Лет за сорок до тех дней, о которых идет рассказ, в Берлине произошло одно знаменательное событие. Оно вошло в историю анекдотическим примером тупого, бездумного, истинно прусского повиновения любому приказу.
В те годы в германской столице жил сапожник Вильгельм Фойгт, слывший в своем квартале проходимцем и жуликом. Он только что отсидел срок в тюрьме за какое-то очередное мошенничество, но тюрьма ничему не научила продувного сапожника, и он, получив свободу, вновь принялся за свое…
Сапожник Фойгт долго ломал голову, как раздобыть деньги. И все-таки придумал.
Он достал штаны и китель капитана немецкой армии, напялил на себя офицерскую форму и вышел на улицу. Это было в Кепенике — в берлинском пригороде. По улице маршировал взвод солдат во главе с унтер-офицером. Сапожник-капитан остановил взвод и приказал солдатам следовать за собой. Солдаты безоговорочно подчинились — приказ есть приказ. Строем подошли к ратуше, и Фойгт распорядился оцепить здание.
Вместе с унтер-офицером Фойгт вошел в ратушу, арестовал бургомистра и потребовал у него ключи от сейфа. Бургомистр тоже когда-то был в армии, он тотчас же подчинился приказу. Мошенник в капитанском мундире забрал деньги и скрылся. С тех пор слово «кепеникиада» стало символом рабского, слепого повиновения приказу…
Нечто похожее произошло с майором Отто Эрнстом Ремером, командиром охранного батальона «Гросс Дейчлянд». Ремер был исправным служакой и превыше всего ставил приказы начальства. Именно ему и пришлось сказать последнее и завершающее слово в истории неудачного генеральского путча в Германии.
Когда полицей-президент Гельдорф возвратился с Бендлерштрассе, он приказал Ремеру арестовать имперского министра пропаганды доктора Геббельса. Майор подчинился. Он знал, что с начальством не спорят — ему повинуются.
Во главе своих солдат майор Ремер явился к Геббельсу и сказал, что согласно приказу он арестован. Геббельс любезно возразил: вероятно, произошло недоразумение. Он хорошо понимал, что спорить и протестовать сейчас нельзя. Майор ответил, что у него есть приказ и не его дело разбираться в ошибках. Тогда Геббельс спросил:
— Но фюрер-то может отменить этот приказ?
— Да, фюрер, конечно, может отменить приказ, — согласился Ремер.
— В таком случае я соединю вас с фюрером.
Геббельс вызвал главную ставку, попросил Гитлера и передал трубку майору. Ремер и в самом деле услышал голос фюрера. Он вытянулся, как на смотру, и покраснел от напряжения. Гитлер спросил, кто с ним говорит, и Ремер четко произнес:
— Командир охранного батальона «Гросс Дейчлянд» майор Отто Эрнст Ремер…
— В таком случае, — донесся голос Гитлера, — я поручаю вам, майор Ремер, ликвидировать восстание в Берлине. Я предоставляю вам высшие полномочия в империи. Собирайте всех верных людей и действуйте. Доктора Геббельса арестовывать не нужно.
— Яволь! — громко воскликнул майор Ремер.
Он еще некоторое время подержал трубку, но Гитлер уже отошел от телефона.
Геббельс обратился к солдатам с короткой речью и приказал им сейчас же арестовать на Бендлерштрассе всех заговорщиков.
В распоряжении майора не было никакого транспорта, и он пешком зашагал во главе солдат. По дороге он задерживал всех военных и присоединял их к своему отряду.
На Бендлерштрассе Ремер увидел мужчину в нижней рубахе, копавшегося в развалинах дома. Рядом с ним на чугунной решетке висел эсэсовский китель и фуражка. Китель был вывернут подкладкой наружу, и погонов не было видно.
— Ты кто по званию? — спросил Ремер.
— Оберштурмфюрер СС Вилли Гнивке! — отрапортовал тот. — Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — ответил майор. — Именем фюрера приказываю выполнять мои приказания. Становитесь в строй.
И Вилли Гнивке, застегивая на ходу пуговицы кителя, пошел рядом с майором Ремером к штабу внутренних войск на Бендлерштрассе. Майор приказал окружить здание.
А заговорщики и не подозревали, что находятся под арестом. Первым об этом узнал подполковник Гайда. Он намеревался выйти из штаба, но был задержан. Ему приказали вернуться. Подполковник понял, что дело оборачивается совсем плохо. Он участвовал в заговоре, но теперь мгновенно принял решение вновь служить фюреру. Во главе нескольких офицеров он ворвался в комнату, где сидели организаторы путча.
По лестнице уже поднимались эсэсовцы…
— Руки вверх! — скомандовал подполковник и направил револьвер на заговорщиков. Штауфенберг не поднял рук, и Гайда выстрелил. Тяжело раненный Штауфенберг упал в кресло. Генерал Ольбрехт сдал оружие без сопротивления. В это время появился Фромм, освобожденный из-под ареста. Роли переменились. Теперь каждый хотел выслужиться перед фюрером и расправой с виновными вымолить себе прощение.
