в частности германским репарационным платежам. Летом 1922 г. Германия заявила о невозможности продолжения выплат, в ответ в январе 1923 г. Франция и Бельгия оккупировали Рурскую область. Дивиденды от этой «полицейской операции» (Р. Пуанкаре) ожидались не только в материальном исчислении, но прежде всего — в духовно–эмоциональном, в подтверждении лелеемой мечты о гегемонии Франции в Европе. Однако когда политика Франции не была поддержана другими державами–победительницами, а в Руре началось движение сопротивления, в результате чего Франция, неся оккупационные расходы, не получила даже тех объемов угля и стали, которые поставлялись ранее, «Национальный блок» взорвался изнутри: после падения стоимости франка наполовину и вывода войск осенью 1923 г. коалиция развалилась. Решение репарационной проблемы Франция была вынуждена передать на рассмотрение международного сообщества.
Демократический транзит в Германии и Австрии
Если страны–победительницы совершили переход от войны к миру без революционной смены политических режимов, то положение в странах Четверного союза было прямо противоположным. Народные массы требовали от властей ответа за то, почему принесенные ими жертвы не привели к обещанной победе, но обернулись национальным позором и новыми лишениями, которые перекладывались на плечи грядущих поколений. Не пережили Первой мировой войны Германская, Австро–Венгерская и Османская империи. Хотя условия будущего мира должны были обсуждаться на особой международной конференции, ни для кого не было секретом, что побежденных ждут серьезные территориальные потери, и их заставят заплатить по военным счетам.
Четыре года войны на истощение привели Германию на порог национальной катастрофы. Огромные и невосполнимые потери на фронте, голод в тылу, изнуряющая работа под лозунгами войны до победы — все эти факторы расшатывали устои императорской власти, которая все больше выступала в качестве прикрытия военной диктатуры. «Гражданский мир» образца 1914 г. сменили массовые выступления трудящихся, которые требовали скорейшего окончания войны, решительных мер по борьбе с голодом и скорейшей демократизации политической системы.
Требование держав Антанты, чтобы перемирие подписало германское правительство, «опирающееся на народное доверие», предоставляло генералитету удобный шанс переложить ответственность за поражение и тяжелые условия будущего мира на плечи гражданских политиков. 3 октября 1918 г. был сформирован новый кабинет министров во главе с принцем Максом Баденским. На следующий день он предложил державам Антанты заключить перемирие на основе четырнадцати пунктов Вильсона.
Реформы сверху, которые политическая элита страны откладывала на период после завершения войны, опередила революционная волна. В обстановке политической агонии новый канцлер даже не пытался взять под свой контроль ситуацию в вооруженных силах. Пользуясь этим, руководство военно–морского флота во главе с адмиралом Шеером самостоятельно отдало приказ о выходе в море для решающей битвы с британским флотом. 30 октября матросы военно–морской базы в Киле выступили против самоубийственного приказа. Сопротивление офицеров и аресты превратили мятеж в политическое восстание, выдвинувшее республиканские лозунги.
В начале ноября оно перекинулось на корабли в Гамбурге и Любеке, охватило сухопутные гарнизоны на Севере Германии и расходящейся волной пошло по всей стране. По примеру русской революции повсеместно создавались советы рабочих и солдатских депутатов, бравшие на себя ответственность за налаживание новой жизни, обеспечение продовольственного снабжения и демобилизацию воинских частей. Вильгельм II, покинувший Берлин уже 29 октября и находившийся в ставке верховного главнокомандования, оказался перед вопросом о своей собственной судьбе.
Лидер Социал–демократической партии Германии (СДПГ) Фридрих Эберт настаивал на отречении императора в пользу кронпринца, считая, что иначе события начнут развиваться по сценарию анархии и гражданской войны. Правление СДПГ бросилось вдогонку за революционными событиями, объявив на 9 ноября забастовку в Берлине. Массы рабочих стекались в центр города, в парк перед императорским дворцом. Столичный гарнизон перешел на сторону восставших.
В полдень Макс Баденский был вынужден подписать распоряжение о передаче своих полномочий Эберту. Вечером 10 ноября в цирке Буша собрался совет рабочих и солдатских депутатов Берлина, выборы в который прошли накануне. Подавляющим большинством голосов делегаты утвердили паритетное распределение шести мест в революционном правительстве — Совете народных уполномоченных (СНУ) — между представителями социалистических партий. Ни об империи, ни об императоре уже никто не вспоминал. Вильгельм II отправился искать политического убежища в нейтральной Голландии.
Программа СНУ отражала взгляды умеренных социал–демократов. Отдавая дань марксистской терминологии, она опирались на либерально–демократические традиции — будущее государственное устройство должно быть определено не «классово–ограниченными» советами, а демократическим волеизъявлением всех немцев. С точки зрения лидеров СДПГ реальной альтернативой западноевропейской политической модели выступала только теория и практика большевизма.
Им противостояли левые социалисты, покинувшие ряды социал–демократии и в 1917 г. образовавшие собственную Независимую социал–демократическую партию (НСДПГ). В нее вошли и группы интернационалистов, которые объединились в «Союз Спартака» и были готовы вести за собой массы для решающего штурма как экономических, так и политических устоев капитализма. Формирование советов рабочих и солдатских депутатов в крупнейших немецких городах рассматривалось ими как подтверждение универсальности опыта русской революции, выборы в Конституционное собрание отвергались ввиду неизбежной победы на них буржуазных сил. Моральная и материальная поддержка большевиков способствовала сплочению левых радикалов в Коммунистическую партию Германии (КПГ), организационно оформленную 31 декабря 1918 г. Именно ее скорейший приход к власти отождествлялся левыми радикалами с диктатурой пролетариата.
На протяжении ноября–декабря 1918 г. вопрос о том, какая из революционных программ возьмет верх, оставался открытым. Многое зависело от того, сумеют ли партийные лидеры уловить настроения масс и мобилизовать их в свою поддержку. Опираясь на мандат, выданный им берлинским съездом советов, члены СНУ от социал–демократов большинства день за днем поворачивали вектор общественных настроений в удобном для себя направлении. Советы рассматривались ими скорее как «неизбежное зло», нежели как рычаг дальнейшего развития революции, которое следовало поскорее ввести в рамки законности и парламентаризма. Тем не менее советское движение являлось неотъемлемой частью германской революции, дав выход политической энергии социальных низов и заполнив собой образовавшийся в первые дни после свержения монархии вакуум власти.
Работа Всегерманского съезда советов рабочих и солдатских депутатов (16-20 декабря 1918 г.) подтвердила «управляемость» советского движения. Съезд одобрил внесенную СНУ резолюцию о скорейшем созыве Национального собрания, призванного демократическим путем выработать новую конституцию. Советы пытались сохранить за собой контролирующие функции, приняв важные решения о демократизации армии и социализации горнодобывающей промышленности, однако они остались благими пожеланиями.
Рабочие массы, прежде всего в Берлине и крупнейших промышленных центрах Германии, были настроены гораздо более радикально. Значительное влияние на них сохраняли комитеты «революционных старост», нелегально созданные на крупнейших предприятиях в годы войны. В отличие от умеренных профсоюзных лидеров старосты выступали за немедленное установление рабочего контроля над предприятиями и их социализацию.
Устранение левого социалиста Эмиля Эйхгорна с поста главы берлинской полиции в начале января 1919 г. переполнило чашу терпения тех, кто ожидал развития событий по сценарию социальной революции. По столице поползли слухи о союзе
