— Не так уж много костров полевых кухонь, генерал, — заметил Лоу, кивнув в сторону лагеря мятежников, где среди ободранных землянок виднелась кучка потрепанных палаток.
Там дымили несколько костров, но очень мало, а из торчащих из землянок неподалеку от батарей оловянных труб дым вообще не поднимался. Хайнтцельман уставился на батарею.
На флагштоке развевалось знамя мятежников, но в поле зрения не было канониров. Неужели они ожидали бомбардировку и уже успели укрыться? Он поднял подзорную трубу, чтобы тщательно осмотреть лагерь. Он различил то место, где привязывали лошадей, и оставленные передками пушек следы колес на траве, но ни одного человека.
— Что им сказать? — спросил Лоу. Рука профессора лежала на телеграфном аппарате, связанным с землей по кабелю.
Второй телеграфный аппарат ожидал на земле, чтобы передать сообщенные аэронавтами сведения в штаб генерала Макклелана. Сам генерал еще оставался в постели, довольный тем, что может предоставить всю работу канонирам, не нуждающимся в его присутствии.
Нового Наполеона разбудил адъютант через два часа после рассвета.
— У нас есть отчет с воздушного шара, сэр.
— И? — генералу не очень-то хотелось просыпаться.
— Враг ушел, сэр.
Макклелан уставился на часы, лежащие на ночном столике, а потом потянулся и открыл ставни. Он зажмурился от яркого света и снова повернулся к адъютанту.
— Что вы сказали?
— Окопы врага покинуты, сэр.
Адъютанта звали Луи-Филипп-Альбер д'Орлеан, граф Парижский, он приехал в Америку, вдохновившись примером Лафайета, чтобы помочь вновь объединить страну, и на мгновение решил, что, может, неправильно изъясняется по-английски.
— Мятежники отступили, сэр, — заявил он со всей возможной ясностью. — Окопы пусты, сэр.
— Кто это сказал? — сердито поинтересовался Макклелан.
— Генерал Хайнтцельман из гондолы воздушного шара, сэр, вместе с профессором Лоу.
— Это им приснилось. Приснилось! — генерал не мог вынести подобной глупости. Как это мятежники отступили? Лишь прошлой ночью они огласили небо канонадой!
Всполохи от выстрелов на западном горизонте походили на летнюю грозу, снаряды пронзили воздух линиями небесного огня, а эхо от взрывов прокатывалось над мокрыми полями.
Генерал захлопнул ставни и сделал знак своему адъютанту-аристократу, чтобы тот удалился. Внизу стрекотал телеграфный аппарат, сообщая всё новые сведения от воздухоплавателей, но генерал не желал о них знать. Он хотел поспать еще часок.
— Разбудите меня в восемь, — приказал он. — И велите канонирам открыть огонь!
— Да, сэр, конечно, сэр, — граф Парижский тихо удалился, закрыв за собой дверь, а потом позволил себе вздохнуть, не веря в подобную тупость генерала.
Канониры ждали. Позади них высоко в небе дергался на веревке желтый воздушный шар. Солнце зашло за тучу, и на прорезиненную поверхность шара упали первые капли дождя.
Дюжина иностранных атташе и пара десятков газетчиков ожидали у самой большой батареи северян приказа открыть огонь, но хотя орудия были нацелены, заряжены, а запалы приготовлены, с воздушного шара не поступил приказ начать стрельбу.
Вместо этого со стороны федералистов поскакал вперед небольшой отряд кавалерии. Дюжина всадников рассеялась по окрестностям на случай, если враг выпустит в них снаряд, начиненный картечью или шрапнелью.
Они продвигались очень осторожно, каждые несколько шагов останавливаясь, и офицер осматривал вражеские укрепления в подзорную трубу. Лошади опускали головы, чтобы пощипать роскошную длинную траву, выросшую на никем не потревоженном пространстве, разделявшем две армии. Кавалерия снова тронулась в путь.
То там, то сям на вражеских редутах были заметны часовые, но они не двигались, даже когда в них попадали пули снайперов-северян.
Часовые были сделаны из соломы и охраняли покинутые оборонительные сооружения, потому что ночью генерал Джонстон приказал солдатам генерала Магрудера отступить к Ричмонду. Мятежники ушли тихо, оставив пушки, палатки, костры — всё то, что не могли унести на своих спинах.
Генерал Макклелан, наконец-то проснувшийся и понявший, что произошло, приказал устроить погоню, но в армии северян никто не был готов к подобному развитию событий. Лошади кавалерии паслись, а сами кавалеристы играли в карты, слушая, как дождь барабанит по палаткам. Единственными готовыми к действиям войсками оказалась артиллерия, но их мишени растворились в ночи.
