— Ты закончила? — спросил Титус Кассар, стоявший поодаль. — Собрание начнется через несколько минут, и вряд ли ты хочешь опоздать.
— Я знаю, Титус, перестань ворчать.
С Титусом Кассаром она встретилась на следующий день после приезда в ущелье Дельфоса, когда, следуя тайным знакам Божественного Откровения, пришла на собрание, организованное в тени колоссального дворца. Эуфратия удивилась, увидев, как много людей пришли к вере: почти шестьдесят человек, склонив головы, возносили молитвы Божественному Императору Человечества.
Кассар с радостью принял ее в свой кружок, но вскоре люди стали больше прислушиваться к ее молитвам и следовать ее обрядам. При всей твердости в вере Кассар не обладал навыками оратора, и его раздражительность и неловкие манеры отпугивали людей. Вера Кассара была искренней, но итератором его точно нельзя было назвать. Эуфратия опасалась, что он обидится за то, что лидерство в группе перешло к ней, но Кассар только радовался, сознавая, что по характеру он является последователем, а не лидером.
Говоря по правде, она тоже не была лидером. Как и Кассар, она искренне верила, но, стоя перед большой группой людей, чувствовала себя неловко. Однако единомышленники ничего не замечали и с восхищением внимали, когда Эуфратия читала им слова Императора.
— Я не ворчу, Эуфратия.
— Нет, ворчишь.
— Ну ладно, может, и ворчу. Но я должен вернуться на «Диес ире» до того, как там заметят мое отсутствие. Если принцепс Турнет узнает, чем я тут занимаюсь, он спустит с меня шкуру.
Могучие военные машины Легио Мортис стояли у самого устья ущелья; колоссальные размеры не позволили им подойти ближе к Дельфосу. Кратер вокруг храма в эти дни был больше похож на военную базу, чем на собрание паломников и просителей; для доставки десятков тысяч людей сюда прибыли сотни танков, военных грузовиков и передвижных командных пунктов.
Весь кратер вокруг Дельфоса был заполнен импровизированными стоянками, и толпы людей смешались с местными жителями, имевшими довольно странный вид. Неожиданный спонтанный порыв заставил людей проделать долгий путь к храму, где лежал Воитель, и от такого единодушного проявления чувств у Эуфратии до сих пор перехватывало горло. Ступеней храма почти не было видно за щедрыми приношениями Воителю, и она знала, что многие пожертвовали своими последними сбережениями в надежде, что это как-то ускорит выздоровление Хоруса.
В сердце Киилер горела новая страсть, но она все еще оставалась портретистом, и некоторые пикты, отснятые у Дельфоса, могли занять место среди ее лучших работ.
— Ладно, ты прав, пора идти, — сказала она, закрывая пиктер и вешая его на шею.
Попутно она провела рукой по волосам; Эуфратия еще не привыкла к короткой стрижке, но новое ощущение ей нравилось.
— Ты уже подумала над тем, о чем будешь сегодня говорить? — спросил Кассар по пути через людное сборище к месту молитвенного собрания.
— Нет, совсем не думала, — призналась она. — Я никогда не планирую свои выступления заранее. Я просто позволяю свету Императора наполнить мою душу, а потом говорю то, что чувствую.
Кассар, жадно ловивший каждое ее слово, кивнул. Эуфратия улыбнулась:
— Знаешь, еще полгода назад я бы рассмеялась, если бы кто-то предсказал, что со мной произойдет.
— Ты о чем? — спросил Кассар.
— Об Императоре, — ответила она и прикоснулась к серебряному орлу, висевшему на цепочке под костюмом летописца. — Но, я думаю, в наше время с каждым может такое произойти.
— Наверное, — кивнул Кассар, уступая дорогу отряду солдат имперской армии. — Свет Императора — могущественная сила, Эуфратия.
Едва Киилер и Кассар поравнялись с солдатами, здоровый бугай с толстой шеей и выбритым черепом толкнул Кассара плечом так, что сбил его с ног.
— Эй, смотри, куда идешь, — насмешливо процедил он, наклоняясь над упавшим Кассаром.
Киилер решительно шагнула вперед, загораживая своего приятеля.
— Убирайся, кретин! — закричала она. — Ты сам его толкнул!
Солдат размахнулся и, не глядя, ударил ее кулаком по щеке. Эуфратия упала, ощущая скорее шок, чем боль. Она попыталась встать и чуть не захлебнулась от хлынувшей в рот крови. Тотчас две пары рук прижали ее к земле. Двое держали ее, а остальные принялись ногами избивать лежащего Кассара.
— Отпустите меня! — завопила Эуфратия.
