— Значит, вас не было во дворце, когда люди Хакинга обстреливали его из пушки? — спросил Сэм.
— Конечно, — ответил Иоанн, расплываясь в кошачьей улыбке. — В это время я находился за несколько миль к северу и спешил на встречу с японцем. Вы никогда не одобряли моих поступков, Сэмюэль. Но теперь вам следовало бы пасть на колени и с благодарностью поцеловать мою руку. Без меня вы потеряли бы все.
— Если бы вы сказали мне, что Хакинг планирует нападение, я бы организовал оборону и дал ему достойный отпор! — воскликнул Сэм. — Мы устроили бы ему засаду.
Лучи восходящего солнца запутались в рыжевато-коричневых волосах Иоанна и блеснули в его серо-голубых глазах.
— Да, но вы забыли о японце. Иэясу все равно представлял бы для нас угрозу. А теперь с ним покончено, и нам никто не помешает захватить бокситы и платину Душевного Города — как, впрочем, иридий и вольфрам Селинджо. Я надеюсь, у вас нет возражений по поводу захвата этих двух государств?
А потом удача пошла за удачей. Хакинга взяли в плен, а Гвенафру нашли живой и невредимой. Во время нападения Иэясу они оба находились на западных холмах, откуда Хакинг собирался нанести внезапный удар. Его планы нарушило наводнение: поток снес их отряд в Реку. Гвенафре удалось спастись, хотя она едва не утонула. А Хакинга швырнуло на дерево, и он переломал себе ноги и руки. Кроме того, незадачливый завоеватель получил серьезные внутренние повреждения.
Клеменс и Иоанн поспешили туда, где под железным деревом лежал Хакинг. Увидев Сэма и Лотара, Гвенафра бросилась им навстречу и стала их обнимать. Клеменсу показалось, что она подарила ему более долгое объятие, чем фон Рихтхофену. Впрочем, удивляться тут было нечему — последние несколько месяцев Гвенафра и Лотар ссорились чуть ли не каждый день.
Иоанн собирался подвергнуть Хакинга самым изощренным пыткам и хотел заняться этим делом сразу после завтрака. Сэм категорически возражал. Он знал, что Иоанн будет настаивать на своем: его армия в пятьдесят раз превосходила по численности отряд Сэма. Но в тот момент Клеменс потерял всякую осторожность. И Иоанн уступил. Он нуждался в Сэме и в специалистах, которыми тот командовал.
— У тебя есть мечта, Белый Сэм, — тихо прошептал Хакинг. — Вот и у меня была своя. Мечта о стране, где братья и сестры могли бы мирно жить и открывать друг другу души. Страна, где жили бы только черные. Ты не понимаешь, что это значит для нас! Ни одного белого негодяя, ни одной пары блеклых глаз! Только черные братья по духу! И тогда даже в этом адском мире мы приблизились бы к небесам. Конечно, без проблем бы не обошлось. Но где ты видел мир и покой без каких-нибудь проблем? Главное, чтобы их не создавали вы, белые! Пусть они были бы нашими. Жаль, что этого не случилось.
— Вы могли бы осуществить свою мечту, если бы немного подождали, — сказал Сэм. — Построив корабль, мы отправимся в далекое плавание, и эта местность, начиненная железом, опустеет…
Хакинг брезгливо сморщился. На черной коже выступил пот, мышцы напряглись от приступа боли.
— Эх, парень, у тебя, наверное, из черепа выпали мозги! Неужели ты думаешь, что я поверю в твою историю о плавании на поиски Великого Грааля? Я же знаю, что на своем корабле ты будешь перевозить черных рабов, закованных в цепи и колодки. В былые дни южане вроде тебя… — Хакинг застонал и закрыл глаза.
— Это неправда! — воскликнул Сэм. — Если бы вы знали меня… Если бы вы только взяли на себя труд узнать меня, вместо того чтобы загонять в какие-то рамки…
Хакинг открыл глаза и прошептал:
— Ты лжешь ниггеру даже тогда, когда он умирает. Вот только зачем? Послушай меня, Сэмми! Этот нацист Геринг — он ведь действительно потряс меня до глубины души. Я приказал просто его убить. Мне не хотелось кого-то там мучить. Но ты же знаешь этих фанатичных арабов! Перед смертью Геринг сказал мне свои последние слова. «Здравствуй и прощай, мой брат по духу» — или что-то в этом роде. «Я прощаю тебя, потому что ты не ведаешь, что творишь». Представляешь? Как тут не спятить? Слова любви от нацистского ублюдка! А ведь он действительно изменился! И возможно, он прав. Возможно, все шансеры правы! Конечно же, глупо воскрешать нас молодыми и здоровыми, чтобы мы вновь убивали друг друга и поганили все вокруг себя. А значит, есть какая-то другая цель? Какой-то второй шанс… — Он посмотрел на Сэма и тихо прохрипел: — Пристрели меня! Оборви мою боль! Я уже устал от мучений.
Лотар шагнул вперед и встал рядом с Сэмом.
— После того, что ты сделал с Гвенафрой, я прикончу тебя с огромным удовольствием.
Он направил ствол кремневого ружья в голову Хакинга. Тот криво усмехнулся и прошептал:
— Насилие в ответ на насилие! Я проклял этот принцип еще на Земле, но твоя женщина пробудила во мне дьявола! Впрочем, какая разница? Что ты скажешь о всех тех черных женщинах, которых вы, белые, мать вашу, насиловали веками?
Сэм повернулся и пошел прочь. За его спиной прогремел выстрел. Клеменса передернуло, но он ничего не сказал. Это лучшее, что мог сделать Лотар. А Хакинг завтра снова будет идти где-то по берегу Реки — в тысяче миль от Пароландо. Возможно, им еще не раз придется свидеться, хотя Сэм не испытывал большого восторга от подобной перспективы. Его догнал Лотар, пропахший пороховым дымом.
— Я с радостью оставил бы его умирать от боли и мук, но, видно, мне не избавиться от старых привычек. Я хотел его убить — и убил. Подумать только! Этот черный мерзавец смеялся мне прямо в лицо. И тогда я размазал улыбку по его физиономии.
— Не надо больше слов, — ответил Сэм. — Мне и без того тошно. Я подумываю бросить все это и стать миссионером. В наше время только шансеры знают, за что они принимают страдания.
— Ничего, вы скоро оправитесь, — сказал Лотар и, как всегда, оказался прав.
Однако на это ушло три года.
Страна снова стала походить на поле битвы, искореженное воронками шахт, пропахшее зловонием заводов и почерневшее от копоти и дыма. Но они построили огромный пароход, и теперь лишь оставалось провести ходовые испытания. Сделан был даже последний штрих — надпись на белом сияющем корпусе. И по обеим сторонам в десяти футах выше ватерлинии виднелись большие черные буквы «Внаем не сдается».
— Что это означает, Сэм? — спрашивали его многие.
— Только то, что там написано, — отвечал Клеменс, — в отличие от большинства слов, когда-либо написанных или сказанных. Этот корабль свободен от людских прихотей, и его команда состоит из свободных людей! Наш пароход никогда не будет сдаваться внаем! Никому! Ни одному человеку!
— Почему же тогда не назвать его «Не купишь ни за какие деньги»?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
