В 1894 году повелели в паспортах у евреев описывать их наружные приметы; кроме них это делали лишь в паспортах у неграмотных и у состоявших под надзором полиции. В Петербурге этим не ограничились‚ в еврейских паспортах стали обозначать красными чернилами: «вероисповедание – иудейское»‚ чтобы на цвет чернил непременно обратили внимание при регистрации или проверке. Петербургские евреи обжаловали эту практику‚ однако в Сенате решили‚ что градоначальник вправе применять красные чернила для определенной группы обывателей – в интересах охраны общественного порядка. После этого красными чернилами стали пользоваться и в других губерниях.
6
Александр III правил страной около четырнадцати лет‚ и за это время – отметили в еврейском журнале – «не многие вопросы государственной жизни выдвигались так часто и с такой настойчивостью‚ как именно еврейский». За годы его правления появились новые ограничительные постановления‚ которые – в нарушение общего правила – обычно не проводили через Государственный Совет или через Комитет министров, потому что они противоречили основным законам Российской империи. Страна нуждалась в притоке иностранных капиталов‚ и к ограничительным постановлениям старались не привлекать особого внимания‚ так как мировые биржи чутко реагировали на притеснения евреев.
Ограничения вводили при помощи малозаметных министерских циркуляров и разъяснений для внутреннего пользования‚ которые добавлялись к общему законодательству с непременного одобрения царя. Если же постановления публиковали в печати‚ то к ним обязательно добавляли фразу – «впредь до общего пересмотра законодательства о евреях»; таким способом им придавали характер «временных правил»‚ но существовали они десятилетиями. Выселение евреев из Москвы тоже прошло без принятия закона‚ лишь «с Высочайшего соизволения»‚ да и процентная норма в гимназиях и университетах действовала как «временная мера»‚ хотя в Своде законов Российской империи еще в 1804 году было записано в категорической форме: «Дети евреев принимаются в общие учебные заведения безо всякого различия от других детей».
Кроме ограничительных законов и циркуляров существовали пометки царя на представленных ему документах и докладах. Эти пометки сообщались министрам «на предмет исполнения и осведомления»: таким образом становилось известно мнение царя‚ его пристрастия и антипатии. Всякая одобрительная пометка Александра III в отчете какого-либо губернатора считалась для него большим отличием и «вызывала у других губернаторов охоту привлечь и к себе высочайшее внимание‚ – отметил Г. Слиозберг‚ хорошо знакомый с существовавшими порядками. – Этим объясняется то странное явление… что всякая антисемитская мысль во всеподданнейшем отчете одного губернатора находила на следующий же год подражание в отчете другого губернатора‚ причем автор нового отчета прибавлял кое-что и от себя. Царя‚ таким образом‚ питали мыслями‚ соответствовавшими его собственному вкусу».
«Более тяжелого времени в истории русских евреев найти невозможно, – отметил современник. – Ереи вытеснялись из всех завоеванных позиций не только во внутренних губерниях‚ но и в черте оседлости». Был полностью закрыт прием евреев на государственную службу‚ и Александр III написал по этому поводу: «И дай Бог чтобы навсегда!» Евреев не принимали на работу на железные дороги – не только на государственные‚ но и на частные‚ которые построили евреи Поляковы‚ Кроненберг‚ Варшавский. Их не назначали преподавателями в средних учебных заведениях; в университетах почти невозможно было получить должность доцента; талантливым ученым предлагали «обзавестись свидетельством о каком-нибудь христианском исповедании‚ которое откроет двери для государственной службы‚ для профессуры‚ и обеспечит карьеру».
Доктор М. Мандельштам отказался креститься, чтобы стать профессором Киевского университета‚ и в «Недельной хронике Восхода» сообщили: «Когда почтенный доктор читал свою вступительную лекцию‚ то вся аудитория была в восторге… Его товарищи по медицинскому факультету крепко жали ему руку‚ поздравляли с успехом‚ медицинский факультет почти единогласно признал его достойным кафедры‚ а общее собрание его забаллотировало!.. Один из голосовавших пренаивно признался: «Когда Мандельштама предложили в доценты на медицинском факультете‚ я подал голос за него как за достойного ученого. Но когда его баллотировали в общем собрании‚ я ему положил неизбирательный шар как еврею»…»
В 1890 году – «впредь до пересмотра действующих постановлений» – запретили евреям избирать и быть избранными в земские учреждения‚ в ведении которых было народное образование‚ медицинская и ветеринарная служба‚ прочие сферы деятельности местного самоуправления. Официальное объяснение оказалось простым: земскими делами могут заниматься лишь пригодные к этому и благонадежные слои населения‚ а потому участие евреев «в земском деле представляется в высшей степени нежелательным».
