— Как это не сделал? А кто дал вам ключ от ящика? Кто сбил добропорядочную Пищалку с пути истинного? Кто следил денно и нощно, чтобы все прошло, как вы изволили выразиться, без сучка и задоринки? Я, я и опять-таки я!
— А кто преступно проник в здание? Кто включает компьютер и переводит деньги с одного счета на другой? Кто рискует, что его поймают с поличным? Я, я и опять-таки я!
— Именно. Нас двое… соучастников. Если один попадется, другому тоже крышка.
— Попридержите язык, Шаваль. Мне не нравятся ваши обороты.
— Как угодно. Повторяю: мы с вами повязаны, вы без меня ничего не можете, как и я без вас. А раз так, давайте идти в ногу, равенство, братство и все такое. И денежку пополам. Половину вам, половину мне. Это мое последнее слово.
Анриетта чуть не задохнулась от ярости. Изменившись в лице, она обернулась к Шавалю.
— Есть у вас совесть? Обчищать сироту!
— Нет, ну а как же мое душевное спокойствие? Вы об этом подумали? Меня, чтобы спать спокойно, меньше чем пятьдесят процентов не устроит.
— В-в-ваше д-душевное спокойствие?! — Анриетта заикалась от негодования. — Да гроша ломаного оно не стоит, ваше спокойствие! У вас совесть как уж: не наступи ему на хвост, он и не шелохнется! И это я еще выбираю выражения!
— Выбирайте сколько угодно, на здоровье, да только я от своего не отступлюсь.
— Я категорически отказываюсь отдавать вам половину своего заработка.
— Нашего заработка, — с ухмылкой поправил Шаваль. Приятно все-таки, что старуха так взъерепенилась. Эк ее разобрало, аж воздух ртом хватает! Не думала, поди, что и у него губа не дура…
Шаваль склонился к Анриетте и проговорил ей на ухо нарочито тягучим, едва не сладким голосом:
— У вас нет выбора… И знаете что? Не пытайтесь меня провести. Я в любой момент могу проверить. У меня ведь тоже есть ключ. Я снял две копии. Думали, я совсем лопух?.. А у кого есть ключ, у того и коды. Вы что, правда надеялись, что я вам так все и отдам? Что вы обчистите и Марселя, и меня вместе с ним? А мне, значит, с барского плеча отстегнете сотенку-другую, купить Гортензии духи да сводить в ресторан, да? Ну и подбрасывать там время от времени по мелочишке, туда-сюда…
«Вот именно, — скрипнув зубами, подумала Анриетта. — Именно так я и собиралась поступить. Швырять периодически косточку-другую, чтобы не терял аппетита».
— Наивная вы все-таки не по годам… Так вот. Я буду сам отслеживать все операции на каждом счете. Имейте это в виду. Засим, милейшая, честь имею откланяться, у меня еще уйма дел. Во-первых, надо заглянуть в «Армани», я там присмотрел пиджачок. А во-вторых, собирался зайти в «Мерседес», заказать себе SLK. Знаете такую модель? SLK 350, спортивный кабриолет. Не слыхали? Так посмотрите в Интернете, раз вы у нас теперь дока… Потрясающая машина, просто потрясающая. Мощность, изящество… Пока вот не знаю, брать темно-серую или черную, еще не решил. Но я давно о ней мечтал… Хочу свозить старушку маму в Довиль. Покататься по набережной, поесть устриц, погулять по пляжу… Она, знаете, ваших лет, ей тоже недолго осталось, так уж я хочу о ней напоследок позаботиться. Я свою мамулю очень люблю…
— Никогда! Никогда! Никогда! — свирепо отчеканила Анриетта. — Никакого процента вы не получите, Шаваль. Моральный ущерб я вам, так и быть, возмещу. Разовым порядком, за всю операцию. Но не более! Больше я ни от одного мужчины зависеть не желаю. И уж во всяком случае — от вас.
— Поживем — увидим, сударыня… Но советую вам все-таки хорошенько все обдумать. Если так и будете упрямиться, я все выложу Пищалке, а ответственность взвалю на вас. Скажу, что все это делал ради нее, чтобы заслужить ее любовь, а виноваты во всем вы. И она, уж будьте уверены, поведется как миленькая. Расстарается, чтобы Марсель Гробз поменял коды. И все устаканится… Она, бедняга, от меня без ума, надо будет — на край света рванет, все для меня сделает. Учтите это, мадам Гробз… Засим — завтра встречаемся здесь же, на том же месте, в тот же час.
С этим словами Шаваль поднялся, поклонился Анриетте, слегка согнул колени перед статуей Богородицы и вышел из церкви.
Лица его коснулся свежий легкий ветерок.
