Наконечник копья метнулся к его голове, но Хорус отвел его голой рукой и с поразительной легкостью вырвал оружие вместе с конечностью воина. Следующего противника он убил, оторвав ему голову. Кровь брызнула из шеи бурым гейзером, а Хорус отбросил мертвую голову в сторону и огляделся.
Остался только Вальдор, и Хорус, хищно оскалившись, стал кружить вокруг командира гвардейцев. Дуло болтера изрыгнуло огонь, но Хорус только зарычал и занес сжатый кулак, чтобы поразить последнего противника. К этому времени растущая воронка достигла своей цели, и в лаборатории раздался скрежет разрываемого металла. Участь заключенных в контейнерах существ ужаснула Хоруса, и он прекратил бой. Повернувшись, он увидел, что один из контейнеров, под пронзительные крики своего обитателя, оторвался от пола. За первым цилиндром и остальные стали срываться со своих постаментов и понеслись вверх.
Но вдруг время остановилось, и комната наполнилась ослепительным светом.
Хоруса как будто омыло теплым медом, и он повернулся к источнику света — к сияющему золотому гиганту, исполненному непревзойденного величия и красоты.
Восторг и обожание переполняли его, и Хорус упал на колени. Кто бы не преклонился пред столь совершенным созданием? Уверенность и сила окутывали его, в кончиках пальцев таилась тайна сотворения, в нем заключались ответы на все вопросы и мудрость, чтобы использовать эти знания.
Он был в сверкающих доспехах из чистого золота, красоту лица было невозможно описать, а в могуществе и славе с ним не мог сравниться никто во всей Вселенной.
Золотой воин неторопливо поднял руку, и по мановению его пальцев затих бушующий ураган. Завывание стихло, инкубационные контейнеры, покачиваясь, повисли в воздухе.
Сверкающая фигура повернулась к Хорусу и окинула его удивленным взглядом.
— Я тебя знаю? — произнес золотой воин, и Хорус всхлипнул, пораженный удивительной красотой и гармонией его голоса.
— Да, — шепотом ответил он, не решаясь повысить голос.
Гигант склонил голову набок.
— Ты хотел разрушить величайшее из моих творений, но тебя постигла неудача. Прошу тебя, сверни с этого пути, или все будет потеряно.
Хорус потянулся к золотому воину, а тот печальным взглядом окинул неподвижные инкубаторы и в одно мгновение постиг будущие последствия.
В удивительных очах гиганта Хорус прочел принятое решение.
— Нет! — закричал он.
Золотой воин обернулся на его крик, и время снова устремилось привычным потоком.
Возобновилось оглушительное завывание порожденного варпом урагана, и вместе с металлическим лязгом инкубационных капсул Хорус услышал крики своих братьев.
— Нет, отец! — крикнул он. — Ты не можешь этого допустить!
Золотой гигант уже шел к выходу, не пытаясь остановить ужасный ураган, ничуть не беспокоясь о сотворенных им жизнях. В груди Хоруса обжигающим, негасимым огнем вспыхнула ненависть.
Мощный порыв ветра подхватил и его, и он не стал сопротивляться. Ураган закружил и поднял его в воздух, а Хорус раскинул руки, готовый снова воссоединиться со своими братьями.
Бездна посмотрела на него чудовищным оком, полным ужаса и безумия.
Он не сопротивлялся и дал увлечь себя в объятия варпа.
16
«ПРАВДА — ЭТО ВСЁ, ЧТО У НАС ЕСТЬ»
ПОЧТЕННЫЙ ПРОПОВЕДНИК
ДОМА
На этот раз Локен не мог не согласиться с Йактоном Крузом.
— Все не так, как было раньше, мой мальчик, — говорил тот. — Все не так.
Они стояли вдвоем на командной палубе и смотрели на призрачный ореол Давина, висящего в космосе, словно помутневший драгоценный камень.
— Я помню, как мы впервые подошли к этой планете, — продолжал Круз. — Кажется, что это было только вчера.
— А по мне, так с тех пор прошла целая жизнь, — заметил Локен.
— Чепуха, молодой человек, — возразил Круз. — Когда ты накопишь побольше опыта, может, чему-то научишься. Доживи до моих лет, и тогда посмотрим, как ты станешь воспринимать течение времени.
Локен вздохнул. Он был не в настроении выслушивать очередную поучительную и нудную историю о «старых добрых временах».
— Да, Йактон, тогда посмотрим.
— Не пренебрегай моими советами, мальчик, — сказал Круз. — Может, я и стар, но не глуп.
— У меня и в мыслях не было ничего подобного, — ответил Локен.
