1853 г., был первым еврейским романом вообще, и автор его, Абрам Мапу (1808—1867), был отцом еврейского романа. Но «Сионская любовь» — больше, чем обыкновенный исторический роман. Это — полное воссоздание блестящей эпохи Первого Храма — времен пророка Исайи и царя Езекии. Если какой-нибудь археолог вздумал бы выдать книгу Мапу за найденную рукопись пророка VIII или VII века до Р. Х., ничто не обнаружило бы этой мистификации, — настолько выдержана вся эта книга как по содержанию, так и по языку, в древнееврейском духе. С помощью непостижимой интуиции бедный литовский учитель постиг эпоху, столь отдаленную от его собственной. Здесь история не конструируется, а живет, — живет кипучей жизнью древнего Иерусалима со своими пророками и лжепророками, со своим политическим и духовным величием и своими страшными моральными и социальными язвами.
Роман «Сионская любовь» имел неотразимое действие на еврейскую молодежь не только потому, что он воскресил перед ней светлое прошлое Израиля, но косвенно задевал и российскую действительность. Контраст между прошлым и современностью слишком бил в глаза. Блестящий, свободный и самоопределяющийся Иерусалим времен Езекии — и крайняя приниженность евреев во времена Николая I; лучезарный свет этического учения глубочайшего из пророков — Исаии, — и кромешная тьма узких фанатиков и мракобесов русского еврейства 50-х годов — как мало гармонировало одно с другим! Этот контраст чаровал и пленял молодых евреев — современников Авраама Мапу.
От неприглядной действительности они бежали к романтическому прошлому, — и первый роман Мапу, как и. последовавший за ним в 1865 г. второй его роман «Самарийские козни», стали для еврейских просветителей второй Библией, Они возбуждали отвращение к темным сторонам жизни старого гетто и будили чувство гражданственности и национальное самосознание. Как и просветительное, освободительное движение, так и национально-сионистское движение среди евреев многим обязаны этим романам.
III
В эпоху великих реформ в России нарождается периодическая печать на иврит: в 1857 г. появляется первая древнееврейская еженедельная газета «Гамагид», а в 1860 г. появляются сразу 2 еженедельные газеты на древнееврейском: «Гакармел» в Вильне и «Гамелиц» в Одессе, последний из которых, переведенный в Петроград, просуществовал, с перерывами, целых 44 года (1860—1904). К ним присоединяется в 1862 г. 4-я газета «Гацефира» в Варшаве. Вместе с периодической печатью рождается и еврейская публицистика, трактующая о вопросах живой жизни; и, вместе с нею, вся еврейская литература не витает более в эмпиреях.
В этот период еврейской литературы особенно сильно сказывается на ней влияние русской литературы. Более либеральные веяния сблизили еврейскую интеллигенцию с русской, и русский реализм, даже в его крайних проявлениях, сильно чувствуется во всей еврейской письменности этого периода. Влияние Писарева, Добролюбова, Чернышевского, Некрасова и др. весьма заметно в произведениях лучших представителей просветительно-обличительного течения еврейской литературы. Нарождается критическая литература на древнееврейском языке (этюды Ковнера, Паперны, Абрамовича, Смоленскина), которая глубоко проникнута идеями Писарева и Добролюбова. Вместе с этим появляется целый ряд книг по естествознанию, по истории и географии (Шульмана), по истории России (Манделькерна). В этих сочинениях сквозит стремление пойти рука об руку с прогрессивной Россией и «заслужить» равноправие, осуществление которого считалось тогда предстоящим в близком будущем.
И древнееврейская беллетристика изменилась тогда коренным образом. Тот же Мапу, который в двух романах своих как будто совершенно слился с прошлым, печатает, начиная с 1857 г. новый роман «Ханжа», из современной жизни. В этом романе он рисует быт русско-литовского еврейства с небывалым до той поры реализмом, бичует святош и воротил и типичных талмудоведов-тунеядцев. А С. М. Абрамович, ставший впоследствии известным под именем «Менделе Мохер-Сфорим», изображает в своем романе «Отцы и дети» быт волынских и подольских хасидов и показывает всю бессмысленность религиозных суеверий и весь вред социальных предрассудков этой тогда особенно отсталой части еврейства. Абрамович зло высмеивает также гебраиста-романтика, для которого библейская фраза стала фетишем и который запросов новой жизни знать не хочет.
Подобно романисту Мапу, меняется и поэт Гордон. Он, который в 50-х и в начале 60-х годов занимался, главным образом, историческими сюжетами, теперь становится грозным обличителем традиционного еврейства. А с 1869 г. Гордон выступает и как публицист, присоединяясь к борьбе за реформирование еврейской религии, которую вел один из лучших еврейских публицистов, М. Л. Лилиенблюм (1843—1910), напечатавший в газете «Гамелиц» за 1869—1870 г. ряд статей, в которых доказывал, что позднейшие наслоения еврейской обрядности сделали исполнение всех требований еврейской религии для современного еврея-человека совершенно немыслимым. А в 1876 г. Лилиенблюм издает замечательную книгу «Хатос Неурим» (Грехи молодости), в которой он с искренностью Руссо раскрывает язвы исковерканной души, которые он считает результатом воспитания, основанного на изучении отжившей, сухой, чисто богословской письменности.
Поддерживая Лилиенблюма, поэт Гордон печатает в основанном П. М. Смоленскиным ежемесячном журнале «Га-шахор», просуществовавшем 15 лет (1869—1884) и сыгравшем в древнееврейской литературе роль «Отечественных Записок» в русской, ряд поэм обличительного характера. В этих поэмах из современной жизни русского еврейства зло высмеиваются устарелость многих еврейских обрядов, оторванность от жизни всего старого уклада гетто, а также бестолочь еврейских заправил и нравы старой еврейской квази-интеллигенции. Недаром Гордон был прозван «еврейским Некрасовым». Едкая сатира чередуется тут с глубокой скорбью о судьбе некогда великого народа, который стал набальзамированной «египетской мумией».
Поэма-монолог Гордона «Седокия в темнице» — обвинительный акт против израильских и иудейских пророков от Самуила до Иеремии, своим ригоризмом и признанием примата религии и этики убивших в зародыше еврейскую государственность в эпоху Первого Храма точно так же, как книжники-раввины это сделали к концу Второго Храма.
То, что публицист Лилиенблюм и поэт Гордон обличали в статьях и поэмах, воплотил Р. А. Браудес (1851—1902) в романе «Религия и жизнь», местами напоминающем «Один в поле — не воин» Шпильгагена.
Но самое интересное явление этого периода, это, быть может, то, что влияние русской литературы на древнееврейскую сказалось и в нарождении социалистической литературы на древнееврейском языке. Первая социалистическая прокламация, предназначенная исключительно для еврейской молодежи, появилась на древнееврейском языке в Лондоне в 1875 г. А в 1876 выходил в Вене даже специальный социалистический ежемесячник «Гаэмес» под редакцией А. Либермана-Фримана (умер в 1880 г.). Социализму отводилось значительное место и в журнале, издававшемся в Кенигсберге в 1877—1878 гг. Кроме ставшего известным впоследствии в американо-еврейских социалистических кругах Бен-Неца (Мориса Винчевского), в этом журнале принимал участие и М. Лилиенблюм.
Таким образом, древнееврейская литература представляла в 60-х и 70-х годах почти все течения европейской мысли. Но особенный отклик нашла в ней пробудившаяся тогда благодаря объединению Италии и национальным движениям на Балканах
