Н. В. Чайковским, занимала в этом собрании крайнее правое место. Троцкий с противоположного фланга выступил с обвинением, что делегаты демократического совещания нарушили данные им директивы, вступив в переговоры с кадетами, и что при этом Керенский, безответственную власть которого совещание «признало необходимым устранить раз навсегда», оказался «в роли суперарбитра». Меньшевики-интернационалисты и эсеры-интернационалисты также высказались против коалиции. И Дан, внесший резолюцию с оговоркой по вопросу об ответственности, и сам Церетели в своем заключительном слове обнаружили «неуверенность в том, что выдвигаемая ими платформа о коалиции вполне соответствует настроениям единой сплоченной семьи большинства организованной демократии». Но Церетели брал на себя ответственность за «соглашательство с буржуазией, потому что одна демократия не в силах разрешить стоящие перед революцией задачи», а «урок большевиков» в случае передачи им власти «может дорого обойтись всей стране». Он, Церетели, вместе со своей группой «не может делать таких дорогих опытов, следуя за Троцким и Мартовым». «Мы не можем повторить за Мартовым, что революционная демократия заряжает ружья, ибо, кто заряжает ружья, тот должен иметь смелость их разрядить, а мы этого не хотим, находя, что заряд попадет в сердце революции».
Голосование резолюции Дана затянулось до 6 часов утра 24 сентября, так как большевики и левые эсеры употребили последние усилия, чтобы хоть на ней «сорвать коалицию». Троцкий и Каменев заявили, что именно для этой цели они предлагают ряд поправок. Когда поправки Каменева (отмена смертной казни и роспуск Государственной думы) после беспорядочных и ожесточенных прений провалились, выступили левые эсеры с еще более коварным предложением: настаивать на введении в соглашение пункта о передаче земель в ведение земельных комитетов. Чернов и его друзья при этом заявили, что они будут следить, как будет голосовать председатель Совета крестьянских депутатов Авксентьев. Напрасны были все упреки Минора в «скверной демагогии» и все негодующие усовещивания Брешко-Брешковской. Авксентьев сперва пытался уйти из зала, потом взошел на трибуну и заявил, что его группа будет голосовать за поправку, но наряду с ней они предлагают другую: «если от этой поправки будет зависеть судьба коалиции, то эсеры ее снимают». Новый невероятный шум зала и неодобрительные выкрики по адресу Авксентьева и Гоца. Чернов с друзьями все время ходил между скамьями эсеров и уличал большинство, что оно готово изменить своему знамени. Несмотря ни на что, поправка Чернова была отвергнута 100 голосами против 75 при 6 воздержавшихся, и принята была следующая резолюцию Дана: «Демократическое совещание, заслушав доклад тов. Церетели, признает образование предпарламента, перед которым правительство обязано отчетностью, крупным шагом в деле создания устойчивости власти и обеспечения проведения в жизнь программы 14 августа, политики, направленной на скорейшее достижение общедемократического мира и созыва Учредительного собрания в назначенный срок. Демократический совет находит необходимым установить формальную ответственность правительства перед предпарламентом и, признавая в данных условиях приемлемым намеченное делегацией соглашение, заявляет, что власть может принадлежать лишь такому правительству, которое пользуется доверием предпарламента». Эта двусмысленная резолюция, пытающаяся путем стилистических оборотов спасти лицо «революционной демократии», есть та победа, для которой пришлось потратить неделю бесконечных споров, ночных заседаний, скандальных голосований и трижды передоверить решение основного вопроса, решить который демократия оказалась бессильной, по признанию ее руководителей.
Окончательная санкция «демократии». Окончание кризиса. На следующий день, 24 сентября, в Малахитовом зале Зимнего дворца представители «цензовых элементов» спросили вождей «революционной демократии», как следует понимать согласие резолюции совещания на намеченные условия с требованием формальной ответственности, которое им противоречит. Разрешив столько неразрешимых трудностей, софисты «демократии», конечно, не остановились и перед этой последней. Смысл резолюции в том, заявил Церетели, что демократический совет признает необходимость борьбы за «формальную ответственность» для себя, но вовсе не требует признания ее цензовыми элементами сейчас же, немедленно. Он просто оставляет за собой право добиваться установления этой ответственности в самом предпарламенте. Привыкнув, со своей стороны, к толкованиям, которые потом не оправдывались, представители несоциалистических групп пожелали лишь, чтобы это толкование Церетели было доведено до сведения как Временного правительства, так и демократического совета. Со своей стороны, представители «демократии» добились новой стилистической уступки в вопросе, в котором ночью Чернов хотел подвести перед крестьянами Авксентьева. Была принята редакция: «Непосредственное упорядочение поземельных отношений должно быть возложено на местные земельные комитеты, в ведение которых могут быть передаваемы на основаниях, устанавливаемых законом (а не обязательно, как требовала программа 14 августа) и без нарушения существующих форм землевладения, земли сельскохозяйственного назначения для наиболее полного использования их в целях спасения народного хозяйства от окончательной разрухи».
