Даже храм Истины, где все было продумано с наибольшей благожелательностью к паломникам, казался теперь Интагейя Сангасойе холодным и недоступным. Ее радовало, что Ан Дархан Тойон и Джесегей Тойон не принимают ее как богиню — с пышными церемониями встречи и ненужными речами, что народ йаш чан радуется, а не ликует, что ее встречают тепло, но вовсе не как избавительницу целого мира.
Можно было посчитать и так, что прежние боги не захотели оказать ей должного почтения, но все вокруг было напоено такой атмосферой доброжелательности, света и тепла, что немыслимо было представить себе обиженных на нее, закрывшихся в своей злобе богов.
Нет, Тойонам было не до давних обид и нынешних свар. Они жили собственной жизнью: как могли, хранили свое племя и действительно ждали ее — наследницу и преемницу, чтобы передать часть своей мудрости и знаний.
Пока она так размышляла, они успели прийти к обители двух богов.
Каэтану поразило то, что вокруг обители богов толпились люди — в основном матери с детьми.
— А это совсем как у тебя в храме, — подытожил Барнаба.
— А что это грохочет? — спросила Каэ у Хедерге. — Водопад?
— В нашей стране прекрасные водопады, — ответил юноша с какой‑то неизъяснимо доброй улыбкой.
— У вас вообще прекрасная страна.
— Неужели лучше, чем у тебя?
— Во многом — да.
Они прошли еще несколько шагов и увидели их…
* * *
Прекрасный водопад обрушивает массу кипящей воды с крутого выступа невдалеке от пещеры. Вода с грохотом пролетает огромное расстояние и падает в глубокое озеро, скрытое в скалах. Ниже струится пенная река, однако чем дальше она от водопада, тем спокойнее становится ее течение.
Небо поражает своей прозрачностью и глубиной. Ослепительное солнце сверкает в нем, но оно вовсе не похоже на смертельное, злобное солнце пустыни. Здесь его сияние милосердно и к природе, и к людям. Облаков нет, и по голубой эмали небесного свода проносятся громадные птицы.
— Орлы, — указывает рукой Хехедей.
Каэ стоит потрясенная. Даже Барнаба молчит.
— Я сейчас узнаю, можно ли нам, — говорит Хедерге — Там очень много больных, у Тойонов не хватает сил и времени — эта весна выдалась тяжелая, и дети часто болели.
Время высоко поднимает свои брови‑кисточки. С богами и о богах, всегда казалось ему, так не говорят. Здесь все иначе, и это ему, как ни странно, даже нравится. Нравится ему и то, что его никто не спрашивает, зачем он сюда пришел. Раз пришел, значит, нужно.
Каэтане в этом мире все мило и дорого, все напоминает те прекрасные времена, когда никто не считал ее богиней и ей уже не хочется уходить отсюда никогда…
— Ан Дархан Тойон и Джесегей Тойон готовы говорить с тобой, — сообщил подошедший Хедерге.
— Что я могу сказать? Я рада.
— А со мной? — спросил Барнаба, надувшись.
— Наши боги принимают всех, кто нуждается в их совете и помощи.
Барнаба открыл рот, потом закрыл его. И в его изумленных глазах Каэ явственно прочитала решимость испить чашу сию до дна — он действительно хотел стать самим собой.
Когда Каэ, толстяк и двое воинов йаш чан подошли ко входу в пещеру, оттуда появилась женщина с крохотной девчушкой на руках. Глаза девчушки были закрыты, а на губах блуждала улыбка. Каэ перевела взгляд ниже и охнула — на бедре малышки зияла громадная рваная рана. Хехедей заметил, куда она смотрит, и пояснил:
— Ей не повезло, она встретила в лесу голодного волка.
— Ничего, — прошептала женщина, — Ан Дархан Тойон сказал, что все обойдется и даже шрама не будет.
— Бедняжка намучилась, — посочувствовал Хедерге.
— Мне жаль ее, — ответила женщина, — но так она заплатила за непослушание. А если бы она пошла не одна, а с младшим братишкой?
— Какая жестокость! — возмутился Барнаба, едва женщина отошла.
— Мудрость жестока, — откликнулась Каэ. — Девочка сполна расплатилась за глупость, а в будущем это никак на ней не отразится — нога не будет изуродована.
— Все равно страшная постановка вопроса.
— Иначе они не выживут. — Каэ встрепенулась:
— Хороши мы с тобой — стоим и болтаем, а нас уже ждут. Все‑таки мы с тобой ненормальные.
— А я и не утверждал обратного, — сказал Барнаба и сделал первый широкий шаг внутрь.