— Заткнись, сволочь! — бросил ей солдат. — Думаешь, мы не знаем, чем вы занимаетесь? Молитесь и возносите хвалу Императору. Вы должны почитать одного Воителя!
Кассар сумел подняться на четвереньки и, как мог, защищался, но его окружили трое тренированных солдат, и даже увернуться от их ударов он был не в состоянии. Он сумел лягнуть одного из них ногой в пах и увернуться от тяжелого подкованного ботинка, нацеленного в голову, но тут же получил рубящий удар ребром ладони по шее.
Киилер яростно извивалась, пытаясь освободиться, однако солдаты были гораздо сильнее ее. Один из них протянул руку, чтобы сорвать с ее шеи пиктер, и она укусила его запястье. Солдат вскрикнул, но все же сгреб пальцами тонкий ремешок, а второй в это время схватил женщину за волосы и запрокинул ей голову.
— Не смей! — крикнула Эуфратия и стала еще яростнее сопротивляться.
Солдат, ухмыляясь, раскрутил пиктер на ремешке и ударил о землю. Обозленный и окровавленный Кассар сумел выхватить из кобуры пистолет, но пропустил удар коленом по лицу и упал без сознания, а пистолет отлетел в сторону.
— Титус! — вскричала Эуфратия.
Она забилась, словно дикая кошка, и, в конце концов, сумела высвободить одну руку и впилась ногтями в лицо державшего ее солдата. Тот вскрикнул и ослабил хватку. Эуфратия перекатилась, метнувшись к упавшему пистолету.
— Лови ее! — крикнул кто-то. — Лови культистку Императора!
Эуфратия дотянулась до пистолета и перевернулась на спину. Она держала оружие перед собой и была готова убить любого мерзавца, который к ней сунется.
Но в следующее мгновение она поняла, что ей никого не придется убивать.
Трое солдат уже валялись на земле, четвертый со всех ног бежал к своему лагерю, а последнего железной хваткой держал воин Астартес. Гигант одной рукой поднял негодяя за шею, чьи ноги дергались в метре от земли.
— Пятеро на одного, это как-то не спортивно, не правда ли? — заговорил Астартес, и Киилер узнала капитана Торгаддона, одного из морнивальцев.
Она вспомнила несколько пиктов, сделанных на «Духе мщения», и то, что сочла Торгаддона самым симпатичным из всех Сынов Хоруса.
Торгаддон сорвал с груди солдата металлический жетон с его именем и номером части, а потом небрежно бросил человека на землю.
— Получишь его у мастера дисциплины, — сказал он. — А теперь убирайся с глаз долой, пока я тебя не убил.
Киилер бросила пистолет и кинулась к пиктеру. Увидев, что отснятые снимки, скорее всего, безвозвратно утрачены, она огорченно застонала. Покопавшись в обломках, Эуфратия отыскала катушку памяти. Если быстро вернуться к себе и поставить катушку в проектор, возможно, еще удастся кое-что спасти.
Кассар застонал от боли, и она ощутила моментальный укол вины за то, что бросилась за разбитым пиктером, а не к нему, но раскаяние длилось недолго. Эуфратия спрятала катушку в карман, и тут раздался голос Астартес.
— Тебя зовут Киилер? — спросил Торгаддон.
Удивленная, что капитан знает ее имя, Эуфратия подняла голову.
— Да, — ответила она.
— Прекрасно, — сказал он и протянул ей руку, помогая подняться. — Ты не хочешь рассказать, что здесь произошло? — спросил он.
Она нерешительно помялась, не желая сообщать воину Астартес истинную причину нападения.
— Кажется, им не слишком понравились отснятые мной пикты, — сказала она.
— Слишком много критиков, а? — усмехнулся Торгаддон, но Эуфратия поняла, что капитан ей не поверил.
— Верно, но мне надо побыстрее вернуться на корабль, чтобы спасти снимки.
— Какое счастливое совпадение! — воскликнул Торгаддон.
— Что вы имеете в виду?
— Меня попросили доставить тебя на «Дух мщения».
— Доставить меня? Но зачем?
— Какое это имеет значение? — спросил Торгаддон. — Ты возвращаешься со мной.
— Не могли бы вы, по крайней мере, сказать, кто вас попросил?
— Нет. Это большой секрет.
— Вот как?
— Ну, не совсем так. Меня послал Кирилл Зиндерманн.
Мысль о том, что Зиндерманн может посылать капитана Астартес со своими поручениями, показалась Эуфратии нелепой. Почтенный итератор мог иметь только одну вескую причину для разговора. Вероятно, Игнаций или Мерсади проболтались о ее новой вере, и Эуфратия рассердилась на друзей за то, что они не пожелали принять обретенную ею истицу.
