В 1886 году выслали из Киева сотни семейств; некоторые из них поселились на Днепре‚ на плотах и баржах‚ воспользовавшись тем‚ что «Временные правила» не предусмотрели запрета на такой вид проживания. От выселения могла спасти лишь взятка: ограничительные законы разоряли евреев‚ а уклонение от них обогащало местные власти. В Москве и Петербурге полицейские участки различались по степени доходности; отличием по службе считали назначение в такой участок, где проживало еврейское население. При съёме квартиры в Киеве евреи договаривались с домовладельцами‚ кто из них будет платить полицейскому чину: квартира нанималась «с околоточным» или «без околоточного». Не случайно государственный контролер заявил на заседании министров, обсуждавших вопрос об отмене черты оседлости: «А вы, господа, не боитесь осложнений среди полиции? Чего доброго, пристава и околоточные устроят забастовку протеста или же произведут погромчики для доказательства несоответствия принятой меры желаниям истинно русских людей».
Пока происходили те события‚ в Петербурге работала «Высшая комиссия по пересмотру действующих законов о евреях». Ее председателем был бывший министр юстиции граф К. Пален‚ и потому комиссию называли «Паленской». В ее состав входили чиновники из разных министерств‚ приглашались на заседания и «эксперты из евреев» – банкир Г. Гинцбург‚ промышленники С. Поляков и А. Варшавский‚ юрист Я. Гальперн‚ петербургский раввин А. Драбкин и другие. Писатель Н. Лесков составил для комиссии брошюру «Евреи в России»‚ в которой предлагал предоставить евреям «общечеловеческие права», «имея в виду высшую выгоду‚ выгоду государства».
Лесков отметил в этой брошюре: «Евреи столярничают, кладут печи, штукатурят, малярят, портняжничают, сапожничают, держат мельницы, пекут булки, куют лошадей… Если в еврейских городках и местечках… процент шинкарей выйдет несколько более, то справедливость заставит при этом принять в расчет разность прав и подневольную скученность евреев, при которой иной и рад бы заняться чем иным, но не имеет к тому возможности… Христианин не знает этого стеснения; он живет, где хочет, и может легко избрать другое дело, но, однако, и он тоже кабачествует и в этом промысле являет ожесточенную алчность и бессердечие». Из той же брошюры: «Когда русскому солдату напоминают пословицу, что «только плохой солдат не надеется быть генералом», то рядом с ним стоящему в строю солдату-еврею прибавляют: «а ты, брат, жид, – до тебя это не касается…» И затем, после такого военного красноречия, ведут рядом в огонь битвы обнадеженного русского и обезнадеженного еврея».
«Паленская» комиссия пять лет изучала всевозможные материалы‚ и наконец большинство ее участников во главе с председателем осудили систему «репрессивных и исключительных мер». Они пришли к выводу‚ что ограничительные законы Российской империи заставляют 90 процентов еврейского населения жить «в нищете‚ при самых тяжелых гигиенических и бытовых условиях»‚ под страхом погромов и насилия. Это «самый настоящий отчаянный пролетариат‚ какого нет нигде в других частях России… – признали они в своем отчете. – С государственной точки зрения еврей должен быть равноправен. Не давая ему одинаковых прав‚ нельзя‚ собственно‚ требовать и одинаковых государственных обязанностей».
Члены комиссии рекомендовали вводить «освободительные и уравнительные законы… с величайшей осторожностью и постепенностью»‚ но и такие скромные предложения оказались не ко времени. Взамен комиссии Палена создали особое совещание под председательством В. Плеве. Несколько лет‚ в глубокой тайне‚ это совещание готовило «проект из сорока четырех пунктов» очередного антиеврейского закона. Этот проект предполагал отменить льготы на право жительства во внутренних губерниях‚ очистить деревни от евреев‚ ввести уголовные наказания за нелегальное проживание в сельской местности и за незаконную аренду недвижимости‚ – новые ограничения собирались распространить и на евреев Царства Польского‚ положение которых было менее трагичным.
Проект закона под большим секретом разослали для отзыва во многие губернии; местное начальство уловило новые веяния из Петербурга‚ и практически одновременно губернаторы потребовали от полиции обратить внимание на «дерзкое поведение евреев»‚ которые не снимали шапки при встрече с чиновниками. В городе Мстиславле евреям пригрозили тяжким наказанием‚ которое «сопряжено с физической болью и публичным позором»‚ если они не проявят должного почтения к начальству; другими словами‚ как разъяснил прокурор‚ «попросту будем драть на площади».
