Получив и раздав несколько десятков толчков, Огнеяр добрался до княжьего двора. Ворота были открыты, но на крыльце ему пришлось задержаться. В сенях сидели кмети из ближней дружины самого Скородума и не пускали дальше никого из чужих. Сейчас князю было не до просителей и жалобщиков, и кмети берегли его покой.
— Тебе куда? — остановило пришельца сразу несколько голосов.
— К князю Скородуму, — с дебрическим выговором ответил незнакомец.
— Зачем? — Несколько кметей загородили ему дорогу. — Князю не до гостей теперь.
— Не до гостей? — Огнеяр сдержанно усмехнулся, пряча клыки под уголками губ. Ему все же было хорошо среди людей, среди говорлинов, от которых он так отвык за прошедшие полгода, даже перебранки доставляли ему удовольствие. — Неправду говорите, соколы, хоть и не с умыслом. Князь ведь обо мне только и думает. Ночей не спит. Не держите меня — я ведь все равно пройду, а князя зря протомите.
Другой бы вылетел соколом с крыльца, попробуй завести такие речи с княжескими кметями. Но они молчали, послушно посторонясь и давая гостю дорогу. В нем была сила, не позволявшая перечить, уверенность в правоте, которую чувствовали все. Он прошел через сени, легко взбежал по ступенькам в терем, а кмети терли глаза и удивленно смотрели друг на друга — что за морок только что стоял перед ними?
Огнеяр потянул на себя дверь княжеской горницы, в которой сам бывал в гостях у Скородума больше полугода назад. Под его руками дверь открылась без скрипа, бесшумно Огнеяр ступил через порог. Скородум сидел возле стола, опираясь локтями на расшитую скатерть, и смотрел в огонь лучины. При виде его лица холодная игла кольнула в сердце Огнеяра — таким постаревшим показался ему веселый смолятинский князь. Неизмир и Светел никогда бы не поверили, что Дивий способен ощущать укоры совести — но именно это он ощущал сейчас. Ведь именно он был причиной тоски и тревоги Скородума.
Плотно прикрыв за собой дверь, Огнеяр быстро шагнул к Скородуму. Князь вздрогнул, внезапно ощутив рядом с собой чье-то присутствие, вскинул голову, вскочил на ноги. И замер, впившись взглядом в нежданного гостя. Беличью шапку Огнеяр сбросил еще в сенях, черные волосы рассыпались по его плечам, глаза блестели в свете лучины — это был он, тот самый Огнеяр, по которому Скородум горевал, как по погибшему. Или все же не он? Лицо его показалось князю изменившимся, в нем теперь сквозило что-то от зверя, что-то от бога — звериная сила и при том мудрость, недоступная смертным. Не морок ли это?
— Здравствуй, почтенный, — хрипло заговорил Огнеяр. Он сам не ждал, что так разволнуется. — Что так смотришь — не признал? Давно не видались — позабыл? Или кто тебе наболтал, что я умер? Так это неправда. Жив я. Не веришь?
— Ты! — выдохнул наконец Скородум, поверив, что глаза его не обманывают.
Он шагнул к Огнеяру, прикоснулся к его плечу, хотел было его обнять, но не решился — то новое, что он заметил в лице Огнеяра, остановило его. Тогда Огнеяр сам обнял его, и Скородум облегченно вздохнул — под руками его было живое крепкое тело, а не невесомый туман блазеня*, не холодная тяжесть упыря.
— Ты! Огнеяр! Мальчик мой! — Скородум хлопал его по плечам, снова и снова моргая, как будто все еще не веря глазам. — Откуда же ты взялся? Где же ты столько пропадал? Тут тебя и мертвым объявили — я, старик дурной, не хотел верить, а под конец и то поверил! У меня бед не оберешься — хоть одним порадовали боги! Садись! — Скородум вдруг захлопотал, заторопился, усадил Огнеяра на лавку. — Расскажи, куда пропадал. Не слыхал ли ты о моих бедах? О дочери моей?
— Про все я знаю, почтенный, и про сговор, и про дочь твою, — заговорил Огнеяр, усевшись. — Потому и пришел.
Он медлил, не зная, как начать рассказ, ради которого явился. Ему было совестно признаться, что все горе и тревога Скородума были делом его рук, но при том он сам себя торопил — ведь он же мог в один миг избавить князя от несчастья.
— Ты знаешь? — Скородум не удивился, а еще больше обрадовался.
У него появилась надежда на добрые вести — глаза его заблестели, морщины на лбу двигались, даже повисшие усы зашевелились, казалось, вот-вот поднимутся и вытянутся. В другое время Огнеяра позабавил бы вид этого возбуждения старого князя, но сейчас ему было не до того.
— Ах как хорошо! — приговаривал Скородум. — Вот так радость мне боги послали! А я уж думал, старый Скудоум, что они меня совсем забросили! Рассказывай скорее! Что ты знаешь? Не томи старика!
— Если ты рад и мне самому, то, значит, я принес тебе две радостные вести, — заговорил наконец Огнеяр, коря самого себя, что заставляет доброго князя мучиться лишнее время. — А первая, с которой я к тебе шел, такая. — Огнеяр поднял глаза и встретил взгляд Скородума. Тот смотрел на него, не дыша, видя знакомый красный блеск в глазах оборотня и ожидая небывалых вестей. — Тебе незачем тревожиться о твоей дочери. Она жива и здорова, с ней не случилось ничего плохого. Разве что напугалась немного.
Скородум вскочил на ноги. Без слов он понял самое главное.
— Она у меня, — подтвердил его догадку Огнеяр и тут же вскинул руку над головой, словно защищаясь от удара. — Только не бей меня, почтеннейший! — с притворным испугом умоляюще добавил он. — Я понимаю, что ты готов спустить с меня шкуру, но я правда не сделал ей ничего плохого.
Огнеяр опустил руку. Скородум не глядя сел едва не мимо лавки, не сводя с него глаз. Он сразу поверил, что Дарована действительно у Огнеяра, но это было так неожиданно, что он не знал, как это понять, как к этому отнестись.
— Ты отбил ее у Кархаса? — потрясенно выговорил Скородум, вглядываясь в лицо Огнеяра.
— Нет. — Огнеяр мотнул головой. — Да Кархас ее почти не видел.
— Но говорили же, что ее украл личивинский князь!
— А вот это правильно говорили. Личивинский князь — это я. Помнишь, отец мой, как сам Кархас предлагал мне водить их племя? Это было на твоих глазах, под стенами этого города. И уже почти полгода я — личивинский князь. Они зовут меня Метса-Пала. И это я украл твою дочь. Но я не обидел ее. Просто я не хотел, чтобы ты выдал ее за Светела, думая, что наследник Чуробора — он. А это не так. Ему не бывать чуроборским князем, пока я жив. Я поклялся в этом Светлому Хорсу на Оборотневой Смерти, священной рогатине, которой он собирался меня убить.
Огнеяр замолчал, давая Скородуму время опомниться от таких известий. Скородум вытер рукавом взмокший лоб и лысину, пальцы его дрожали. Он не мог разобраться в своих чувствах. Он и радовался, что дочь его невредима, но не мог сразу взять в толк, что страшной тревогой прошедших дней обязан Огнеяру, к которому был так привязан.
— Вот тебе ее браслеты. — Огнеяр вынул из-за пазухи платок, развернул его и выложил на стол кучку янтарных бусин, оплетенных узорной золотой сеткой. — Теперь ты можешь отдать их хоть Светелу, хоть Пущевику[187] замшелому. Но теперь ты это сделаешь с открытыми глазами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
