идея национализма. Отцом ее в древнееврейской литературе был основатель журнала «Гашахар», Перец Моисеевич Смоленский (1842—1885), литературное творчество которого является как бы переходной стадией от реализма к неоромантизму.
Смоленский — центральная фигура в новейшей литературе на древнееврейском языке. Он одинаково значителен как беллетрист и как публицист. Шесть крупных романов написал он, кроме ряда мелких рассказов. И почти во всех них он — бытописатель-реалист, изображающий неприглядные стороны быта и картины нравов русско-еврейского гетто. Широкую картину староеврейской жизни он нарисовал в своем четырехтомном романе «Блуждающий по путям жизни», где дал эпопею мятущегося еврейского юноши, который находит последнее успокоение в гибели за свой народ во время погрома в Одессе в 1871 г. А в романе «Ослиное погребение» он показал неизбежность коллизии между личностью еврея, стремящегося к свету и свободе, и обществом, застывшим в старом укладе жизни. Только в романе «Воздаяние праведных» уже просвечивает новое мировоззрение Смоленскина: на примере польского восстания автор убедительно показывает, как мало евреи могут рассчитывать на чужие силы и насколько необходимо евреям творить собственную историю. В повести, написанной незадолго до смерти, «Заветная месть», Смоленский рисует перелом, совершившийся в душе ассимилированного еврейства под влиянием антисемитской травли и погромов 1880-х гг. Этому перелому способствовал сам Смоленский своими публицистическими произведениями.
Реалистический, период древнееврейской литературы породил то просветительно-обличительное литературное течение, которое проповедовало евреям приспособление к общеевропейской и к русской культуре. Положительной стороной этого течения было значительное ослабление влияния религиозных суеверий и национальных предрассудков. Но оно имело и отрицательную сторону: в погоне за общечеловеческой культурой оно проглядело все то, что было общечеловеческого в специфически еврейском. Народу, ведущему политически-самостоятельную жизнь на собственной территории, это, быть может, не страшно. Но у народа, живущего меньшинством среди чужих, лишенного территории и разговорного языка и не имеющего своей собственной экономической структуры, общечеловеческое волей-неволей окрашивается в национальную окраску коренного народа, среди которого народ-меньшинство живет, даже если коренной народ этого не требует. И, таким образом, еврейский народ, со вступлением его в сонм европейских наций, стал обезличиваться. Стало заметно такое явление: резко-национальными чертами отличался лишь еврей гетто, суеверный и фанатичный, а еврей интеллигентный всеми силами старался быть непохожим на еврея. И, если это ему не всегда удавалось, он достигал другого: поляком, французом, немцем он не становился, но сознательным евреем переставал быть. И мало-помалу распространилась теория, что еврейской нации нет, а есть лишь «поляки, французы, немцы Моисеева закона». Точно так же, как есть немцы-католики и немцы-лютеране, есть и «немцы-израэлиты». Все дело в вере, а не в национальности.
Против этого взгляда восстал со свойственной ему горячностью П. М. Смоленский. В появившемся в 1872 г. в журнале «Гашахар» его произведении «Вечный народ» он создает впервые доктрину «еврейского прогрессивного национализма». Этот национализм, столь далекий от «зоологического», не может противоречить идее равенства и братства людей: никто больше Смоленскина не ценит великого пророческого универсализма, самого драгоценного дара, который еврейство преподнесло человечеству. Национализм Смоленскина это — стремление к сохранению и свободному развитию разнообразных форм культурной жизни человеческих групп, объединенных общим происхождением и общими историческими переживаниями, — форм, благодаря сочетанию которых и возможна гармония духовной жизни всего человечества. Стремиться не к универсализму, а к космополитизму, значит стремиться к обеднению человечества.
И в гамме национально-культурных форм не последнее место должна занимать национальная культура еврейства. Ибо евреи — нация, а не только религиозная разновидность других наций: у них общее происхождение, общая история и общий язык. Иначе, т. е., если евреи не нация, а лишь религиозная конгрегация, — чем объяснить то, что евреями остаются и атеисты? Исходя из этого взгляда, Смоленский обрушивается в своей следующей книге на всех, придерживающихся теории, что евреи — лишь «Иксы Моисеева закона». Не религия сохранила еврейский народ, а национальное самосознание. Ключ к тайне столь поразительного долголетия еврейского народа надо искать не столько в религиозной спайке его, сколько в великой надежде на возрождение, политическое и духовное.
Но этот ход мыслей уже вводит нас в 3-й период древнееврейской литературы — в период неоромантический (1880—1900).
IV
Две причины вызвали к жизни еврейский неоромантизм. Освобождение славян усилило, как в свое время объединение Италии, идею политического национализма, основанного на национальной свободе, а погромы и реакция звали к обособленности и идеализации прошлого. И эти два момента, — прогрессивный и реакционный, — идут рука об руку в древнееврейской литературе 80-х и 90-х годов. Политический национализм вылился еще до погромов, в 1879 году, в самый разгар войны за освобождение славян, в стремление к восстановлению еврейской национальной свободы путем колонизации Палестины и к восстановлению еврейской национальной культуры путем воскрешения древнееврейского языка в разговорной речи. Это стремление нашло себе выражение в статьях Л. Бен-Иегуды (род. в 1858), который, переселившись в Палестину и основав в Иерусалиме первую газету европейского типа, первый ввел древнееврейскую разговорную речь в семью и школу. Обнаружился недостаток новых слов, оборотов речи и технических терминов, — и этот недостаток был восполнен как неологизмами, так и забытыми словами, находящимися в изобилии в сокровищнице 3000-летней еврейской письменности. И с этого момента датируется воскресение древнееврейской речи.
Усилившийся интерес к Палестине не мог не повлечь за собой нарождение целой литературы, воспевающей «обетованную землю», и не мог не будить любви к старине вообще. Поэты М. М. Долицкий (родился в 1856 г.) и Н. Г. Имбер (1856—1909) воспевали тоску по «прекрасной дочери Сиона», а крещеный еврей — ирония судьбы! — К. А. Шапиро (1841—1900) воспел еврейские народные легенды, связанные с идеей искупления и избавления через Мессию. Рано ушедший в могилу М. Г. Мане (1860—1887) сочетал пламенную любовь к Сиону со страстным упоением природой и великой тоской по красоте. Давид Фришман (1865—1922), талантливый критик и фельетонист, зовет в своих статьях к вечно прекрасному и к вечно человечному, но в своих новеллах, отличающихся изяществом формы, он — романтик чистейшей воды. Л. В. Явеф (род. в 1847 г.), автор многотомной «Истории Израиля» в ортодоксальном духе, публицистических статей и полубеллетристических картинок, зовет к самобытности и строгой религиозности, причем, по его мнению, от Европы нам следует позаимствоваться лишь одними внешними формами жизни и литературы.
Совершенно особняком стоит Менделе Мохер-Сфорим, псевдоним С. М. Абрамовича (1836—1917). После долгих лет, которые он отдал почти всецело разговорно-еврейскому языку, он вернулся к древнееврейской литературе и подарил ей целый ряд выдающихся беллетристических произведений. Менделе — первоклассный бытописатель-художник. Его бытописания — настоящий эпос. Это — грандиозная эпопея из патриархальной жизни русского еврейства
