Участок окаймляла высокая кирпичная стена с верхним рядом из выщербленного белого камня, за стеной возвышались цветущие деревья.
В глубине, за неухоженной рощицей и металлическими воротами, оканчивающимися наверху острыми шипами, стоял когда-то величественный трехэтажный дом с открытыми верандами на каждом этаже и богато украшенным подъездом для экипажей. Дождя не было, но в атмосфере раннего утра всё в доме казалось сырым.
Даже свисающие с ограждения веранд прекрасные цветущие лианы выглядели какими-то поникшими, краска на верандах облупилась, а перила местами поломались.
Деревянная лестница парадного входа, по которой старик повел Старбака, выглядела гнилой и позеленевшей. Рабыня распахнула входную дверь за мгновение до того, как старик подошел к ее тяжелым створкам.
— Это капитан Старбак, — буркнул он открывшей дверь женщине. — Покажи ему его комнату. Ванна для него готова?
— Да, масса.
Старик вытащил часы.
— Завтрак через сорок пять минут. Марта покажет вам, где. Идите!
— Сэр? — обратилась Марта ко Старбаку и махнула в сторону лестницы.
За время всей поездки Старбак не произнес ни слова, но теперь, в окружении этой неожиданной и слегка поблекшей роскоши старого дома, он ощутил, как его самоуверенность испаряется.
— Сэр? — произнес он вслед удаляющемуся старику.
— Завтрак через сорок четыре минуты! — гневно отозвался тот, а потом исчез в двери.
— Сэр? — повторила Марта, и Старбак позволил девушке увести себя наверх, в большую и роскошную спальню. Комната когда-то была элегантной, но теперь прекрасные обои покрылись пятнами от сырости, а шикарный ковер был изъеден молью и выцвел.
Кровать была покрыта обветшалым гобеленом, на котором аккуратно, словно прекрасный вечерний костюм, лежал старый мундир Старбака.
Китель был отстиран и заштопан, ремень отполирован, а ботинки, стоящие у подножия кровати, починены и намазаны ваксой.
Здесь была даже шинель Уэндела Холмса. Рабыня распахнула дверь, ведущую в небольшой будуар, где напротив угольного камина дымилась маленькая ванна.
— Хотите, чтобы я осталась, масса? — робко спросила Марта.
— Нет-нет, — Старбак едва мог поверить, что это и правда с ним происходит. Он прошел в будуар и попробовал рукой воду. Она была так горяча, что он с трудом держал в ней руку.
На плетеном стуле дожидалась стопка белых полотенец, а бритва, мыло и кисточка для бритья стояли рядом с фарфоровым кувшином на туалетном столике.
— Если вы оставите свою старую одежду за дверью…, - начала Марта, но не закончила предложения.
— Вы ее сожжете? — предположил Старбак.
— Я вернусь за вами через сорок минут, масса, — сказала она, присев в реверансе, а потом ретировалась обратно к двери, закрыв ее за собой.
Час спустя Старбак был выбрит, отмыт от грязи, одет, а желудок его наполнен яйцами, ветчиной и хорошим белым хлебом. Даже кофе был настоящим, а сигара, которую он выкурил после еды — душистой и с мягким вкусом.
Обилие еды угрожало спровоцировать очередной приступ тошноты, но он начал есть медленно, а когда его желудок не восстал, накинулся на пищу с жадностью. Во время завтрака старик почти не разговаривал, лишь высмеивал некоторые абзацы в утренних газетах.
Как показалось Старбаку, он был настолько экстраординарен, что выглядел зловещим. Домашние рабыни явно его побаивались. У стола прислуживали две девушки, обе такие же светлокожие и привлекательные мулатки, как и Марта.
Старбак решил, что, возможно, просто находится в таком состоянии, что все женщины кажутся ему привлекательными, но старик заметил, как он смотрит на рабынь, и подтвердил его мнение.
— Не выношу в доме ничего некрасивого, Старбак. Если мужчине суждено владеть женщинами, то, по крайней мере, ему стоит обладать самыми хорошенькими, и я могу себе это позволить. Я продаю их, когда им исполняется двадцать пять.
Будете держать женщину слишком долго, и она решит, что знает о вашей жизни больше, чем вы сами. Покупайте их молодыми, заставляйте вести себя послушно и продавайте быстро. Вот секрет счастья. Пойдемте в библиотеку.
Старик проследовал через двустворчатую дверь в комнату, которая была просто великолепна, хотя это великолепие и пришло в запустение.
Изумительные резные книжные шкафы возвышались на двенадцать футов, с паркетного пола до декорированного лепниной потолка, но штукатурка потолка местами обвалилась, золото со шкафов облезло, а корешки книг в кожаных обложках истрепались.
Заваленные книгами старые столы вздулись от влажности, да и вся эта печальная комната воняла сыростью.