Вилли Гнивке с майором Ремером вошли в кабинет, когда Фромм пытался отобрать пистолет у генерал-полковника Бека.
— Сдайте оружие, вы арестованы! — наступал Фромм.
Бек сидел в кресле, опершись на подлокотник. Он ответил, не меняя позы:
— Пистолет нужен мне самому…
— В таком случае вы должны застрелиться! Это избавит вас от позора…
— Да, пожалуй, вы правы, — флегматично, сказал Бек. Отстегнув кобуру, Бек вытащил пистолет, приставил его к груди и выстрелил. Но, так же как и Штауфенберг, он был только тяжело ранен.
Вилли Гнивке вынул из его руки пистолет. Фромм продолжал разыгрывать роль человека, подавляющего восстание. Он обратился к заговорщикам:
— Теперь я поступлю с вами так же, как вы хотели поступить со мной!.. Где этот Гизевиус, который собирался меня расстрелять? — Фромм поискал глазами Гизевиуса. Но его давно уже не было. — У вас есть еще несколько минут, чтобы написать последние письма… — Фромм посмотрел на генерал-полковника Геппнера, понуро сидевшего в углу. — Может быть, и ты хочешь застрелиться?..
— Нет, — мрачно ответил Геппнер.
— Дайте мне пистолет, — едва слышно произнес тяжело раненный Бек.
Генерал Фромм кивнул оберштурмфюреру, который все еще держал пистолет Бека:
— Дайте…
Бек с усилием нажал на спуск, Раздался выстрел, и генерал-полковник повалился на пол.
Фромм исчез в соседней комнате. Вскоре он возвратился с листком бумаги и торжественно прочитал приговор военно-полевого суда. Суд состоял из одного Фромма. Он торопился убрать свидетелей. Именем фюрера командующий внутренними войсками германского рейха провозгласил:
— Полковник генерального штаба Мерц Квирингейм, генерал Ольбрехт, лейтенант Вернер фон Гефтен и человек, имя которого я не решаюсь больше произносить, — Фромм уничтожающе посмотрел на Штауфенберга, — присуждаются к смертной казни… Приговор исполнить немедленно…
Майор Ремер понял — этим делом придется заниматься ему самому. Приговоренных вывели во двор. Фон Штауфенберг не мог стоять на ногах. Его волоком стащили по лестнице. Вилли хотел пристрелить его, но майор запретил.
— Во всем должен быть порядок, — сказал Ремер. — Поезжай на кладбище и распорядись, чтобы сторож зарыл их где-нибудь подальше…
— Яволь! — ответил Гнивке.
Во дворе штаба внутренних войск раздались четыре выстрела. Они прозвучали глухо, точно в колодце…
Было за полночь, когда Вилли в сопровождении какого-то фельдфебеля и двух солдат, выделенных майором в распоряжение Гнивке, отвез трупы на кладбище.
Кладбищенский сторож спал, когда к нему ввалились эсэсовцы. Он оделся, хмуро выслушал распоряжение и пошел за лопатой. В это время вдруг заговорило радио. Диктор объявил, что сейчас выступит Гитлер. Вскоре раздался его голос.
— Провидение сохранило меня невредимым, чтобы продолжать дело победы, — говорил Гитлер — Я выступаю сегодня, чтобы вы услышали мой голос и убедились, что я жив и здоров… Бомба, подложенная Штауфенбергом, взорвалась в двух метрах от меня с правой стороны. Я невредим, не считая царапин, синяков и ожогов…
Видимо, Гитлеру было трудно говорить. Он запинался, делал паузы, но все узнали его голос — говорил Гитлер. Узнал голос Гитлера и Уинстон Черчилль, прилетевший в Нормандию, чтобы там принять сигнал «Валькирия». Премьер был обескуражен постигшей его неудачей.
Слушал выступление Гитлера и британский агент «Валет», укрывшийся на конспиративной квартире американского резидента, директора страхового общества Штрюнка. Гизевиус переживал тяжелые дни — что, если гестапо откроет его убежище?! Но американский покровитель позаботился о полезном ему агенте. Через некоторое время сотрудники Аллена Даллеса переправили «Валета» в Швейцарию. Даллес снабдил его подложными документами.
Глава третья
1
После трагедии в Аджи-мушкайских каменоломнях, участником которой оказался капитан Занин, он несколько недель провалялся в каком-то госпитале при румынской части. Может быть, то обстоятельство, что попал он в плен к румынам, да недюжинное здоровье Николая и спасло его от смерти. Худой, изможденный, к тому же тяжело раненный, он пластом лежал на узкой койке и часами глядел в потолок. Он был тогда беспомощнее ребенка, и доктор румын с сомнением покачивал головой — дотянет ли этот русский до утра… Но русский выжил.