После встречи с Жозианой ему стало ясно, что поступить обратно к Марселю Гробзу нечего и думать. Жозиана никогда с ним не помирится. Значит, на прокорм только и остается, что афера Анриетты. Ну ничего! Можно будет восстановить силы, приодеться, подлечиться, съездить подышать морским воздухом, записаться в спортзал, потягать гири… А когда он отдохнет как следует, там и посмотрим, что к чему. Зачем ему искать работу? Скоро на него будут работать две бабы. Ему и пальцем не придется шевельнуть. Денежки, что добудет старуха, можно будет куда-нибудь с толком вложить. Или открыть собственное дело. Впрочем, все это еще есть время обмозговать. Куда спешить?
Вчера он взглянул на счета Марселя и чуть не свалился со стула. Чтобы посчитать цифры, пришлось сощуриться! Он взял листок, карандаш, переписал, пересчитал заново… Едва не ущипнул себя, чтобы убедиться, что это не сон. Сотни тысяч евро! Какая там работа! При таком раскладе пускай старуха откармливает его, как рождественского гуся. Она будет тихонько переправлять деньги с одного счета на другой, а ему отдавать половину. Вот как они это обставят.
Шаваль завернул в «Эдиар». Ну-ка, чего взять?.. Паштета из гусиной печенки, пожалуй, хорошую бутылочку белого вина, хлеба, конечно, «Пуалан», — милое дело поджарить ломтик, а поверх, значит, паштет. Кстати, из гусиной печени или утиной? Опять-таки глаза разбегаются, не знаешь что выбрать. Да, и букет гладиолусов для Богоматери. Не то чтобы его вдруг обуяло благочестие, просто мало ли, надо соломки подстелить где только можно. На всякий случай.
Гортензия лежала на кровати и в задумчивости поворачивала ступни то вправо, то влево. Это снимает усталость и укрепляет суставы. Она весь день пробегала по городу в поисках квартиры. И везде либо полное уродство, либо слишком дорого. Гортензия уже начала понемногу приходить в отчаяние.
В руке она держала табель за второй курс в Колледже искусств и дизайна имени Святого Мартина. По оценкам средняя величина — 87 %. Лучше, чем «отлично»: «отлично» — это 80 %. На полях научный руководитель приписал коротко: «Великолепно!» — с восклицательным знаком. Ее курсовая работа, специальная модель для сети дешевых магазинов, была избрана проектом года. А придумала она ее, кстати, в метро, потому что заметила, что в моду возвращается застежка-молния. Молнии были всюду: на сумках, обуви, куртках, перчатках, шарфах, шапках… Это главная деталь сезона. Раз так, подумала Гортензия, можно сделать маленькое черное платье, очень элегантное, на длинной молнии. The zip dress! Две застежки: одна спереди, другая на спине. Молния придаст классическому платью экстравагантности, даже чертовщинки. Просто два прямых куска ткани и две застежки. Но можно до бесконечности варьировать ткань и длину. Можно носить его с декольте спереди или, наоборот, с открытой спиной, а можно застегнуть доверху. Строгий вариант или провокационный. Материал эластичный, чтобы платье было облегающим, или полегче, если нужно создать более обтекаемый силуэт, для полненьких. Производство такой модели будет стоить копейки, продавать можно по цене тридцать девять фунтов. Для магазинов типа «Эйч энд Эм» — идеально. Гортензия помчалась к своей знакомой Адели, которая держала комиссионный магазинчик рядом с ее домом, у метро «Энджел», и та тут же состряпала ей платье по рисунку. «Далеко пойдешь, детка!» — одобрительно заметила Адель. «Надеюсь!» — отозвалась Гортензия.
Отличные оценки и похвалы преподавателей, сулившие блестящую будущность, ее не тронули. «Это все прекрасно, — думала она, глядя себе на ноги, — только вот стажировки у меня на лето как не было, так и нет. А лежа на кровати и вертя ступнями, ее не найдешь. Надо встать, одеться, куда-нибудь пойти, что-то из себя изобразить… Хорошую стажировку ищут не по объявлениям в институте, не в газете. Надо ходить по барам, дискотекам, вечеринкам и выбивать их из нужных людей, прямо выдирать зубами. А я что? Разлеглась тут и таращусь себе на ноги! Аппетита мне не хватает!»
Николас предложил ей работу в «Либерти», но она отказалась. «Я хочу чего-нибудь покрупнее, поэкзотичее. Где-нибудь не в Англии, а за границей: в Милане, Париже, Нью-Йорке… К тому же мне надоело, что все время нужно тебя благодарить». — «Как хочешь, — ответил он. — Если тебе ничего другого не подвернется…» Как уверенно он говорил! Словно ни минуты не сомневался, что она все лето так и прокрутится при нем. И его спокойное, собственническое выражение лица Гортензии не понравилось.
Ей вообще не нравилось, как она в последнее время живет. Чем — она бы и сама не могла сказать. Не хватало перцу. Или она устала. Или… Она не знала. И не хотела докапываться.
Так она и лежала на кровати, вертела ступнями, придумывала, чем занять долгие летние каникулы, как вдруг зазвонил телефон. Звонила Анастасия, сокурсница. Она сидела с приятелем в «Скетче», новом модном клубе, и приглашала Гортензию заглянуть.