Пещера изнутри была освещена зеленоватым светом. Он успокаивал глаза и давал возможность разглядеть все в мельчайших подробностях. Каменные стены были украшены резными рельефами; в нишах на каменных столбиках стояли резные фигурки — единственные подношения, которые принимали боги племени йаш чан. Пол был на удивление ровным, гладким и отполированным. Многие тысячи лет по нему ходили тысячи и тысячи людей, нуждающихся в Ан Дархан Тойоне и Джесегей Тойоне. Хедерге был прав: до тех пор, пока в них нуждались, боги существовали.
В незапамятные времена Ан Дархан Тойон и Джесегей Тойон были богами войны и охоты, а племя йаш чан — очень воинственным. Но бессмертные любили свой народ, охраняли и защищали его. Людям требовались целители — и они лечили детей и стариков; людям нужно было постигать науки и ремесла — и они учили всему, что могло понадобиться человеку в любой жизни. Часть племени ушла некогда в горы, не пожелав оставаться в новом, непривычном мире после жестокой войны. Они стали добровольными отшельниками, и боги хранили культуру, не давая своему племени забыть о том, что происходит во внешнем мире. И конечно, они воспитывали воинов. А все йаш чан берегли и охраняли своих богов, понимая, что, лишенные своих земель и власти, они стали очень слабы и, как никогда, нуждаются в любви и преданности.
В полном молчании спутники дошли до конца пещеры. Там, у стены, стояли два огромных трона, вырубленных из громадных камней. Они были довольно грубо сработаны и разительно отличались этим от прочих изделий мастеров йаш чан. Но при первом же взгляде на богов становилось понятно, отчего работа была настолько основательной, но простой и безыскусной.
Перед Каэтаной высились две глыбы. Более всего они напомнили ей огромные кряжистые дубы, обвитые плющом, обросшие мхом, но с маленькими пронзительными сверкающими глазами. Их косматые головы росли прямо из туловища — шеи не было. Плечи занимали пространство, достаточное для того, чтобы на нем уместились четверо рыцарей в полном боевом вооружении, не ощущая при этом тесноты. Руки казались стволами обычных деревьев — здесь даже о мускулах говорить ке приходилось, равно как и о коже. Ее заменяла коричневая жесткая кора. Могучие ноги твердо упирались в каменные ступеньки трона, кроша их своей тяжестью. Черты лица было довольно трудно определить. До самых локтей опускались спутанные густые гривы.
— Подойди, — поманил Каэтану один из великанов.
— Слева Ан Дархан Тойон, а справа — Джесегей… — быстро шепнул ей на ухо Хедерге.
— Мы долго ждали тебя, — проговорил второй бог.
Голоса ан Дархан Тойона и Джесегей Тойона были похожи на грохот водопада или горного обвала. Слова носились под каменными сводами, отражаясь от стен и колонн, и тяжело падали вниз, к ногам посетителей.
— Ты пришла, когда смогла, мы не виним тебя, — грохочет Ан Дархан.
— Но у тебя осталось мало времени. Эту часть игры твой Враг выигрывает, — добавляет Джесегей.
— Наш Враг, — роняет Ан Дархан вскользь.
— Я приветствую вас, могучие боги йаш чан. Я рада вас видеть и прошу простить возможную неловкость, — говорит Каэ. — Я многого не помню. Ваша мудрость мне очевидна, может, вы знаете и мою судьбу — тогда вы поймете меня, если я ошибусь.
— Мы поможем тебе, — успокаивает ее Джесегей.
— Мы и ждем тебя для этого, — говорит Ан Дархан.
— С тобой пришло само Время, — рокочет первый великан.
— Мы приветствуем и его, хотя для нас оно очень долго не существовало, — вставляет второй.
— Я помню, — вздыхает Барнаба шумно.
Каэтана видит, что Хехедей и Хедерге смотрят на него как на диковинку.
— Ты родилась после страшной войны, — начинает рассказ Ан Дархан Тойон, — но эта война была не первой и отнюдь не самой главной. После главной войны, в которой был уничтожен почти весь известный мир, твой отец захватил власть над Арнемвендом, пользуясь тем, что большинство прежних богов были либо убиты, либо обессилены настолько, что не могли оказать достойного сопротивления. Мы с братом остались целы в той давней битве, но что мы могли сделать вдвоем?
— Однако, — продолжает Джесегей, — у Барахоя не то руки не дошли до нашей страны, не то ему у нас не понравилось, не то он посчитал нас второстепенными игроками, короче — нас не тронули. И мы продолжали жить за хребтом Онодонги, на берегу благословенной Охи. А потом появилась ты.
— Мы уступили тебе эту землю по очевидной и простой причине, но никто о ней тогда не догадывался, — мы стали слишком слабы, — говорит Ан Дархан, и в голосе его слышится скорбь.