Дождь зарядил сильнее, когда пехота северян захватила покинутые окопы. Кавалеристы наконец-то оседлали лошадей, но детальных приказов о том, как вести преследование, не поступило, поэтому всадники не сдвинулись с места.
Макклелан тем временем составлял депешу в столицу Севера. Как сообщал генерал, Йорктаун пал в результате блестящей демонстрации военного искусства янки.
Он провозгласил, что сто тысяч мятежников с пятистами орудиями были изгнаны из окопов, сделав возможным наступление на вражескую столицу. Он предупредил, что последует еще несколько отчаянных битв, но по крайней мере в этот день Господь улыбнулся Северу.
Солдаты Магрудера, которых никто не преследовал и не побеспокоил, отошли на запад, а новый Наполеон приступил к запоздалому ланчу.
— Мы одержали победу, — сказал он своим адъютантам. — Благодарение Господу всемогущему, мы одержали победу.
Ги Белль давал последние инструкции Старбаку в прихожей приходящего в упадок ричмондского дома. Дождь ручьем тек по сломанному водостоку и лился на крышу крыльца, капал с густой листвы в саду, образовывая лужи на песчаной подъездной аллее, где ожидал старинный экипаж Ги Белля.
В позолоченных осях экипажа отражался тусклый свет мерцающих на столбах фонарей.
— Экипаж доставит вас к вашим дамам, — сказал Ги Белль, кисло поморщившись при последних словах, — но не заставляйте кучера ждать дольше полуночи. К этому времени он должен отвезти вас на встречу с человеком по имени Тайлер. Это проводник, которой переправит вас через линию фронта. Это ваш пропуск на выход из города, — Ги Белль вручил Старбаку знакомый паспорт из коричневой бумаги. — Тайлер же и проведет вас обратно. Если вы вернетесь.
— Я вернусь, сэр.
— Если будет к чему возвращаться. Прислушайтесь! — старик указал на дорогу, проходившую позади высокой обрамленной камнем стены его сада, и Старбак услышал стук колес и копыт.
Движение стало оживленным после того как города достигли известия о сдаче Йорктауна, повергнув весь Ричмонд в беспорядочное бегство.
Те, у кого имелись деньги, нанимали повозки и экипажи, забивали их скарбом и отправлялись в южные округа штата, а те, кто не имел возможности перевезти свои ценности в безопасное место, закапывали их на задних дворах.
Коридоры административных зданий были до потолков забиты коробками с документацией, переправляемой в город Колумбия в Южной Каролине, который должен был стать новой столицей в случае падения Ричмонда, а на вокзале железной дороги Ричмонд-Питерсберг на Бёрд-стрит стоял под парами локомотив с составом бронированных вагонов, готовый эвакуировать золотой запас Конфедерации.
По слухам, даже жена президента готовилась увезти детей от наступавших янки.
— Думаю, так она и поступит — мрачно прокомментировал Ги Белль, когда эти известия достигли Гайд-Хауса. — У этой женщины манеры торговки рыбой.
Теперь, в дождливых сумерках, Ги Белль снабдил Старбака фальшивым письмом, состряпанным этим утром.
Письмо, написанное почерком, имитирующим печатные буквы найденного в номере отеля Уэбстера документа, сообщало о большой концентрации войск мятежников в Ричмонде. Письмо было зашито в водонепроницаемую ткань и спрятано в поясе панталон Старбака.
— Оно у меня, сэр, — сказал Старбак.
— Да пребудет с вами Господь, — отрывисто напутствовал его Ги Белль и отвернулся. Старбак предположил, что, пожалуй, ему не дождаться никаких других прощальных слов, кроме этого короткого благословения, накинул на плечи шинель Оливера Уэнделла Холмса и выбежал в дождь к ожидавшему экипажу. Он не взял с собой оружия.
Он перестал носить саблю после первого же сражения, винтовку оставил Траслоу, а его прекрасный револьвер с рукояткой из слоновой кости, который он забрал у убитого Итана Ридли при Манассасе, украли, пока он пребывал в заключении. Старбак хотел нацепить револьвер, но Ги Белль отговорил его.
— Ваша цель — пробраться через линию фронта и не быть принятым за лазутчика. Идите безоружным, держите руки высоко и врите как хороший адвокат.
— А как врет адвокат?
— Со страстью, мистер Старбак, и самовнушенной верой, хотя и временной, что излагаемые факты — и есть сама правда Господня. Вы должны поверить в ложь, и лучший способ поверить — это убедить себя в том, что ложь — самый краткий путь к добру.