— Мое имя гибель, — произнес старик своим чарующим голосом.
— Гибель? — не смог скрыть своего удивления Старбак.
— Г, И, новое слово с большой буквы Б, Е два Л, мягкий знак. Это французская фамилия — Ги Белль. Мой отец приехал сюда с Лафайетом[49], да так и не вернулся домой. Не к чему было возвращаться. Он был незаконнорожденным, Старбак, прижит шлюхой-аристократкой.
Семья получила по заслугам во времена французского террора. Головы так и летели на великолепной машине доктора Гильотена. Ха! — Ги Белль устроился за самым большим столом, заваленном кипой книг, бумаг, чернильниц и перьев.
— Чудесная машина доктора Гильотена сделала меня маркизом чего-то там или еще кем-то, правда, по мудрому решению нашей прежней страны нам не дозволено пользоваться титулами. Вы верите в эту чепуху Джефферсона о том, что все люди созданы равными, Старбак?
— Меня воспитывали на вере в это, сэр.
— Меня интересует, не какую чепуху забивали в вашу голову в детстве, а лишь какой чепухой она забита теперь. Вы верите в то, что все люди созданы равными?
— Да, сэр.
— В таком случае вы глупец. Даже самому скудному уму очевидно, что некоторые созданы более мудрыми, чем другие, некоторые — более сильными, а немногие счастливчики — более безжалостными, чем другие, из чего мы можем ясно заключить, что наш творец намеревался сделать так, чтобы мы жили в удобных иерархических границах.
Сделайте людей равными, Старбак, и вы поднимете глупость на один уровень с мудростью и потеряете способность отличить одну от другой. Я достаточно часто повторял это Джефферсону, но он никогда не прислушивался к доводам других.
Садитесь. Можете стряхивать пепел на пол. Когда я умру, всё это сгниет, — он махнул тощей рукой, чтобы показать, что говорит о доме и его великолепном, но пришедшем в упадок содержимом.
— Я не верю в унаследованное богатство. Если человек не может сделать деньги сам, то в его распоряжение не следует отдавать состояние другого. С вами плохо обращались.
— Да.
— Вам не повезло, что с вами обращались как с конфедератом. Когда мы хватаем северянина и подозреваем его в шпионаже, мы его не избиваем, чтобы и северяне не избивали наших разведчиков. Мы их вешаем, конечно, но не бьем. С иностранцами мы обращаемся согласно тому, какого обращения ждем от этих стран, но с собственными людьми ведем себя отвратительно. Майор Александер просто идиот.
— Александер?
— Конечно, вы же не встречались с Александером. Кто вас допрашивал?
— Мелкая сволочь по имени Гиллеспи.
Ги Белль хмыкнул.
— Бледное существо, научившееся этим проделкам от безумцев своего отца. Он до сих пор верит в вашу виновность.
— В то, что я брал взятки? — с презрением спросил Старбак.
— Я очень надеюсь, что вы брали взятки. Как же иначе можно чего-то добиться в республике, где все равны? Нет, Гиллеспи считает вас шпионом.
— Идиот.
— В этом я с вами соглашусь. Вам понравилось повешение? Мне — да. Запороли всё дело, да? Вот что происходит, когда вы вверяете ответственность кретинам. Предполагается, что они нам равны, но они даже повесить-то человека как следует не могут! Неужели это сложно? Смею сказать, что мы с вами смогли бы сделать это как следует с первого раза, Старбак, но нас с вами творец наделил мозгами, а не полным черепом гнилых опилок. Уэбстер страдал ревматизмом. Худшим для него наказанием было бы оставить его жить в сыром месте, но мы проявили милосердие, повесив его. У него репутация лучшего и ярчайшего шпиона северян, но, должно быть, всё-таки не самого лучшего, раз мы смогли его поймать и так неуклюже казнить, а? Теперь нам нужно схватить еще одного и тоже казнить, — Ги Белль поднялся и подошел к мрачному окну, уставившись на густую и влажную растительность перед домом.
— Президент Дэвис назначил меня, в силу занимаемой должности, своим охотником на ведьм, точнее, человеком, который избавляет нашу страну от предателей. Думаете, это задание выполнимо?
— Не могу знать, сэр.
— Конечно, невыполнимо. Невозможно прочертить на карте линию и заявить, что впредь каждый по эту сторону будет хранить верность новой стране! У нас наверняка сотни людей, втайне желающих победы Северу. Сотни тысяч, если считать и черных. Большинство белых — женщины и священники, эти из сорта безвредных идиотов, но некоторые опасны. Моя задача состоит в том, чтобы отобрать действительно опасных и использовать остальных, чтобы посылать ложные сведения в Вашингтон. Прочтите это, — Ги Белль пересек комнату и бросил на колени Старбаку лист бумаги.