— Тогда послушай меня внимательно, Гарвель, — продолжал Круз, наклонившись ближе. — Ты думаешь, я ничего не знаю, но это не так.
— Не знаешь о чем?
— О моем прозвище Вполуха, — прошептал Круз, чтобы его не услышал никто из палубной команды. — Я прекрасно знаю, что прозвище дано не из-за привычки говорить тихо, а потому, что никто не обращает внимания на мои слова.
Локен взглянул в вытянутое смуглое лицо Йактона. Кожа от старости была вся в морщинах, но его глаза, обычно полузакрытые, оставались яркими и проницательными.
— Йактон… — начал Локен, но Круз не дал ему договорить:
— Не извиняйся, это не твоя вина.
— Я даже не знаю, что сказать, — смутился Локен.
— А… Не говори ничего. Разве мы обязаны говорить только то, что желают слышать остальные? Мальчик мой, я знаю, что в нашем превосходном Легионе я только реликвия, обломок давно прошедших времен. Знаешь, я еще помню времена, когда мы сражались без Воителя. Можешь себе такое представить?
— Боюсь, очень скоро нам всем представится такая возможность, Йактон. Близится день открытия Дельфоса, а оттуда нет никаких вестей. Апотекарий Ваддон, даже получив анафем, и сейчас не ближе к разгадке этой тайны, чем прежде.
— Анафем?
— Оружие, которым был ранен Воитель, — пояснил Локен, уже жалея, что упомянул меч кинебрахов в присутствии Круза.
— О, это должно быть очень мощное оружие, — глубокомысленно произнес Круз.
— Я бы хотел вместе с Торгаддоном вернуться на Давин, — сменил тему Локен, — но боюсь не сдержаться, встретив Маленького Хоруса или Эзекиля.
— Мальчик, они же твои братья, — сказал Круз. — Что бы ни случилось, никогда не забывай об этом. Обрывая родственные связи, мы рискуем навлечь на себя неприятности. Отворачиваясь от одного брата, мы отворачиваемся от всех.
— Даже если они совершают чудовищную ошибку?
— Даже тогда, — кивнул Круз. — Все мы совершаем ошибки, парень. Надо воспринимать их должным образом — как уроки, усвоенные с тяжкими усилиями. Если только это не смертельные ошибки. В таком случае эти уроки усвоит кто-нибудь другой.
— Я не знаю, что делать, — признался Локен, склонившись над перилами палубы. — Я не знаю, что происходит с Воителем, и ничем не могу ему помочь.
— Да, это нелегко, мой мальчик, — согласился Круз. — И все же, как говорилось в мое время, если ничего не можешь предпринять, не стоит беспокоиться.
— В твои времена, Йактон, жизнь, вероятно, была намного проще, — сказал Локен.
— Да, это точно, — поддакнул Круз, не обращая внимания на сарказм собеседника. — Тогда не было этой чепухи с тайными ложами, и этому выскочке Варварусу в голову бы не пришло требовать крови. Неужели мы позволили бы летописцам обосноваться на славном корабле, писать о нас издевательские стишки и утверждать, что это неприукрашенная правда? Я тебя спрашиваю, куда подевалось былое уважение к Астартес? Все изменилось, мой мальчик, все изменилось.
Слушая Круза, Локен вдруг удивленно прищурился:
— О чем это ты говорил?
— Я сказал, что все изменилось с тех пор…
— Нет, — перебил его Локен. — О Варварусе и летописцах.
— Ты что, не слушал? А, конечно, не слушал, — пробормотал Круз. — Ну, похоже, Варварусу не слишком понравилось, как ты и остальные морнивальцы вели себя, когда привезли на «Дух мщения» раненого Воителя. Этот глупец полагает, что в расплату за убийства должны покатиться чьи-то головы. Он каждый день разговаривает по воксу с Малогарстом и требует, чтобы о происшествии узнала вся флотилия, чтобы семьи погибших получили соответствующую компенсацию, а виновные были наказаны.
— Он хочет нас наказать?
— Так он говорит, — кивнул Круз. — Клянется, что Инг Мае Синг уже отправила в Совет Терры донесение о ваших действиях на пусковой палубе. По-моему, он ужасный зануда. Когда Поход только начинался, нам не приходилось мириться с подобными неприятностями. Вы сражаетесь и проливаете кровь, и если люди оказались у вас на пути, что ж, значит, им не повезло.
Слова Круза ошеломили Локена, и он снова испытал стыд за свое поведение на стартовой палубе. Вина за смерть невинных тяжелым грузом останется в его душе до самого последнего дня жизни, но что сделано, то сделано, и он не собирается тратить время на сожаления. Простым смертным не подобает требовать казни Астартес, какими бы тяжелыми ни были их проступки.
