— Если это человек, то вполне понятно, что бедняга и не подозревает, кто явился по его душу! — повысив голос, чтобы перекричать ветер, сказала Лильна.
— Ха! А если стиг, то когда стигов было просто понять? — с вызовом произнесла Джелона-Охотница; высокая, рыжая, вспыльчивая, она напоминала живой огонь, которым хочется любоваться, но не со слишком близкого расстояния. — В девяти случаях из десяти стигийское коварство не отличить от глупости!
— О чем это она? — поравнявшись с Флавусом, осторожно спросил Кан. Ему не нравилась идея влезать с глупыми вопросами в чужой разговор, но то замечание отчего-то показалось важным.
— Когда стигов много, они ведут себя хаотично, по крайней мере, в нашем понимании, — пространно пояснил Бриан. — Когда их мало, они умны и почти неотличимы от людей, но их поступков и логики все равно не понять. Получается, пытаться предсказывать стигийские ходы — бессмысленно.
— А как быть с одним случаем из десяти? — Кангасск не удержался, все-таки спросил.
— Хороший вопрос! — усмехнулся Флавус. — Одно время тактику стигов можно было предсказывать. Когда ими командовал Эльм. Не знаю, что с ним сотворило немагическое вмешательство три тысячи лет назад, но он остался человеком… ровно настолько, чтобы гадальщики могли предсказывать некоторые его решения.
— Вот как… — Кан нахмурился и закусил губу. — Значит, Эльм командовал ими…
— Да, — кивнул Флавус. — Надо признать, смешанная армия стигов и детей тьмы под его руководством одержала немало побед. А потом, помню, стиги на некоторое время исчезли. Все и сразу. Вернулись они уже в несравненно меньшем количестве и — научившись копировать людей. Сначала на уровне детей тьмы, потом — уже так, что, даже разговаривая со стигом, невозможно было отличить его от человека. Тогда началась совсем другая война, Кан. Никто не верил никому, стига подозревали в каждом… это было чистейшей воды безумие. Спекторы появились уже под конец войны. Надо сказать, с их появлением стиги почти исчезли. Не скажу, что их всех истребили. Скорее, они затаились где-то…
— Мне вот интересно, — задумчиво произнес Кангасск, обернувшись к Флавусу. — Это ведь разумные существа, в отличие от детей тьмы… Так зачем им нужна была победа в этой войне? Что они получили бы, победив? Учитель говорила мне, что три тысячи лет назад они рвались к Хоре Тенебрис, но сейчас, когда Хор вообще нет, каков смысл?..
— А он есть? — скептически отозвался Зенраш-Охотник.
— Должен быть… — Кангасск пожал плечами.
— Если он и есть, мы этого никогда не узнаем, — холодным тоном произнесла Лильна, глядя в даль сквозь летящее с небес снежное крошево. — Мы даже не знаем, кто они, что они, откуда пришли… Эльм, быть может, знал…
— Смысл, смысл! — передразнила Джелона, фыркнув. — Мы даже не знаем, чем они питаются и дышат. И вообще, питаются ли и дышат ли… А вы — смысл…
Время тянулось медленно. Благодаря усилившейся метели видимый мир сжался до небольшого пятачка заснеженной земли; и небо стало казаться низким и тяжелым. «Видел» что-то в такой неразберихе, пожалуй, один лишь Флавус, которому, подобно маячкам, служили ориентирами стигийские камни: два — Гравианны и Сайерта — отмечали оставшийся позади Ивен, один — возможно, лже-Немаана, — цель пути.
По словам Флавуса, неизвестный, добрых три часа сидевший на месте, начал движение. Брел он медленно, как и должен идти человек сквозь метель, и бесцельно. Можно было бы, конечно, прибавить ходу и догнать его сегодня, но Флавус счел за лучшее остановиться на отдых. Остальные шесть боевых магов, конечно, поворчали насчет того, что придется готовить все заклинания заново, но согласились тоже: устали все, и в случае чего сражаться в снежном месиве не хотелось никому.
— Свернем к руинам, до них где-то четверть часа пути, — предложил Нау.
— Руины? — спросил Кан.
— Да. Это старая Дэнка, довоенная. Новая — на северо-запад от Ивена.
— Ясно…
До чего же приятно было отгородиться от метели; ее бессмысленного заунывного воя, ее бьющих в лицо колких снежинок… Этот дом сохранился неплохо. К тому же он был достаточно большой, чтобы вместить и людей, и тарандров, и чаргу. Четыре стены и крыша — уже сами по себе преграда холодному ветру; а чтобы он не прорывался внутрь, так на то есть простенький магический щит первой ступени. Щит этот раскрыл внутри дома Кангасск, благо особых познаний в магии это не требовало, и теперь свежий воздух проникал в дом лишь в таких количествах, в каких ему это позволяли, без всякой возможности обернуться противным сквозняком. А сваленные в кучу на полу горячие Южные Лихты грели помещение не хуже костра.
Перекусив сухим дорожным пайком, шесть магов без лишних церемоний завернулись в плащи и устроились спать прямо на полу.
Дежурить остался Флавус. А кто еще, если он единственный Спектор в отряде?
— …Спи, Кан, — устало вздохнул он, когда Кангасск присел рядом. — Спи. Бояться пока нечего.
— Не сочти за глупость, но давай я тебя сменю. Ты уже носом клюешь…
— Нет.
Тряхнув головой, чтобы отогнать сон, Бриан взял из общей кучи один Лихт и подвесил его невысоко над открытой ладонью… Впервые Кангасск заметил, что ладони его друга хранят следы множества застарелых ожогов. Когда-то, сжав в кулаке Северный Лихт, Кан отморозил руку; а вот что будет если сжать Южный…
— Это чтобы не заснуть на посту. Старый спекторский метод, — пояснил Флавус, точно подгадав ход мыслей друга. — Лихт держит в воздухе заклинание левитации с незавершенным ключом: это значит, что оно требует постоянного внимания, пока не завершено. Потому, если Спектор засыпает, Лихт падает на ладонь и через некоторое время начинает нешуточно ее жечь. На пятые бессонные сутки просыпаешься только когда боль уже адская и ладонь начинает поджариваться, — Бриан невесело усмехнулся.
— Значит, Спекторы не используют красную сальвию… — понимающе закивал Кан. — Я давно заметил, что ты не носишь фляжку с ней, как другие маги…
— Наблюдательный ты, — прищурившись, произнес Флавус. — Верно сообразил… — он зевнул и задумчиво пощупал большим пальцем Лихт, висящий над ладонью. — Красная сальвия не дружит со стигийским камнем, Кан. Если сказать точнее, то вызывает его отторжение. Это зверски больно, знаешь ли, и порой смертельно. Потому любой Спектор согласится лучше прожечь до костей руку, чем глотнуть шалфейной настойки. То же самое касается назарина и еще нескольких трав. Вот такие дела…
«…не дружит со стигийским камнем…» При этих словах Кангасску вспомнился рассказ Флавуса о том, как он сам стал Спектором… «Значит, наркоза не было…» — пришла суровая догадка… «Или был… — съязвил внутренний голос. — Черного эля и пития до потери создания еще никто не отменял».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
