подъезжал. Петя Свешник ему через забор кричит: «Тебе, плесень, давно на пенсию пора уходить». Культурный умного что ответить не нашел: «Я тебя еще на стометровке обгоню».
О.: Что теперь в городе будет? Хорошо, хоть Торопыга там остался. А этот Гоша, с которым ты в Комсомольск ездил, на тюрьме, что ли, сидит?
Г.: Да.
О.: А в какой хате?
Г.: В 170 или 15, я даже не помню, да он меня сейчас и не интересует.
О.: А Орла не осудили, не знаешь?
Г. — Клоуна-то этого, не окрестили еще. А что ты его вдруг вспомнил?
О.: По-моему, хороший парняга.
Г.: Какой, на хуй, хороший. Клоун натуральный. Я с ним первый раз встретился, когда у Иццы вместе с Торопыгой на свадьбе были в тюрьме. Мы с Толяном сидим скромно, перед кем блатовать-то, все свои. Публика — шпана, бабы наши. Орел заходит, футы-нуты, явление Христа народу. Ну, как же, положенец тюрьмы. Руку мне так тянет, с понтом я ее поцеловать должен и представляется: Юра, Орел”. Да и хуй с тобой, что ты Орел, ты человеком будь, а то витаешь в облаках. Но это хуйня. Я зажигалку на стол положил, так он ее, прикидываешь, ебнул. Потом нажрался, как порос и его в камеру под руки пацаны уволокли. Представляешь, положенец централа. Мы со свадьбы только вышли и сразу к ворам в Комсомольск рванули, менять надо такого положенца, правильно?
О.: Вместо Орла там, по-моему, Котельник теперь?
Г.: Не-е, Котельник уже после Дюхи встал и сразу, бык, накосопорил. Набухался и по пьяне пареньку одному грубанул, а с ним в хате Валера Поджиг был. Он естественно все видел и Котельника сразу уебал. Тот садится и две малявы катает. Одну на воров, другую — на меня с Торопыгой. Нам пишет: «Уебали ни за что, ни про что. Помогите, если не сможете, то вторую маляву ворам угоните». А в воровской мульке пишет: «Я, Котельник, пренебрег воровским», — и так далее. Представляешь, такое ворам пишет. Я думаю, сейчас воры прохлопают твою маляву и вынесут приговор — казнить тебя, гондона. Я эту мульку тормознул, не дал ей хода. В тюрьму сам отписал: «Одыбает Котельник и сразу вьебите ему по-человечьи в роговой отсек».
Г. и О. жалуются, что в тюрьме все почти отметают дубаки — продукты, сигареты, носовые платки. Г. рассказывает, что когда его возили домой на обыск, он едва успел взять у отца пачку сигарет.
Г.: Вышмонали на батиной хате пятьсот штук деньгами и два кольца рыжих. А кольца эти бабы Торопыгиной. Ну не бабы, так, трахал он одну матрешку.
О.: Он где в это время жил?
Г.: Он жил с Ольгой, да как жил, без ни хуя короче. А потом схлестнулся с Наташей. А та, с которой он раньше жил, пришла на хату, видит там эту Наташу и на почве ревности забирает у нее эти два кольца. Прийдешь, говорит за ними ко мне, одна только. Наташа Торопыге говорит: «Я не пойду забирать». А тому по хуй, он в трансе ходит, в штопоре.
О.: Горит что ли?
Г.: Но, забухал, скотина. Мы его в Северный на хату одну темную устроили, пусть думает, бухает, лишь бы в городе в таком виде не шароебился.