Уладив таким образом между собой последние затруднения, договорившиеся стороны сообщили правительству на совместном с ним заседании результаты своих переговоров. Начавшийся месяц назад кризис правительственной власти этим формально закончился. Но на следующий же день, 25 сентября, петроградский Совет, в котором возобладали большевики, отверг предложение меньшевиков и эсеров и принял следующую резолюцию, определившую отношение столичной демократии к новой власти: «Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов заявил: после опыта корниловщины, обнаружившего, что вся цензовая Россия занимает контрреволюционную позицию, всякая попытка коалиции означает не что иное, как полную капитуляцию демократии перед корниловщиной. Отражением этой капитуляции является состав формирующегося министерства, в котором решающее место отводится торгово-промышленникам, непримиримым врагам рабочей, солдатской и крестьянской демократии. Так называемые демократические министры, ни перед кем и ни перед чем не ответственные, не способны ни нарушить, ни смягчить противонародный характер нового правительства, который войдет в историю революции как правительство гражданской войны. Петроградский Совет заявляет: правительству буржуазного всевластия и контрреволюционного засилья мы, рабочие и гарнизон Петрограда, не окажем никакой поддержки. Мы выражаем свою твердую уверенность в том, что весть о новой власти встретит со стороны всей революционной демократии один ответ: в отставку. И опираясь на этот единодушный голос подлинной демократии, Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов создаст истинно революционную власть». Здесь уже намечена, как видим, программа переворота.
26 сентября были опубликованы указы о назначении А. И. Коновалова министром торговли и заместителем министра-председателя вместо М. И. Терещенко, К. А. Гвоздева — министром труда, П. Н. Малянтовича — министром юстиции, А. В. Ливеровского — министром путей сообщения, С. А. Смирнова — государственным контролером, Н. М. Кишкина — министром государственного призрения, М. Б. Вернадского — министром финансов и С. Н. Третьякова — членом Временного правительства и председателем экономического совета. Не занятым остался только пост министра земледелия. На этот пост был назначен С. Л. Маслов.
27 сентября появилась декларация «пополненного в своем составе Временного правительства», как официально назывался новый кабинет. В ней были сведены в одно целое все отдельные компромиссные решения, выработанные по соглашению представителей демократического совещания с представителями «цензовых элементов» и партии народной свободы. В области народного хозяйства, земельных отношений, финансов, местного управления и национального вопроса внесены были все те сокращения и изменения программы 14 августа без ее упоминания, которые были отмечены выше, и в заключение упомянуто, что, конечно, «не все эти задачи могут быть закончены в тот краткий срок, который остается до Учредительного собрания. Но сам приступ к проведению их в жизнь... даст власти прочную опору... для организации активной обороны, восстановления народного хозяйства... и борьбы с... проявлениями контрреволюции и анархии» и «облегчит будущие работы Учредительного собрания». В области внешней политики и «поднятия боеспособности армии» программа принимала взгляды «революционной демократии»: она обещала «продолжать и неустанно «развивать» двойственную внешнюю политику в духе демократических начал, провозглашенных русской революцией, сделавшей эти начала общенациональным достоянием». В частности, уже на предстоящей в Париже конференции она обязалась «стремиться к соглашению с союзниками на почве принципов, провозглашенных русской революцией». Она обязалась затем в реформе армии «идти демократическим путем, который один может дать благотворные результаты». Таким образом, новое правительство подписывалось под опаснейшими из заблуждений «революционной демократии» и брало на себя ответственность за дальнейшее их проведение. В этом же стиле «глубокая смута, царящая в стране», связывалась в декларации специально с «выступлением генерала Корнилова», и главная опасность для «свободы русского народа» усматривалась в расчете «поднявших голову контрреволюционных элементов» на «усталость, охватившую всю страну». В борьбе против контрреволюции и анархии правительство обещало «действовать в теснейшем сотрудничестве с организациями народа», не указывая точно, какими именно. Переходя в заключение к обещанию «в ближайшие дни разработать и опубликовать положение о временном Совете республики» (название, предложенное Церетели), декларация заявляла, что, сохраняя по своей присяге в неприкосновенности единство и преемственность государственной власти, Временное правительство сочтет своей обязанностью учитывать во всех своих действиях его великое общественное значение. «Демократия», таким образом, возвращала себе в декларации часть позиций, утерянных при переговорах, а новое правительство не приобретало в этой декларации твердой опорной точки для такого направления своей деятельности, которое единственно могло бы еще оправдать последнюю попытку остановить страну на пути к большевистской победе и гражданской войне.
