можно было во всём положиться, но занималась она своим акушерско-гинекологическим делом, где профессиональных проблем тоже хватало. Вскоре и эти две гинекологические койки «оптимизировали». Вера перешла работать в акушерское отделение. Ей было легче — заведующая отделением была вполне вменяемая женщина, пред пенсионного возраста, опытная, всегда готовая помочь.
Рано утром Никита провёл плановую операцию пожилому больному по удалению паховой грыжи, обошёл в палатах больных, которых вёл, сделал новые назначения, выписал домой двух человек после операции. Сегодня он опять остался в отделении только с парнем — интерном. Доктор Измайлов третий день не выходил на работу — был в запое. Приняв дежурство от старика Грауэрмана, Никита отправил его домой — тот в связи с жарой чувствовал себя неважно. Помощнику- интерну, толковому парнишке, ходившему за ним как тень, и задававшему ему бесконечное количество профессиональных вопросов велел обойти палаты, которые вёл Измайлов, и сделать необходимые по собственному его мнению назначения — ночью будет время их проверить. Теперь надо было спускаться на первый этаж, в поликлинику, где очередь на приём к хирургу нарастала с шести часов утра, как хвост у ящерицы… Кто-то очень умный из «оптимизаторов» придумал, что специалисты стационара ЦРБ одновременно «обслуживают» (как ненавидели они с Верой это выражение «обслуживают»!) пациентов и в поликлинике…. Здесь приходилось принимать больных в гордом одиночестве, без медсестры, хотя, в виде исключения, единственную ставку медсестры поликлиники оставили именно хирургу. Но «физическое лицо», опытную медсестру, Никита перевёл в процедурный кабинет своего отделения, поэтому перевязывать послеоперационные раны, трофические язвы, вскрывать фурункулы теперь надо самому. Часть этих манипуляций вполне может проводить сестра, тогда и очередь двигается куда быстрее. Но, как говорится, что имеем.
Никита вздохнул. Убрал авторучку в карман халата и встал из-за стола. В этот момент кто-то постучался в дверь ординаторской. Он поморщился: опять кто-нибудь из родственников с какими-то просьбами или жалобами.
— Да…
Вошла женщина средних лет, уверенная в себе, спокойная. Никите она показалась знакомой. Наверно, чья-то родственница.
— Здравствуйте, Никита Петрович… Вы меня не узнаёте?
— Нет. Пожалуйста, побыстрее. Мне надо идти на приём в поликлинику.
— Я — фельдшер из Никольского…
— Да, да… — Виновато произнёс Никита.
Он вспомнил эту женщину. Она была многолетней труженицей фельдшерско-акушерского пункта, только что закрытого в большом селе Никольском с тысячным населением, на расстоянии в тридцать километров от ЦРБ. Ещё в первый год своей работы заведующим отделением районной больницы Никита объездил все фельдшерско-акушерские пункты — надо было иметь хоть какое-то представление о них, и о людях, которые там работают. Эту фельдшерицу очень хвалили — и в больнице, и жители посёлка. Она принимала всех больных, которые шли к ней с раннего утра — от тяжёлых хроников до беременных, вечером посещала пациентов на дому. Содержала в идеальном порядке свою скромную аптеку, таскала воду из ближайшего колодца, стирала здешнее старенькое медицинское бельё, мыла полы и окна в своей амбулатории, зимой сама топила там печку… Домик медпункта, в котором она работала, давно требовал ремонта, но об этом даже речи не было. Но, как и в нескольких соседних сёлах, этот фап- фельдшерско-акушерский пункт начальство посчитало нерентабельным. Фельдшера, которой до пенсии ещё надо было трубить и трубить, сократили, медицинский пункт закрыли.
— Я слушаю Вас… — Сочувственно произнёс Никита.
— Никита Петрович, я хочу у вас работать… — Произнесла женщина, и заговорила быстро, стараясь не задерживать доктора. — Я бы хотела устроиться в хирургический кабинет поликлиники. Я многое умею.
— Я это знаю. Но вы будете приезжать на приём каждый день? Или вы хотите работать на полставки?
— Нет. На ставку. Я не могу без работы — мне до пенсии ещё пять лет, и вообще я не привыкла без дела. У меня муж — мастер в леспромхозе, ездит сюда на работу каждый день. У нас своя машина, старенькая, конечно. Но подводит редко… В крайнем случае, всегда смогу приехать на автобусе.
Раздумывать особенно было некогда.
— Не хотите сразу пойти со мной на приём? Посмотрите, как это у нас происходит.
— Конечно. Я даже халат взяла.
— Как Вас зовут?
— Нина… Нина Ивановна.
— Ну, что ж, Нина Ивановна… Вперёд! Сегодня вы точно получите боевое крещение.
Протискиваясь в свой кабинет сквозь толпу пациентов, Никита вопросительно заглянул в окно медрегистратуры. Регистратор сделала ему знак рукой, который означал — номерки все выданы. Никита не смотрел на людей в очереди, ему было стыдно перед ними. Усталые, встревоженные, кто-то с маленькими детьми на руках, люди толпились в тесном душном коридоре поликлиники с шести утра. Многие приехали совсем издалека, одолев порой до двухсот километров на автобусе, а то и на случайной попутке. И, конечно, не бесплатно. Несколько человек были здесь из Никольского. Они окликали своего фельдшера, здоровались с ней. А что людям делать? Их оставили без всякой надежды на медицинскую помощь. За несколько месяцев в их районе закрыли две участковые больницы и несколько фельдшерско-акушерских пунктов. Конечно, и обе эти маленькие больницы (побывав там, Никита пришёл в ужас от убогости и разрухи) и эти фельдшерско-акушерские пункты, которые существовали только на энтузиазме работающих там фельдшеров, требовали немедленного ремонта, какого-то элементарного оснащения, организационной помощи персоналу, которых не хватало много лет. Но, судя по всему, их проще всего было закрыть — это было дешевле.
Все номерки выданы регистратурой или не все, но принять придётся всех, кто толпится сейчас в коридоре. Даже местных, с соседней улицы. А вдруг у них аппендицит или что-нибудь ещё покруче — сколько раз так бывало… А приезжим что делать? Ехать домой назад двести километров, и завтра приезжать обратно? С детьми на руках, у которых неизвестно какие проблемы? Ничего не поделаешь, придётся сидеть на приёме допоздна.
Двухлетний опыт работы в Питерской поликлинике сейчас очень помогал. Никита часто думал о том, что происходящее в жизни человека — не случайно, это всё идёт в копилку жизненного опыта, всё когда-нибудь отзовётся, пригодится, так или иначе.
Лето было в разгаре, и, несмотря на предусмотрительно открытое уборщицей окно, в кабинете было душно. Никита задёрнул старенькую штору, но горячие солнечные лучи падали как раз на его письменный стол.
Нина Ивановна уже надела чистый накрахмаленный халат.
— Ну, поехали… — Вздохнул Никита.
Его помощница открыла дверь кабинета, приглашая первого больного.
Вошёл, хромая, пожилой мужчина.
— Здравствуйте, доктор… А ты, Ивановна, здесь нынче?
— Здесь, — она повернулась к врачу. — Это мой больной, Никита Петрович. У него… — она назвала диагноз…
Работать они начали дружно, что называется, в четыре руки. Но, как ни доверял Никита этой опытной