В 1892 году лишили евреев права избирать и быть избранными в городские думы. Во многих местах черты оседлости еврейское население вносило более половины городских налогов‚ но теперь у него не оставалось никакого влияния на ведение дел. Христианское меньшинство обкладывало еврейские дома повышенными налогами; значительные суммы городского сбора назначались для таких общественных учреждений‚ которыми евреи не пользовались: у них были собственные больницы‚ дома для престарелых‚ сиротские дома‚ школы‚ но город не давал на это ни единой копейки. Евреи-купцы или промышленники‚ способные руководить сложным городским хозяйством‚ оказались не у дел; в думы городов‚ переполненных евреями‚ избирались христиане – порой мелкие чиновники‚ отставные полицейские‚ учителя чистописания.
В 1893 году Государственный совет – «с Высочайшего изволения» – постановил: «Евреи именуются теми только именами, под коими они записаны в метрические книги»; в противном случае они «подлежат наказанию». Эти книги часто вели малограмотные писцы; они перевирали еврейские имена‚ записывали их в искаженном или уменьшительном виде; там можно было встретить совсем уж невероятную запись: у такого-то еврея «родилась дочь и при обрезании наречена именем Рейзл». В еврейской газете отметили: «В руках писцов самые поэтические и блогозвучные имена превращались в безобразную абракадабру… «Ыцык» окрестил несчастного какой-то писец. И неужели этот несчастный должен лелеять это «ы», как неприкосновенную святыню?..»
Петербургский градоначальник рьяно принялся за выполнение указа и повелел‚ чтобы на вывесках еврейских магазинов и мастерских писали фамилии и имена по паспорту, «в видах устранения возникающих недоразумений». Евреи начали записывать имена мелкими буквами‚ порой в виде замысловатых виньеток: «Ицка Срулевич»‚ «Шлиома Мовшович»‚ «Иоська Мордкович»‚ но градоначальник был неумолим и повелел обозначать «четко и на видном месте‚ согласно утвержденным рисункам». Не обошлось и без анекдотических случаев. Некий торговец добросовестно вывел на вывеске свое имя‚ отчество и фамилию в соответствии с метрикой – Исидор Нохимович Кобылянский. Но в Петербурге жил митрополит Исидор‚ и полицейский пристав запретил еврею именоваться так же‚ как духовный владыка. Дело дошло до градоначальника‚ тот приказал торговцу записать на вывеске лишь отчество и фамилию: так появилась надпись – «Нохимович Кобылянский‚ табачные изделия».
В другом случае у еврея-жестянщика оказалась такая крохотная мастерская‚ что на ее узкой двери не могла поместиться вывеска с обозначением крупными буквами его ремесла‚ имени‚ отчества и фамилии. Жестянщик должен был закрыть мастерскую либо найти выход из положения‚ и он рассудил разумно: если властям необходимо‚ чтобы вывеска раскрывала его иудейское происхождение‚ то этого можно добиться иным способом. Полиция согласилась с его доводами‚ и на двери мастерской появилась надпись: «Жестяных дел мастер‚ еврей Димант».
Закон запретил исправлять имена‚ искаженные в метриках‚ и Сруль не мог теперь именоваться Израилем‚ Шмулька – Шмуэлем‚ Иоська – Иосифом‚ Иудка – Иегудой‚ Мошка – Моше. Властям было безразлично‚ как именуют себя буряты‚ киргизы, другие представители многочисленных народностей Российской империи‚ лишь к евреям стали применять всякие строгости. Как объяснял один из министров: чтобы еврей не мог замаскироваться, и «дабы христианин был осторожнее с ним в деловых отношениях».
В Астрахани осудили некую Хасю‚ которая посмела в газетной публикации именоваться Александрой; в Кишиневе суд потребовал от присяжного поверенного‚ чтобы он назывался Маня взамен незаконного – Эммануил; в Киеве судили купца Яакова‚ который в метрической книге именовался Янкелем. Эксперт разъяснил суду‚ что в своих молитвах евреи взывают к Богу Яакова‚ а не Янкеля‚ и в синагогах‚ при провозглашении имен присутствующих‚ их называют Яаков‚ Иосиф‚ Элиэзер‚ а не Янкель‚ Иоська‚ Лейзер. Суд в Киеве вынес оправдательный приговор‚ но не всегда это заканчивалось благополучно. В Варшаве полицейские потребовали от владелицы магазина‚ чтобы она убрала с вывески христианское имя – Елена. Когда же она представила метрику с этим именем‚ начальство повелело поменять вывеску во избежание всяких недоразумений‚ и теперь на ней значилось: «Елена Рагозинская – еврейка».
