— Есть еще желающие? — пригласил он.
Никто не двинулся. Кулух плюнул в Мордреда и неспешно зашагал обратно, к нашему ликующему строю. По пути подмигнул мне.
— Видал, Дерфель, как надо? — крикнул он. — Смотри да учись! — И воины захохотали.
«Придвен» уже покачивалась на волне, мерцающий силуэт светлого корпуса отражением подрагивал на воде: ветерок с запада поднимал легкую рябь. Этот ветер донес до нас вонь Мордредовой орды: смешанные запахи кожи, пота и меда. Враги в большинстве своем, конечно же, перепились: если бы не хмель, многие не дерзнули бы выйти навстречу нашим клинкам. Любопытно: не пьяный ли кураж подтолкнул навстречу Кулуху злополучного юнца, чей рот и чью глотку теперь облепили черные мухи?
Мордред уговаривал своих людей перейти в наступление, а самые храбрые среди них ободряли товарищей. Солнце как-то сразу, внезапно, опустилось ниже: лучи били нам в глаза. Я и не сознавал, как много времени прошло с тех пор, как Фергал осыпал нас проклятиями, а Кулух глумился над врагом; и все же враг по-прежнему никак не мог собраться с духом и атаковать. Несколько человек устремлялись было вперед, но прочие топтались на месте, и Мордред принимался клясть их на чем свет стоит, и смыкал ряды, и вновь подгонял бойцов. Так оно всегда и бывает. На щитовой строй так вот сразу не кинешься, тут нужна немалая отвага, а наша стена, пусть небольшая, зато крепко спаянная, держалась мощью многих прославленных воинов. Я оглянулся на «Придвен» — новый парус, закрепленный на рее, пополз вниз, развернулся — и взгляду моему предстало алое, точно кровь, полотнище, украшенное черным Артуровым медведем. Немало золота затратил Каддог на этот парус, но времени любоваться далеким кораблем у меня не было — Мордредовы люди наконец-то двинулись в наступление, а те, что похрабрее, тянули за собою прочих, вынуждая их перейти на бег.
— Держись крепче! — крикнул Артур, и мы чуть присели, согнув колени, и изготовились принять на себя всю силу сшибки. Враг был в дюжине шагов от нас, нет, уже в десяти — вот-вот с воплями кинется на наш строй. И тут Артур снова вскричал: — Давай! — и стремительный натиск приостановился, ибо противник не знал, что имелось в виду, а затем Мордред заорал: — Бей их! — и стена щитов наконец-то обрушилась на нас.
Мое копье ударилось в чей-то щит и отлетело в сторону. Я выпустил его из пальцев и схватил Хьюэлбейн, загодя воткнутый в песок прямо перед собою. Мгновение спустя Мордредовы щиты сшиблись с нашими, и короткий меч пришелся мне в голову. От удара по шлему в ушах зазвенело, я ткнул Хьюэлбейном из-под щита, нащупывая ногу противника. Почувствовал, как лезвие куснуло плоть, провернул клинок резче, покалеченный воин зашатался, дернулся, но устоял. Из-под его помятого железного шлема выбивались черные курчавые волосы, он яростно плевался в меня, а я между тем сумел-таки вытащить Хьюэлбейн из-под щита. Я отбил в сторону его короткий меч и рубанул недруга тяжелым клинком в голову. Он рухнул на песок.
— Прямо передо мной, — крикнул я бойцу, стоявшему за мною, и он копьем добил калеку: иначе тот, чего доброго, ткнул бы меня в пах. А затем я услышал крики, и в них звенела тревога и боль; я глянул налево — мечи и топоры заслоняли мне все на свете, — и увидел, что из задних рядов поверх наших голов вражеский строй забрасывают пылающими кусками пла?вника. Артур воспользовался погребальным костром как оружием: перед тем как сшиблись щитовые стены, он напоследок приказал своим людям, стоявшим ближе к огню, хватать бревна за необожженные концы и швырять их в Мордредово полчище. Вражьи копейщики непроизвольно прянули в стороны, и Артур повел наших воинов в образовавшийся проем.
— Расступись! — заорали позади меня, и я шагнул в сторону — сквозь наши ряды пробежал копейщик с громадной пылающей головней. Он швырнул головню врагам в лицо, те расступились, уворачиваясь от раскаленного конца, и мы прыгнули в проем. Мы рубили и кололи куда придется, огонь опалял нам лица. Над нашими головами пролетели новые сгустки пламени. Напротив меня противник отшатнулся от жара, подставив незащищенный бок моему соседу: под ударом копья затрещали ребра, на губах у раненого запузырилась кровь — и он рухнул. А я пробился уже во второй вражеский ряд; упавшее полено обожгло мне ногу, но боль моя превратилась в ярость, направившую Хьюэлбейн прямо в лицо очередному недругу. Стоявшие сзади воины пинками забросали пламя песком, они все напирали и напирали, выталкивая меня в третий ряд. Теперь мечом мне было не размахнуться: меня притиснуло к врагу вплотную, щит к щиту: тот бранился, плевался в меня, пытался просунуть свой собственный меч под край моего щита. Из-за моего плеча вынырнуло копье, ударило моего противника в щеку, и давление щита чуть ослабло — ровно настолько, чтобы я навалился со всей силой на свой собственный щит и размахнулся Хьюэлбейном. Помню, как я с невнятным, яростным воплем вколачивал поверженного врага в песок. Безумие битвы владело нами, отчаянное безумие бойцов, запертых на тесном пятачке, но сдавал позиции — враг. Бешенство оборачивалась ужасом, и мы сражались как боги. Слепящее солнце зависло точно над западным холмом.
— Щиты! Щиты! Щиты! — взревел Саграмор, напоминая о необходимости держать строй, и мой сосед справа сцепил свой щит с моим, и усмехнулся, и ткнул вперед копьем. Я заметил вражеский меч, отведенный назад для могучего удара, и подставил Хьюэлбейн ему навстречу: лезвие пришлось точно в запястье противника и перерубило кость, словно хрупкий тростник. Меч отлетел к нам в тыл: окровавленные пальцы по-прежнему сжимали рукоять мертвой хваткой. Воин слева от меня пал от удара копьем в живот, но боец из второго ряда занял его место и с громогласным проклятием вдарил щитом вперед и завращал мечом.
Очередное пылающее полено пролетело над нашими головами и обрушилось на двух вражеских копейщиков; те отшатнулись друг от друга. Мы прыгнули в проем и вдруг осознали, что перед нами — песок. Просто песок.
— Держитесь вместе! — закричал я. — Вместе держитесь!
Враг отступал. Воины переднего ряда все погибли или истекали кровью, во втором ряду живых тоже не осталось, а в последнем ряду собрались те, кто сражаться не рвался, и потому этих вырезать было проще простого. Эти подонки поднаторели в насилии и знали толк в грабеже, а вот с щитовым строем заматерелых убийц в жизни не сталкивались. А мы убивали — о, как убивали! Их стена рушилась, подточенная огнем и страхом, а мы орали победную песнь. Я споткнулся о чье-то тело, упал вперед, перекатился на спину, прикрывая лицо щитом. По щиту с оглушительным грохотом ударил чей-то меч, но затем люди Саграмора перешагнули через меня, и какой-то копейщик помог мне подняться.
