час. Выслушала со скучающим видом нотацию редактора о необходимости ответственно относиться к рабочему времени. Потом села на свое место. Посмотрела на меня и прошептала одними губами: «Я поговорила с ним!»
Поговорить до конца рабочего дня нам, ясен пень, не удалось.
— Куда это вы собрались? — строго сказал ЭсЭс, когда и я, и Даша вскочили, как только стрелки часов показали восемнадцать-ноль-ноль. — Раз вы потратили свое рабочее время на личные дела, значит вам придется задержаться.
— И что мы будем делать? — поинтересовалась Даша. — Мыть пол, как в школе? Свои материалы по вашим заданиям я уже сдала.
— Об этом мы еще поговорим, но завтра, — сказал ЭсЭс и встал. — Сегодня вы наведете порядок в подшивках. Они свалены как попало. Чтобы завтра, когда я пришел, все было разобрано по годам и расставлено по порядку. Вам понятна задача.
— Конечно, Сергей Семенович! — отчеканил я. — Все сделаем в лучшем виде!
Я бы что угодно ответил, лишь бы он поскорее ушел.
ЭсЭс надел пальто, взял свой портфель и вышел. В приоткрытую дверь я увидел, что его дожидается Эдик.
Наконец-то дверь закрылась, и мы остались одни.
— Ну что там с Мишкой? — нетерпеливо спросил я.
Глава одиннадцатая
Туз в рукаве
Даша грохнула стопку подшивок на стол. Замерла. Потом звонко чихнула от взлетевшей облаком пыли. Потом молча посмотрела на меня.
— Иван, кто такая Аня? — спросила она наконец.
— Я так и думал, что без нее тут не обошлось, — губы скривились в горькой усмешке. Черт, ну вот как можно так в людях ошибаться, а? Когда я ее впервые увидел, она мне показалась человеком удивительно милым и чистым.
В голове промелькнули воспоминания о том, как мы первый раз столкнулись в «Петушке». Удивление, шок, а потом она бросилась обниматься.
— Так кто это? — требовательно спросила Даша.
— Мое проклятье, — пробурчал я. — Девушка, с которой мы в Москве работали. А сейчас она, кажется, задалась целью сжить меня со света…
— Если честно, я не знаю, что думать… — Даша принялась перекладывать тяжелые подшивки. Кажется, просто чтобы занять руки. — Мне кажется, я тебя неплохо успела узнать, но…
— Даша, ну не тяни уже! — почти взмолился я. — Мне, если что, Мишка из-за чего-то по морде съездил, а я даже не представляю, за что.
— Ты ее бил? — Даша распрямилась и посмотрела мне в глаза.
— Что?! — сначала я натуральным образом остолбенел. — Кого бил?
— Эту Аню, — Даша опять принялась ворочать подшивки.
— Что за бред? — я сел на стул. — Мне даже в голову не придет ударить девушку…
«Зато ты ее держал, Жан Михалыч, — подсказал внутренний голос. — Довольно крепко, могли синяки на нежных запястьях остаться».
— Какое-то у тебя странное лицо, Ваня, — сказала Даша.
— Да я и чувствую себя странно, — хмыкнул я и подошел к ней, взял ее за плечи и заглянул в глаза. — Даша, я не бил Аню, честное слово. У меня не поднимется рука ударить девушку, ты же сама это понимаешь. Расскажи, пожалуйста толком, что там с Мишкой.
— Я тебе верю, — сказала Даша. Аккуратно сняла мои руки, отвернулась, но не отошла, а прижалась ко мне спиной. — Слушай, это правда какая-то дикая история. Миша сказал, что к нему вчера заполночь явилась Аня. С разбитыми губами, вся в слезах. Рассказала, что ты ее избил и изнасиловал. И что ты ее шантажируешь, потому что знаешь что-то стыдное и секретное о ней и ее сестре. И еще много всяких гадостей. Что ты сумасшедший, например. Что у тебя провалы в памяти, и что ты не всегда себя помнишь… Видимо, она была очень убедительна, потому что он ей вроде поверил. Во всяком случае, о тебе он говорит с такой ненавистью, что кажется убил бы, если бы мог.
— Вот сука… — прошипел я. — Фигово…
Даша резко отпрянула и посмотрела мне в лицо.
— Даш, мы с ней были друзьями, и я ей доверял, — сказал я. — Судя по всему, это было моей большой ошибкой. И что теперь с этим делать… Черт. Даже не знаю.
Да уж, при таких обстоятельствах своим заявлением в милицию на Аню я могу подтереться, похоже. Даже если нас сведут на какой-нибудь очной ставке, она будет топить на то, что я сумасшедший с провалами в памяти, меня возьмутся вдумчиво проверять, и проверку эту я не пройду, потому что до своего приезда в Новокиневск я ни черта не помню! Запах жареной курицы в поезде — такой себе бэкграунд. Все еще понятия не имею, какого черта я менял паспорт, что там с моей воинской обязанностью, и что вообще произошло в Москве во время олимпиады, и чем я там занимался.
— А у тебя провалы в памяти? — с интересом спросила Даша. — Что-то я не замечала.
Я чуть было не открыл рот и не начал рассказывать свою настоящую историю. До одури, до зубовного скрежета захотелось с кем-то поделиться тем, кто я настоящий. Рассказать, что на самом деле никакой я не Иван Мельников, а вселившийся в его голову Жан Колокольников из будущего. Про то, как очнулся в морге, про то, что ни черта не помню о том, что было до этого самого морга.
Захлопнул рот. Я уже один раз наболтал лишнего. И, возможно, тем самым чуть ли не подписал себе билет в желтый дом. Это же Советский Союз, а вовсе не ЭрЭф уже даже не самого начала двадцать первого века. Это тогда отправить человека в психушку было не так-то просто. А сейчас… Сейчас прописаться на кровати с вафельными полотенцами вместо ремней — делать нефиг. Особенно если…
Если…
— Да ерунда, головой стукнулся, была кратковременная ретроградная амнезия, — сказал я. Обнял Дашу и вздохнул. — Но проще от этого не становится ни разу.
Настроение было гаже некуда. Появилось ощущение, что у меня на шее затягивается петля, и чем больше я трепыхаюсь, тем сильнее она сдавливает. Как в лабиринте блуждаю, в потемках. И постоянно утыкаюсь в какие-то тупики. Хотелось уже выйти куда-то на середину и заорать: «Оставьте меня в покое, сволочи! Я ни черта не знаю про вас и ваши дела, просто дайте мне жить, как я хочу».
Я криво усмехнулся этой мысли.
Да уж, обраточка прилетела, откуда не ждали. Из памяти всплыло лицо Игоря. Только не этого Игоря, который еще такой поджарый и стройный строитель коммунизма на одном отдельно взятом заводе. А того, из будущего. Красная морда с тройным подбородком. «Чего ты ко мне прицепился, как клещ?! Чего тебе
