Гостиная и столовая
Столовая (dining room) стала специальной комнатой, используемой исключительно для приема пищи, только в XIX веке. С этого времени стол постоянно находится на середине комнаты — раньше стол и стулья отодвигали к стене после обеда. Столовая традиционно считается «мужской» комнатой — для ее отделки используются более темные цвета, там стоит более строгая мебель. После обеда дамы обычно удалялись в гостиную, давая возможность мужчинам спокойно выпить и покурить без облагораживающего — и сковывающего — дамского общества.
Поскольку до обеда все должны перейти из гостиной в столовую, а после — из столовой в гостиную, эти две комнаты обычно располагаются так, чтобы подобного рода передвижения были максимально удобны: например, двери этих комнат могут находиться напротив друг друга через холл. Кроме того, столовая должна располагаться удобно по отношению к кухне.
Гостиная (drawing room) вначале была комнатой «для личного пользования», куда удалялись хозяева, чтобы побыть в тишине и покое (полное название этого помещения — withdrawing room, т. е. комната, куда удаляются). Со временем, однако, гостиная стала одной из «парадных» комнат дома, где хозяева и гости собирались до и после обеда — для беседы, чтения, музицирования и пр. Комната эта традиционно считается женской, с более светлой и легкой отделкой, чем столовая, здесь самые лучшие виды из окон и много света, что обеспечивается в том числе «французскими окнами» — так называют в Англии большие стеклянные двери, выходящие в сад. Обычной чертой гостиной также являются эркеры — оконные ниши, в которых расположены уютные сиденья (window seats) — нечто среднее между диваном и подоконником.
В зависимости от величины дома в нем может быть специальная комната для завтрака, менее помпезная, чем столовая, и предназначенная только для своих, а также всевозможные «малые гостиные» — например, «утренняя комната» (morning room), где хозяйка дома проводит первую половину дня и принимает ранних посетителей.
А. БОРИСЕНКО, В. СОНЬКИН
СТОЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ
На заре века Честертон заявил, что детектив — единственный из популярных жанров, способный воспеть поэзию города как стихии: «Ведь город, коли на то пошло, даже более поэтичен, чем сельская местность, ибо если Природа являет собою хаос бессознательных сил, то город — это хаос сил сознательных»[154].
Золотой век тем не менее предпочел воспевать поэтичность сельской местности — а в городе выбирал главным образом островки довоенной стабильности и покоя: клубы джентльменов, респектабельные особняки лондонского района Мэйфер, роскошные отели и рестораны.
Читателю дозволяется бросить взгляд на бурный, опасный, «первобытный» город, но лишь затем, чтобы вернуть его в сверкающий огнями ресторанный зал или в бархат театральной ложи. Тем не менее городская жизнь после войны была полна тягот: долго еще сохранялся дефицит продуктов, отчаянно не хватало жилья, очереди безработных стояли за пособием, трущобы задыхались в грязи.
В рассказе «Две бутылки приправы» скромный коммивояжер пытается снять квартиру в Лондоне, и это оказывается очень нелегко: «Домовладелец отвернулся к окну и начал ковыряться в зубах. Как много можно выразить таким простым способом. Он имел в виду, что квартир у него сотни, а желающих тысячи, поэтому ему все равно, кто останется тут, а кто пойдет искать дальше». В начале 1920-х годов население Лондона увеличивалось пугающими темпами.
Однако обострившиеся после войны социальные проблемы — а также грозный пример русской революции — заставили правительство всерьез заняться жилищными вопросами. В 1920-1930-е гг. был принят ряд законов, которые обязывали муниципальные органы власти отвечать за то, чтобы население было обеспечено жильем, и на это выделялись значительные средства. И хотя стратегия экстенсивного строительства несколько раз менялась, дело все-таки двигалось — постепенно удавалось расселять трущобы, строить новые пригороды, отдельные коттеджи и многоквартирные дома. За время строительного бума было построено более 4 миллионов домов, и это во многом изменило английский пейзаж и образ жизни.