4
В конце 1890 года в лондонской газете «Таймс» напечатали воззвание местного комитета в защиту российских евреев: «Может ли цивилизованная Европа‚ могут ли христиане Англии смотреть на эту медленную пытку‚ на это бескровное убийство – и молчать?» В ответ на призыв в Лондоне собрались на митинг более двух тысяч человек и послали петицию русскому царю: «Крики отчаяния доносятся до нас от тысяч евреев‚ страдающих в Вашей обширной империи… Пять миллионов подданных Вашего Величества стонут под игом исключительных и ограничительных законов. Остатки нации‚ откуда вышли религии – наша и ваша‚ и вообще всякая религия на земле‚ признающая единого Бога… подчинены в Вашей империи таким законам‚ при которых жить и преуспевать невозможно».
В России эту петицию не опубликовали‚ но косвенно ответили на нее в газете: «Никогда семитам не жилось так легко на Руси‚ как в настоящее время‚ а между тем никогда еще они так сильно не жаловались. Какая же тому причина? Это особенность семита: он никогда ничем не доволен. Чем больше ему дают‚ тем больше он требует». А в петербургском «Новом времени» обругали премьер-министра Великобритании У. Гладстона‚ «выжившего из ума старика»: «Его необдуманные речи могут возбуждать у русских евреев такие мечтания и надежды‚ на которые они не имеют ни малейшего права». Ограничительная политика продолжалась без послаблений‚ и на очереди оказались московские евреи.
При Николае I еврейские купцы могли приезжать в Москву лишь по делам‚ на короткий срок‚ без жен и детей‚ и останавливаться в гетто – на Глебовском подворье в Зарядье. При Александре II гетто упразднили‚ и евреям позволили жить в любой части города. Богатые купцы‚ банкиры и адвокаты снимали удобные квартиры в центре Москвы‚ нанимали гувернанток и репетиторов для своих детей‚ покупали товары в модных магазинах‚ посещали театры и консерваторию‚ – а еврейская беднота‚ мелкие торговцы и ремесленники продолжали ютиться в Зарядье‚ в тесноте узких улочек‚ среди прочей бедноты.
Житель Москвы вспоминал:
«К концу семидесятых годов в Зарядье было уже две синагоги‚ и вся торговля была в руках евреев… Торговки-еврейки с съестными припасами и разным мелким товаром располагались не только на тротуарах‚ но прямо на мостовой. По переулкам были еврейские мясные‚ колбасные лавочки и пекарни‚ в которых к еврейской Пасхе выпекалось огромное количество мацы… Много было в Зарядье и ремесленников-евреев; большей частью они занимались портновским‚ шапочным и скорняжным ремеслом.
Интересную картину представляло Зарядье в один из еврейских праздников… С молитвенниками в руках‚ в длиннополых‚ чуть не до самых пят‚ сюртуках‚ в бархатных картузах… из-под которых выбивались длинные закрученные пейсы‚ евреи толпами шли посредине мостовой… С вечера пятницы шумное‚ суетливое Зарядье затихало – переулки были пустынны. В каждом доме приготовлялся ужин‚ за который усаживалась вся семья; на столах в особых подсвечниках горели свечи… Днем в субботу сидели дома‚ с утра читали священные книги‚ а к вечеру шли гулять. Излюбленным местом прогулок был Александровский сад».
И далее:
«Большая комната‚ в углу русская печь‚ за перегородкой спальня. В каждом из этих номеров жили так густо‚ так скученно‚ что каждый номер вмещал в себя не менее десяти – пятнадцати человек…
Вот наступают сумерки‚ квартиранты понемногу возвращаются. Тряпичник тащит целый узел тряпья. Чего тут только нет: куски бархата‚ сукна‚ шерстяной материи‚ ситцу‚ шелку‚ кружев… Картузник‚ подобрав подходящие куски‚ начинает шить картузы; завтра он их сбудет тут же‚ в этом переулке. На другом конце стола портной из кусков создает брючки‚ чинит‚ зашивает старое‚ чистит и штопает. Работа кипит… Духота и вонь от спертого воздуха‚ от тряпья‚ дым от курения‚ теснота. Сидят на окнах‚ на кроватях‚ на узлах. Женщины вяжут чулки‚ нянчат ребят… Вся эта неугомонная суета лезет‚ кричит‚ поет‚ смеется‚ стонет и плачет…
Главное занятие скорняков-евреев состояло в том‚ что они ходили по портновским мастерским и скупали… полоски меха‚ которые мастера выгадывали при шитье… Скорняки-евреи сшивали полоски в целые пластинки и продавали их в старьевские лавочки на Старой площади. Еще эти скорняки занимались тем‚ что в мездру польского дешевого бобра вставляли седые волосы енота или какого-нибудь другого зверька; от этого польский бобер принимал вид дорогого камчатского бобра…»
