позволяет им выстроить самую сложную известную науке иерархию – государственную машину власти.
Одновременно, национальная культура, язык и традиции – наиболее передовая субьективная культурная оболочка обьективного этического ядра, передовая в смысле способности удержать наибольшую возможную общность, как в смысле размера коллектива, так и обьема норм. Впрочем, одно связано с другим. Большой коллектив без мощного, накопленного и временем, и множеством людей, этического ядра не обьединишь. Ведь люди вовсе не склонны менять свои привычки и тем более родные языки, чтобы влиться в дружную семью народов. Более того, люди сопротивляются этому – они предпочитают группироваться, организовывать диаспоры, этнические меньшинства, общины, землячества и тому подобные образования, нацеленные не только на сохранение собственной культуры, но и на получение социальных преимуществ – ведь группа, тем более сплоченная сильной культурой, почти гарантирует коррупционный капитал, что особенно наглядно проявляется в случае, когда подобные диаспоры имеют собственное материнское государство в другом месте. Государственная обьединяющая пропаганда – национализм – на этом этапе играет безусловно прогрессивную роль, способствуя размыванию диаспор и формированию максимально однородной, а значит и потенциально этичной, публичной сферы.
Однако, как и всякое преходящее историческое явление, национальное государство на определенном этапе вместо прогрессивной роли обречено играть регрессивную. Благодаря государственному системному насилию, национальная культура, вместо развития и слияния с другими культурами, приобретает черты групповой морали, цель которой – законсервировать нацию в традиционных культурных рамках, обособить и противопоставить остальным нациям. Вред от такого национализма тем выраженнее и больше, чем мельче нация.
Движение к единой культуре, как и выравнивание позиций этносов по отношению к договору, процесс обьективно мучительный. Человек неотрывен от своей культуры. Если родная культура предоставляет ему меньше возможностей, мы имеем уже упомянутый курьезный, но отнюдь не веселый случай "насилия оболочки". Например, валюта или язык. Чем меньше область их распространения – тем они слабее и тем сильнее ограничивают свободу их обладателей по сравнению с другими. Но с другой стороны, не всегда меньший по размеру коллектив обладает меньшим уровнем культуры – в истории завоеватели часто перенимали культуру побежденных. Но в любом случае, что делать? Даже если отвлечься от психологической боли и сосредоточиться на этике. Отказ от своей культуры в пользу чужой – этично ли это? Когда это прогрессивно, а когда нет? Осваивание "богатств мировой культуры" звучит обманчиво слащаво – на практике всегда кто-то проигрывает. Пропадают огромные культурные пласты, историческая память и тому подобные сокровища. Как же этично решить проблему обьединения культур? Может, надо следовать естественному процессу выживания сильнейшего, чтобы посмотреть кто победит? Но это же культурный геноцид! Все мы видим своими глазами нынешнюю культурную войну, ведущуюся параллельно экономической. Правда, в отличие от второй, в первой люди вроде не умирают. Если не считать прослойки интеллигенции, которая без своей национальной культуры жить не может. Но кого волнует судьба интеллигенции?
Как же быть? Я думаю, люди обречены договориться и найти компромисс – и с языками, и с валютами. Никто не достоин проиграть просто потому, что другая нация оказалась богаче или сильней. Ведь она вполне может оказаться до отвращения невежественной и упертой в своем пещерном национализме. Возможно, людям придется оживить и переиначить какой-нибудь мертвый язык? Нас всех должен утешить тот факт, что буквально через несколько тысяч лет практически никто не будет знать ни нынешних мировых языков, ни всего прочего, связанного с современными, прямо скажем, ущербными культурами. А что будет через миллион? Миллиард? Вот именно – только обьективная этика, пусть называться она будет уже иначе.
– Истоки национализма
Обьединение мелких народностей огнем и мечом – естественный способ появления наций, т.е. процесс исторический и неинтересный. В его основе лежат прагматические причины и оттого национализма при этом не возникает, он рождается потом, целенаправленными усилиями скрепить нацию спасая ее от возможного распада. Потому что бывает и обратный процесс – распад цивилизации на мелкие нации, сопровождающийся обязательным "пробуждением" национального самосознания и ярым национализмом. Поскольку тут явно прогресс идет вспять, интересны причины. Неудивительно, они сокрыты в групповой морали. Если отбросить внешнее давление (и даже диверсии нацеленные на ослабление конкурента) и взять только внутренние причины, то подобный процесс обособления одной этнической группы (будущей нации) от другой – результат недозрелой публичной этики, а конкретно – нежелания отказаться от стереотипов, целенаправленно разжигаемого нарождающейся или вырождающейся этнической элиткой. Жить бок о бок с непохожими людьми среднему жителю планеты все еще трудновато, и если у населения есть возможность обособиться, оно иногда попадается на эту удочку, наивно надеясь, что таким образом исчезнет этническая, а заодно и всякая иная эксплуатация. На самом деле конечно эксплуатация никуда не девается – свои кровопийцы не лучше чужих. Что касается этнического притеснения, то оно просто переходит на уровень выше, где теперь одни страны грабят другие. Единственный возможный плюс – насильственная культурная ассимиляция заменяется добровольной, что способствует накоплению этического потенциала, а не его разбазариванию.
Я не хочу говорить о совсем уж примитивном мотиве грабежей и прочей легкой наживы, когда под видом национальной вражды преследуются экономические интересы. А такое тоже бывает – национализм разжигается именно с целью захватить чужое, истребив или изгнав его хозяев.
Смысл подобного национального "строительства", если говорить о чисто практических аспектах и не трогать социальную эволюцию, не в борьбе за свободу и справедливость, а в возможности бывших угнетенных сформировать собственную верхушку, кандидаты в которую и являются разжигателями всего процесса. Поскольку кандидатами движет не высокая идея, а звуки собственного голоса, культурные пастыри своим естественным эгоистичным желанием воспитать себе паству порождают политических вождей, а культурное пространство неизбежно скрепляется системным насилием. Или вожди призывают на помощь пастырей и они вместе творят национальную идею, но так или иначе скрепленную насилием. В итоге, как и во всяком большом несвободном коллективе, в национальном государстве интересы низов подменяются классовыми интересами верхов. Продвижение национальных интересов не терпит этики ни в каком виде. Если в мелких коллективах люди еще оглядываются на совесть, то нации ее не могут иметь в принципе. Чем обьясняется этот феномен? Просто размерами или тем, что верхушка всегда и везде – наиболее бессовестный тип людей? Я думаю вторым. В конце концов размер коллектива не имеет значения до тех пор пока он не начинает действовать как целое, а такое без верхушки невозможно. Верхушка же, как давно доказано, образуется только из людей отьявленной бессовестности, страдающих (а вернее заставляющих страдать других) всеми возможными формами нарциссизма, макиавеллизма, авторитаризма и психопатии.
– Дефективность национализма