Строительству пригородов Лондона способствовало развитие транспорта и появление длинных линий метро — новые районы, возникавшие вокруг отдаленных станций, называли Метроленд. При этом идеология и реклама этих районов, ориентированная на средний класс, воспевала не новизну и перемены, а все ту же «поэзию сельской местности». Городские дома стали строить так, чтобы они казались загородными: в новых районах оставляли большие зеленые зоны, вокруг домов непременно было место для сада. «Такое ощущение, что мы за городом», — одобрительно говорит герой рассказа «У телефона», идя по пригороду Лондона.
В новых домах было электричество, вода, туалет и ванная (по-прежнему раздельные), много света (французские окна и эркеры оставались в ходу). Во многих домах были телефоны — что, увы, не пошло на пользу одному из наших героев. Но снаружи эти дома притворялись настолько старинными, насколько было возможно: в городском строительстве широко использовались элементы архитектурных стилей, прочно ассоциировавшихся со старой доброй Англией, особенно популярен был псевдотюдоровский стиль. Даже старая почтенная компания «Либерти» в 1924 г. открыла в Лондоне новый универмаг, построенный «под Тюдоров», — реклама сообщала, что и внутри и снаружи здание выдержано в стиле XVI века, а фахверковые фасады сделаны из древесины двух старых военных кораблей.
РЕСТОРАНЫ В ОТЕЛЯХ
Можно заметить, что наши герои нередко ужинают в отелях — причем не только на курортах, но и в Лондоне. Саймон Темплар и инспектор Тил («Человек, который любил игрушки») приходят в выдуманный «Пэлас Роял», сэр Генри Мерривейл («Дом в Гоблинском лесу») «скромно ужинает омаром и персиком Мельба» в существующем «Кларидже». Именно в отеле работает эксперт по винам, к которому обращается мистер Клерихью («Вино кометы»). Рестораны при отелях и в самом деле приобрели совершенно особый статус.
Начиная со второй половины XIX века услуги в сфере гостеприимства (hospitality business) стали подвергаться радикальному преобразованию. Постоялые дворы и харчевни, издавна слывшие рассадниками разврата, преступности и антисанитарии, ушли в тень, а на первый план вышли изысканные рестораны и роскошные отели. Теперь в этих заведениях ужинали и останавливались на ночлег аристократы и коронованные особы.
Эта перемена была тесно связана с невиданными ранее свободой и комфортом передвижения, которые породила железная дорога.
Главным английским преобразователем гостинично-ресторанного бизнеса стал Ричард д’Ойли Карт. По основному занятию он был музыкальным продюсером (тогда это называли «импресарио») и состояние скопил на комических операх Гилберта и Салливана. Заработанные деньги он вкладывал в постройку, покупку и реконструкцию роскошных отелей. В 1889 г. в Лондоне на Стрэнде открылся отель «Савой» — первая в мире гостиница с электрическим освещением и электрическими лифтами. Карт понимал, что одной роскоши будет недостаточно и что большому кораблю нужна лучшая в мире команда. Ценой невероятных усилий ему удалось переманить в Лондон лучших профессионалов — швейцарского управляющего Сезара Рица и французского кулинара Огюста Эскофье. Вдвоем Риц и Эскофье превратили «Савой» в образец роскоши и хорошего вкуса. Устройство ресторанной кухни, разработанное Эскофье, и «русская подача» (service à la russe, когда блюда подаются одно за другим) навсегда заменили «французскую подачу» (service à la française, когда все блюда подаются одновременно).
После этого отели и рестораны высшего класса (которые еще долго существовали в неразрывном союзе) стали появляться повсюду. Карт позже перекупил конкурирующий знаменитый отель «Кларидж» и не менее знаменитый ресторан «Симпсоне» на Стрэнде, а Риц и Эскофье основали собственный бизнес и открыли гостиницу и ресторан «Риц» на Пикадилли. Проект предполагал такие огромные и богато обставленные ванные комнаты (очередное новшество), что подрядчик с недоумением спросил, кто собирается останавливаться в отеле — амфибии?
За карьерой Эскофье, которого называли «королем поваров и поваром королей», внимательно следил принц Уэльский, будущий король Эдуард VII; благодаря этому покровительству заведения Эскофье и Рица всегда притягивали бомонд. В 1890-е гг., работая в «Савое», Эскофье создал в честь австралийской оперной певицы Нелли Мельба десерт Pêche Melba («персик Мельба») из очищенного персика, мороженого и малинового соуса — у сэра Генри Мерривейла был неплохой вкус.
